Журнал «Если», 2005 № 02 - Бейли Дейл. Страница 21

Гай одобрительно кивнул. Он решил лично отдать беглеца Дьердю.

— Зачем ты перешел разделительную линию?

Бежать уроду было некуда, сопротивляться он не мог. Падение с большой высоты сильно его ошеломило. Сейчас он начнет врать, с некоторым раздражением решил Гай. Сейчас он начнет много врать.

— Хотел есть…

— Когда ты оказался на Камышовом плато?

— Пять дней назад.

— И тебя не задержали сразу?

— Нет… Только вчера…

Это было вранье. Четыре дня на Камышовом плато, где полно патрулей и дежурных отрядов…

— Чем ты питался?

— Кусок Языка… Нес с собой…

— Разве Язык можно хранить больше двух суток?

— Я хранил…

— Это правда, что у Языка вкус банана?

Урод не ответил. Может, никогда не пробовал бананов.

— Где ты пересек разделительную линию?

— Там… — указал урод в сторону Камышового плато.

— Ты пришел к нам через пустыню? — удивился Гай.

— Я шел долго… Всякие места…

Ну да, уроды никогда не говорят правду.

— Но как ты оказался на обрыве?

— Меня заставили…

Говорят, что встречаются уроды, умеющие вести себя совсем как люди, уроды с благородной осанкой, с медальным профилем. Но украсть, убить, обмануть — это у них на генетическом уровне. Время от времени они проникают в Экополис. Не срабатывают самые надежные системы предупреждения, как случилось, например, семь лет назад. Да, уже семь лет, прикинул Гай. Тогда с площади Согласия похитили его сестру. Ее звали Гайя. Не с Камышового плато ее похитили, не с открытых северных равнин, даже не с разделительной линии, где всегда можно угодить в западню, а с площади Согласия! Когда-то они поклялись всю жизнь быть вместе, но клятвы не всегда сбываются. И похищенных людей не всегда находят. А если находят, здоровье их обычно настолько подорвано, что Комитет биобезопасности лишает их статуса полноценных граждан. Говорят, на одном из подземных этажей южного пригорода до сих пор существует некий закрытый квартал, где в тесных каморках доживают несчастные. Списки попавших туда не оглашаются. Одна только мысль о том, что среди таких отверженных может оказаться его сестра, была невыносима для Гая.

— От кого ты бежал?

— От стрелков…

— Почему?

— Они заставили меня работать живой мишенью.

Гай обернулся. Урод смотрел на него, но одновременно и на высокую набережную, косые глаза это позволяли. Конечно, Гай слышал о случаях, когда пойманных уродов использовали, ну, скажем так, нефункционально, не совсем правильно, но это слухи, только слухи, область обывательской мифологии. Из-за какого-то урода рисковать собственной генетической картой?

— Почему тебя не выслали еще четыре дня назад?

— Я согласился…

— На что?

— Работать живой мишенью… Дежурным стрелкам нужны реальные тренировки… Они обещали, что я проживу столько, сколько смогу…

— Тебя кормили?

— Мне вернули мой кусок Языка…

— И тебе хватило сил бегать три дня под пулями?

Урод пожал голыми мокрыми плечами. Большая царапина на груди кровоточила, губы были разбиты. Флип как раз проходил третий КПП канала Эрро, на набережных мерцали фосфоресцирующие керби, урод трусливо вжимал голову в плечи. Под цветными фонарями, раскиданными в неподвижной листве, гудела, двигалась, текла густая, расцвеченная всеми оттенками толпа. Каким-то образом люди умудрялись не наступать на ноги друг другу, даже перебрасывались словечком. Несло потом, парфюмом. Живая жизнь. На Камышовом плато, на разделительных линиях службу несли братья и отцы этих людей. Вряд ли нормальный человек три дня будет гонять по плато какого-то жалкого урода.

— Тебя не ранили?

— Я бегал… Быстро…

— Где ты научился так бегать?

— Южная Ацера…

Оказывается, урод перешел границу в регионе Гая. Леса и болота Ацеры острием гигантского клина входят в скалистые равнины Камышового плато. Неожиданная информация изменила мысли биоэтика.

— Ты хорошо знаешь юг?

— Только там, где болота…

— Ты встречал женщин?

— В Ацере нет женщин…

— Я говорю о похищенных.

— Нет… Я не знаю…

— Ладно.

Гай умело направил флип в сумеречную нишу, от которой к террасам высокого каменного квартала вела металлическая лесенка, обвитая поблескивающей спиралью перил.

— Запомни. Это частный причал. Если ты сойдешь на набережную, тебя сразу схватят. Если ты поднимешься по лесенке, тебя тем более схватят. — Гай многозначительно позвенел цепью. — Голым здесь не ступишь и шагу. Да и одетый ты не скроешься, нос выдаст. Дождись меня. Позже я переправлю тебя в Нацбез. Ничего страшного, — успокоил он вздрогнувшего урода. — Тебя просто вышлют из Экополиса. А перед этим покормят. Ты пробовал жареное зерно?

— Не знаю.

3.

— О, Гай!

Мутти округлилась.

Цветастый халатик подчеркивал размытую талию, зеленые глаза смеялись.

Мутти чувствовала свое обаяние. "Мы учились у Мутти", — молодые художники гордились этим. Декоративная каллиграфия — не полеты в Космос, имя Мутти знали, а вот Гай ни разу не выходил на орбиту. Когда-то в паре с его сестрой Мутти лихо возмущала чопорную верхушку Экополиса, но теперь она — мать пятерых детей, уважаемая гражданка.

— Я столкнулся на лестнице с женщиной…

— О, Гай, это Елин. Вы понравитесь друг другу. Офицеры с разделительных линий пишут ей длинные письма. Она видела тебя на пресс-конференции. Она, как ртуть. Она везде. Настоящая молекулярная машина!

Любовь Мутти к непонятным словам была общеизвестна, но Гай чувствовал, что Мутти действительно ему рада. Она горела, так ей хотелось поделиться какой-то важной новостью. На секунду он решил, что она каким-то образом добралась до результатов его тестирования, но тут же выбросил это из головы.

— Я видела списки, Гай!

— Списки?

Она счастливо кивнула.

Гинф шелестел в углу. На плоском подиуме тряс крупными кудрями пучеглазый гаммельнский дудочник. В "Торжестве", о котором он говорил, порок был изображен с таким реалистическим вкусом, что возникало сомнение в искренности писателя.

Мутти счастливо погладила Гая по рукаву:

— Я так хотела этого! Гай все еще не понимал.

Он даже обвел взглядом комнату.

Стильная мебель (вкус Мутти формировала Южная школа), рассеивающие свет шторы (мечта молодых матерей), мощный гинф (новая модель голографических информаторов перехватывает даже нелепые передачи уродов), новомодная приставка для гинф-альманахов. Не обязательно выходить на тесные набережные, толкаться на переполненных площадях, дышать испарениями многих и многих человеческих тел — все можно прочувствовать, не выходя из комнаты.

— Ты знаешь, Гай, что если копить Заслуги, то долго не умрешь? Он так не думал:

— Покажи список.

— Но я еще не сделала выбор.

Мутти покраснела. Осторожно и нежно провела рукой Гая по своему животу. Сквозь тонкую ткань чудесно ощущалась кожа. Весь вид Мутти подчеркивал: разве я случайно вхожу в список самых здоровых, самых красивых граждан Экополиса?

— Я получила Подарок!

Странно, он ощутил разочарование.

Ну да, все верно. Мутти не могла знать о результатах его тестирования. Но, как все добропорядочные граждане, она внимательно следила за списками. Их ведь изучают и из чистого любопытства. Тебя нет в списках, но есть о чем поговорить. Все равно, целуя Мутти, Гай чувствовал разочарование. Наверное, я плохой друг. Он представить не мог, какая за Мутти может стоять Заслуга. Есен-Гу — замкнутая система. Это почти миллиард всегда на что-то претендующих красивых и здоровых граждан. Мутти носит шестого ребенка, но есть матери и более известные. Гай никогда не слыхал, чтобы шестая беременность расценивалась как Заслуга.

Мутти еще раз нежно провела его рукой по животу.

— Это Елин увидела мое имя! Она даже не сразу сказала, боялась меня растревожить. Я ее люблю. Она уже три месяца слушает лекции в Ген-центре. Не каждый поймет. Мембраны, митохондрии, ядра. С ума сойти! Лизосомы, пластиды. — Непонятные слова Мутти выговаривала с наслаждением. — В прошлом месяце лекции начал посещать Отто Цаальхаген! Он сильно потучнел. Ему отказали в праве на ребенка. И поделом. Дельта-псих! У него все герои уроды. Он говорит, что в Экополисе хотят учредить представительство уродов. Один его герой утопился в море, будто для этого обязательно надо покидать Экополис. У нас столько колодцев и каналов, правда, Гай? А в другом романе у него живая собака.