Гарри Поттер и Орден феникса (с илл. из фильма) - Роулинг Джоан Кэтлин. Страница 95

Поупражнявшись десять минут в Чарах помех, они разложили по полу подушки и занялись Оглушением. Пространства было слишком мало, чтобы всем заниматься одновременно; поэтому половина группы наблюдала за другой, а потом они менялись. Гарри смотрел на их работу, и его буквально распирало от гордости. Правда, Невилл оглушил вместо Дина, в которого целился, его соседку Падму Патил, но промах был гораздо меньше обычного, и все остальные тоже действовали успешнее, чем прежде.

Через час Гарри скомандовал: «Стоп».

— У вас уже очень хорошо получается, — сказал он, обводя их довольным взглядом. — Когда вернемся с каникул, попробуем что-нибудь покрепче, может, даже Патронуса.

В ответ — взволнованный гомон. Стали расходиться, как всегда, по двое, по трое. Прощаясь, желали Гарри счастливого Рождества. Веселый, он собирал вместе с Роном и Гермионой подушки и аккуратно складывал. Рон с Гермионой ушли, а он остался, потому что задержалась Чжоу и он надеялся услышать от нее: «Счастливого Рождества».

— Нет, ты иди, — сказала она своей подруге Мариэтте, и сердце у него радостно подпрыгнуло чуть не до самого горла.

Гарри сделал вид, что поправляет стопку подушек. Теперь они остались вдвоем, и он ожидал, что Чжоу заговорит. Вместо этого услышал громкое шмыганье.

Он обернулся и увидел, что Чжоу стоит посреди комнаты и по щекам ее текут слезы.

— Что такое?

Он не знал, как поступить. Чжоу стояла и беззвучно плакала.

— Что случилось? — беспомощно спросил он.

Она покачала головой, утерла слезы рукавом и хрипло сказала:

— Извини... наверное... мы тут учим эти заклинания... и я подумала... если бы он их знал... то остался бы жив.

Сердце у Гарри ухнуло вниз и остановилось где-то на уровне поясницы. Какой же недогадливый. Она хотела поговорить о Седрике.

— Он все это знал. И очень даже хорошо, иначе не дошел бы до центра лабиринта. Но если Волан-де-Морт решил тебя убить, у тебя нет никаких шансов.

При имени Волан-де-Морта Чжоу икнула, но глаз от Гарри не отвела.

— А ты не умер, хотя был еще младенцем, — тихо сказала она.

— Ну... да, — устало отозвался он и пошел к двери. — Не знаю почему, и никто не знает. Так что гордиться тут нечем.

— Нет, не уходи! — сказала она со слезами в голосе. — Извини, что я тут распустилась... Я не собиралась...

Она опять икнула. Даже с красными опухшими глазами Чжоу была красива. Гарри чувствовал себя несчастным. Насколько было бы приятнее, если бы она просто пожелала счастливого Рождества.

— Я понимаю, как тебе сейчас тяжело, — сказала она и опять вытерла рукавом слезы. — Я заговорила о Седрике, а он умирал у тебя на глазах. Ты, наверное, хочешь все это забыть?

Гарри не ответил. Она правильно его поняла, но было бы черствостью с его стороны признаться в этом.

— Ты правда хороший учитель. — Чжоу улыбнулась сквозь слезы. — До сих пор я никого не могла оглушить.

— Спасибо, — смущенно сказал он.

Они смотрели друг другу в глаза. Гарри сгорал от желания выскочить из комнаты, но ноги его приросли к полу. Чжоу показала на потолок над его головой.

— Омела.

— Да. — Во рту у него пересохло. — Но, наверное, кишит нарглами.

— Кто такие нарглы?

— Понятия не имею. — Чжоу подошла ближе. Он сам как будто был оглушен. — Лучше спроси Полоумну Лавгуд. В смысле — Полумну.

Чжоу издала странный звук — не то хихикнула, не то всхлипнула. Теперь она стояла совсем близко. Он мог пересчитать веснушки у нее на носу.

— Ты мне очень нравишься, Гарри.

Он не мог думать. Во всем теле странно покалывало, руки и ноги отнялись, мозг тоже бездействовал.

Она была слишком близко. Он видел каждую слезинку на ее ресницах...

Получасом позже вернувшись в гостиную, он застал там Рона и Гермиону на лучших местах перед камином; было пусто, так как почти все уже разошлись по спальням. Гермиона писала длиннющее письмо, исписана была половина свитка, конец которого свешивался со стола. Рон валялся на коврике и домучивал сочинение по трансфигурации.

— Ты чего там застрял? — спросил он, когда Гарри сел рядом с Гермионой.

Гарри не ответил. Он был в шоке. Половина его жаждала поведать друзьям о том, что с ним произошло, другая половина желала унести эту тайну в могилу.

— Ты нездоров? — спросила Гермиона, глядя на него поверх своего пера.

Гарри неопределенно пожал плечами. По правде, он сам не понимал, здоров он или нет.

— В чем дело? — сказал Рон и приподнялся на локте, чтобы лучше его видеть. — Что случилось?

Гарри не знал, как к этому подступиться, да и не был уверен, что хочет рассказать. И как раз когда решил ничего не говорить, Гермиона сама взялась за дело.

— Это Чжоу? — деловито спросила она. — Она зацепила тебя после урока?

Ошеломленный Гарри кивнул. Рон засмеялся было и сразу осекся под взглядом Гермионы.

— Так... э-э... что ей надо? — спросил он с напускным равнодушием.

— Она... — вдруг осипнув, начал Гарри, потом откашлялся и начал снова. — Она...

— Целовались? — все так же деловито спросила Гермиона.

Рон сел так порывисто, что чернильница покатилась по коврику. Не обратив на нее внимания, он алчно вперился в Гарри.

— Ну?

Гарри перевел взгляд с его насмешливо-любопытного лица на сосредоточенную Гермиону и кивнул.

— ХА!

Рон ликующе вскинул кулак и разразился громовым хохотом, заставившим вздрогнуть двух робких второкурсников у окна. Глядя, как Рон катается по ковру, Гарри невольно расплылся в улыбке.

— Ну? — выговорил наконец Рон. — Как это было?

Гарри немного задумался и честно ответил:

— Нелепо.

Рон отреагировал непонятным звуком, который мог означать и торжество, и отвращение.

— Потому что она плакала, — серьезно объяснил Гарри.

— Ну? — Улыбка Рона притухла. — Так плохо целуешься?

— Не знаю. — Гарри эта мысль не приходила в голову, и он несколько встревожился. — Может быть.

— Да нет, конечно, — рассеянно сказала Гермиона, не отрываясь от письма.

— А ты-то почем знаешь? — с некоторой настороженностью спросил Рон.

— Потому что Чжоу теперь все время плачет, — рассеянно сказала Гермиона, — и за едой, и в туалете, повсюду.

— Надо думать, поцелуи ее немного развеселят, — ухмыльнулся Рон.

— Рон, — назидательно сказала Гермиона, погрузив перо в чернильницу. — Ты самое бесчувственное животное, с каким я имела несчастье познакомиться.

— Это что же такое? — вознегодовал Рон. — Кем надо быть, чтобы плакать, когда тебя целуют?

— Да, — сказал Гарри с легким отчаянием в голосе, — почему так?

Гермиона посмотрела на друзей чуть ли не с жалостью.

— Вам непонятно, что сейчас переживает Чжоу?

— Нет, — ответили они хором. Гермиона вздохнула и отложила перо.

— Ну, очевидно, что она глубоко опечалена смертью Седрика. Кроме того, я думаю, она растеряна, потому что ей нравился Седрик, а теперь нравится Гарри, и она не может решить, кто ей нравится больше. Кроме того, она испытывает чувство вины — ей кажется, что, целуясь с Гарри, она оскорбляет память о Седрике, и ее беспокоит, что будут говорить о ней, если она начнет встречаться с Гарри. Вдобавок она, вероятно, не может разобраться в своих чувствах к Гарри: ведь это он был с Седриком, когда Седрик погиб. Так что все это очень запутанно и болезненно. Да, и она боится, что ее выведут из когтевранской команды по квиддичу, потому что стала плохо летать.

Речь была встречена ошеломленным молчанием. Затем Рон сказал:

— Один человек не может столько всего чувствовать сразу — он разорвется.

— Если у тебя эмоциональный диапазон, как у чайной ложки, это не значит, что у нас такой же, — сварливо произнесла Гермиона и взялась за перо.