Гарри Поттер и Орден феникса (с илл. из фильма) - Роулинг Джоан Кэтлин. Страница 103

И вышел за край портрета.

— Ну и идите! — заорал Гарри пустому холсту. — И передайте Дамблдору мою благодарность не знаю за что.

Холст хранил молчание. Разъяренный Гарри подтащил чемодан обратно к изножью кровати и повалился ничком на изъеденное молью покрывало.

Он закрыл глаза, все тело налилось тяжестью и ныло. Ощущение было такое, как будто он прошел пешком сотни миль... Казалось невероятным, что меньше суток назад Чжоу Чанг подходила к нему под омелой... он так устал... он боялся уснуть... но не знал, долго ли сможет бороться со сном... Дамблдор велел остаться. Значит, наверное, можно спать... но страшно. Что, если это случится снова?

Он погружался во тьму...

И, словно только этого дожидавшийся, в голове начал крутиться фильм. Он шел по пустынному коридору к черной двери, между грубых каменных стен и факелов, мимо дверного проема, за которым каменная лестница уходила влево и вниз...

Он подошел к черной двери, но не может ее открыть. И стоит, глядит на нее в отчаянии... за ней то, чего он жаждет всей душой... несказанная награда... Если бы только перестало дергать шрам... тогда бы он мог отчетливее соображать...

— Гарри, — послышался где-то вдалеке голос Рона, — мама говорит, ужин готов, но если ты не хочешь вставать, она для тебя оставит.

Гарри открыл глаза, но Рона уже не было в комнате.

«Он не хочет оставаться со мной наедине, — подумал Гарри. — После того, что услышал от Грюма».

Да никто не захочет терпеть его в этом доме, зная, что у него внутри.

Он не пойдет ужинать, не станет обременять их своим обществом. Он повернулся на другой бок и вскоре опять уснул. Спал долго, проснулся только ранним утром, с голодной болью в животе. На другой кровати храпел Рон. Едва разлепив глаза, Гарри увидел темные очертания Финеаса Найджелуса на портрете и подумал, что Финеас, наверное, послан Дамблдором — проследить, чтобы он на кого-нибудь еще не напал.

Ощущение оскверненности стало еще сильнее. Он готов был пожалеть, что послушался Дамблдора. Если такая жизнь ожидает его теперь на площади Гриммо, уж лучше было бы действительно убраться на Тисовую улицу.

Утром все развешивали рождественские украшения. Гарри никогда еще не видел Сириуса в таком хорошем настроении — он распевал рождественские гимны и был несказанно рад тому, что встретит Рождество не один, а в компании. Голос его доходил до Гарри сквозь пол холодной гостиной, где он сидел один, смотрел, как белеет небо за окном, набрякая снегом, и испытывал какую-то свирепую радость от того, что дал возможность остальным посудачить о нем — чем они, конечно, и заняты. В обед миссис Уизли тихо позвала его снизу, но он не откликнулся и ушел на самый верх.

Около шести вечера в дверь позвонили, и миссис Блэк опять принялась вопить. Решив, что это пришел Наземникус или кто-нибудь еще из Ордена, Гарри только поудобнее устроился у стены в комнате Клювокрыла. Теперь он прятался здесь и подкармливал гиппогрифа дохлыми крысами, стараясь забыть о собственном голоде. Когда через несколько минут в дверь к нему сильно постучали, его это порядком удивило.

— Я знаю, что ты здесь, — раздался голос Гермионы. — Выйди, пожалуйста. Я хочу с тобой поговорить.

Гарри открыл дверь.

— А ты что тут делаешь?

Клювокрыл разгребал солому на полу, отыскивая случайно оброненные кусочки крысы.

— Я думал, ты на лыжах катаешься с мамой и папой.

— Честно говоря, лыжи — не самое любимое мое занятие. Приехала на Рождество сюда. — В волосах у нее был снег, лицо раскраснелось от мороза. — Только не говори Рону. Он надо мной смеялся, а я без конца доказывала ему, что кататься на лыжах — большое удовольствие. Папа с мамой немного огорчились, но я сказала, что все, кто ответственно относится к экзаменам, остаются в Хогвартсе заниматься. Они хотят, чтобы я хорошо сдала, они поняли. Короче, — бодро сказала она, — идем в твою спальню, мама Рона растопила там камин и прислала сандвичи.

Гарри спустился за ней на второй этаж. К его удивлению, в спальне были Рон и Джинни — оба сидели на кровати Рона.

— Я приехала на автобусе «Ночной рыцарь», — беззаботно сообщила Гермиона, снимая куртку. — Дамблдор еще вчера утром сказал мне, что случилось, но пришлось дождаться официального окончания семестра. Амбридж и так вся позеленела от того, что вы улизнули у нее из-под носа. Правда, Дамблдор ей объяснил, что мистер Уизли в больнице святого Мунго и он дал вам разрешение навестить его. Так что...

Она села рядом с Джинни, и теперь они смотрели на Гарри все трое.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Гермиона.

— Прекрасно, — сухо ответил Гарри.

— Только не ври. Рон и Джинни говорят, что ты от всех прячешься с тех пор, как вернулись из больницы.

— Говорят? Да? — сказал Гарри, сердито глядя на брата и сестру.

Рон рассматривал свои ботинки, а Джинни нисколько не смутилась.

— Да, прячешься, — сказала она. — И смотреть ни на кого не хочешь.

— Это вы не хотите на меня смотреть!

— Может, вы друг на друга по очереди смотрите, просто не совпадаете по времени? — предположила Гермиона, причем уголки рта у нее слегка поднялись.

— Очень остроумно, — огрызнулся Гарри и стал смотреть в сторону.

— Ах, как приятно чувствовать себя непонятым, — съязвила Гермиона. — Знаешь, они мне сказали, что вы подслушали вчера через Удлинители ушей.

— Да ну? — Засунув руки в карманы, Гарри смотрел на снегопад за окном. — Все обо мне говорили? Ничего, я привыкаю.

— Мы с тобой хотели поговорить, — сказала Джинни, — но ты все время от нас прячешься...

— А я не хочу, чтоб со мной говорили, — сказал Гарри, все больше и больше раздражаясь.

— Ну, это глупо с твоей стороны, — сказала Джинни. — Из всех твоих знакомых только я одна знаю, каково это, когда ты одержим Сам-Знаешь-Кем, и могу тебе рассказать.

Гарри на секунду застыл, ошеломленный этими словами.

— Я забыл...

— Поздравляю, — холодно откликнулась Джинни.

— Прости, — сказал Гарри и правда почувствовал стыд. — Так ты думаешь... думаешь, и я одержим?

— А ты можешь вспомнить все, что делал? — деловито спросила Джинни. — Были ли у тебя такие провалы в сознании, когда ты не знаешь, чем занимался?

Гарри стал мучительно припоминать.

— Нет.

— Тогда Сам-Знаешь-Кто не завладел тобой, — твердо сказала Джинни. — Когда это было со мной, у меня вылетало из памяти то, что я делала в предыдущие часы. Окажусь где-то и сама не знаю, как сюда попала.

Гарри боялся ей поверить, но на душе у него все-таки стало легче.

— А как же этот сон с твоим папой и змеей?

— Гарри, у тебя и раньше бывали такие сны, — вмешалась Гермиона. — В прошлом году ты тоже иногда чувствовал, что замышляет Волан-де-Морт.

Гарри покачал головой.

— В этот раз было не так. Я был внутри змеи. Как будто сам был змеей... А вдруг это Волан-де-Морт перенес меня в Лондон?

— Когда-нибудь, Гарри, — с большим раздражением сказала Гермиона, — ты все-таки прочтешь «Историю Хогвартса», и, может быть, она напомнит тебе, что с территории Хогвартса нельзя трансгрессировать. Даже Волан-де-Морт не в силах заставить тебя вылететь из спальни.

— Ты не покидал своей постели, понял? — сказал Рон. — Ты вертелся во сне не меньше минуты, пока мы тебя будили.

Гарри снова заходил по комнате. То, что они говорили, было не только утешительно, но и звучало здраво. Не отдавая себе отчета, он схватил с тарелки сандвич и чуть не целиком запихнул его в рот.

«Все-таки я не оружие», — подумал он. Сердце его наполнилось радостью, и он готов был присоединиться к Сириусу, который протопал мимо их двери к лестнице наверх, распевая во весь голос: «Храни тебя Господь, веселый гиппогриф».

И что ему взбрело справлять Рождество на Тисовой улице? Радость Сириуса от появления гостей, и особенно Гарри, была заразительна. Он уже не был хмурым гостеприимцем, как летом, — теперь он был полон решимости подарить ребятам не меньше, а то и больше удовольствий, чем доставил бы им праздник в Хогвартсе. Он трудился без устали, с их помощью убирая и украшая дом, и к сочельнику дом стал неузнаваем. Потускневшие люстры опутаны были теперь не паутиной, а гирляндами из остролиста, золотой и серебряной канителью, на вытертых коврах искрились сугробы волшебного снега, большая елка, добытая Наземникусом и украшенная живыми феями, заслонила от глаз родословное дерево Сириуса, на сушеные головы эльфов нацепили красные колпаки и белые бороды, как у Санта-Клауса.