Остров Русь (сборник) - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 66

Удивленный дурак посмотрел на Смолянина. Но и толмач разинув рот внимал чудной песенке мудреца. А тот вприпрыжку, то забегая вперед, то возвращаясь к спутникам, пел:

Бесшабашное веселье охватило дурака. Не беда, что в песне пелось про неведомую страну Африку. Видать, и там все, как у людей: небо и горы, кашалоты и обезьяны… Сорвав на ходу с дерева банан, немножко зеленый, но все равно вкусный, Иван подхватил песенку. А следом, не в такт, но искренне, стал подпевать Смолянин:

Спутники не сговариваясь остановились, обнялись и запели припев. Вполголоса, но грозно и жизнеутверждающе:

Иван-дурак посмотрел на мудреца, смущенно потрогал его зеленые волосы и сказал:

— Ох полюбился ты мне, мудрец! Умен, как князь Владимир, красив, как Красно Солнышко… Если б еще волосы не зеленые были!

— Какие есть! — обиделся мудрец.

— Ладно, зеленые волосы не беда, мы не расисты, — рассудил Иван. — За песню спасибо, хоть и не все в ней понятно, но веселей на душе стало.

— Я еще много чего знаю! — похвастался мудрец. — Вот, например… В Африке разбойник, в Африке злодей! В Африке ужасный Бармалей!

— У нас тоже злодей есть, Кащей Бессмертный, — согласился Иван. — А че ты все про Африку поешь? Родом оттуда али че?

Кубатай захихикал, глядя на Смолянина. Тот ухмыльнулся.

— Да нет, я не из Африки, — сказал наконец Кубатай. — Просто понравилась она мне очень, вот и выучил про нее разные песни да стишки.

…Вскоре, издалека уже, увидел Иван возвышающийся над деревьями мрачный серый замок.

— Не замок ли то Кащеев? — спросил Иван, не замедляя шага.

— Кря-кря! — ответил за его спиной Смолянин.

— Кубатай, — спросил Иван не оборачиваясь, — это он по-вашему, по-басурмански?

— Не-у, — ответил Кубатай, — то есть, э-э-э, м-мяу!

Иван остановился как вкопанный и оглянулся. Позади вместо спутников его, пораженно глядя друг на друга, стояли серая в оранжевую крапинку утка и пушистый, черный с зеленоватой проседью кот. Возле кота — сабелька с перевязью валялась.

— Что же вы наделали, товарищи мои! — запричитал Иван, вспомнив, каким образом давеча Алеша в козленочка превратился. — На кого ж вы меня покинули?

— Кря-кря, — печально ответила утка. И вдруг нахохлилась, напыжилась, затопталась на месте, а потом отпрыгнула в сторону и с ужасом в глазах оглянулась. Там, где только что она стояла, лежало крупное, чуть больше куриного, яйцо. Да не простое, а золотое.

— Хе-хе-хе, м-мяу, хе-хе-хе, — затрясся кот истерически, — знаю, знаю я эту историю! Баба била, била, не разбила, дед бил, бил, не разбил… Потом мышка прибежала, хвостиком махнула… Мышка! — повторил он с нездоровым блеском в глазах. — Мышка — это хорошо. И еще златая цепь нужна. Где ее взять-то?

Оправившись от первого потрясения, утка, напряженно уставившись в одну точку, опять принялась топтаться на месте.

— Ничего себе производительность, — заметил кот. — Если б яйца на цепь перековать… Вань, пособи, а? Что я сам-то могу с такими конечностями? — и он коснулся Ивановой ноги мягкой лапкой.

— Да пошел ты! — осерчал Иван на своих незадачливых спутников. — Больше дела мне нет, как только яйца на цепи перековывать! — Сказал да тут же и смягчился. Не по своей же воле басурманы в домашних животных превратились. — Вот что, горемычные, — сказал он, присев и погладив кота по шерстке бархатной, — недосуг мне с вами задерживаться. К Кащею спешить надо. Ежели голову там сложу, не поминайте лихом. А ежели живым останусь, помогу вам. Или чары с вас снять колдовские, или, если не выйдет, уход приличный обеспечить.

Тем временем утка снова сделала шажок в сторону и принялась с интересом, спокойно уже разглядывать очередное золотое яичко.

— Главное, никуда отсюдова не уходите, чтоб искать вас не пришлось, — закончил Иван, поднимаясь. — Все. Бывайте!

Со словами этими повернулся он лицом к дворцу Кащееву и побежал дальше в одиночестве.

Миновав пальмовую рощицу, Иван остановился перед огромным мрачным замком из серого ноздреватого камня. Вынул из ножен меч, перекрестился трижды, как матушка учила, и, шагнув к дверям дубовым, принялся колотить в них кулаком.

С таким же успехом он мог бы стучать по собственному шлему.

Иван повернулся к дверям спиной и стал бить в них пяткой богатырской. Одна створка треснула. В тот же миг из-за дверей раздался вкрадчивый голос:

— Зачем имущество-то ломать? Оно денег стоит. Нажми-ка лучше, богатырь, на кнопочку.

Тут только разглядел Иван на косяке небольшую белую кнопку и немедля нажал ее. В тот же миг над дверью приоткрылось небольшое окошечко, а оттуда выдвинулась и накренилась объемистая лохань. И Ивана с ног до головы окатило дурно пахнущей жидкостью.

Из-за дверей раздалось тихое счастливое хихиканье, и они наконец отворились. На пороге, почти беззвучно трясясь, стоял невысокий полный лысоватый мужчина в ночной рубашке.

— Ой не могу! Ой порадовал! — добродушно выкрикивал толстяк, хохоча.

— Да я тебя сейчас! Я тебя!.. — угрожающе двинулся на него Иван.

— Ну ладно, ладно, мир, — успокаивающе предложил толстяк, опасливо отступая вглубь. — Я пошутил. Люблю, понимаешь, шутки. Ты кто таков-то, молодец?

— Я — богатырь, Иван-дурак. Пришел с Кащеем сразиться.

— Это хорошо! — обрадованно закивал толстяк, беря Ивана под руку и ведя по коридору. — Это здорово! Давно ждем. Этот Кащей нас всех тут просто затретировал. — Толстяк посерьезнел и, остановившись, повернулся лицом к Ивану: — Освободитель ты наш! Герой! Тобой гордится вся земля Русская! Не подкачай, Ванюша! — и поволок нашего героя дальше по коридору.

— Да где Кащей-то? — слегка упираясь, спросил тот.

— А я откуда знаю? Он не докладывает. Посидим, подождем, чайку попьем.

Коридор кончился, и Иван под руку со своим провожатым вошел в просторный сумрачный зал с большим круглым столом посередине. По стенам горели редкие факелы.

— Вот, садись сюда, — взял толстяк Ивана за плечи, усаживая его на стул. — Сюда…

Иван сунул меч в ножны и сел, но в тот же миг у стула подломилась явно заранее подпиленная ножка. Иван с грохотом рухнул на пол, а толстяк, схватившись за животик, зашелся тем же, что и возле двери, счастливым тихим смехом.

— Ой не могу! Ой умру! Шутник я, а, Вань?

— Шутник! — зло ответил Иван, пытаясь подняться с пола и не понимая, отчего у него это не получается.

— Да ты не сердись, Ваня, — насилу успокоившись, сказал толстяк. — Чувство юмора надобно иметь. Тут ведь сдохнуть со скуки можно… — И, не выдержав, прыснул снова, наблюдая за тщетными попытками Ивана встать. — Стул, стул! Я этот клей сам изобрел! Правда, намертво?

Тут только Иван понял, что ему мешает приклеившийся к штанам стул. С проклятьями он перевернулся на живот, потом встал на четвереньки, а уж потом и на ноги поднялся. Стул, само собой, остался приклеенным к штанам, тянул их вниз; торчащие горизонтально ножки стесняли движения, а упершаяся под лопатки спинка мешала выпрямиться полностью.