Охота на дракона (сборник) - Бритиков Анатолий Федорович. Страница 18

Наконец президент начинает говорить, но поначалу кажется, что он внезапно утратил свое умение формулировать мысли четким, кристально ясным образом. Г-н президент говорит несколько туманно и невнятно и изобретатель ничего не может понять, кроме несвязных отрывков:

— …вы должны нас понять… вынужденная мера… интересы нации… впрочем, вы сейчас сами увидите… идемте же!

И вот они, все пятеро, идут к флигелю и часовые вытягиваются в струнку и дают им дорогу и они входят в холл и там их встречают ассистенты и лаборанты в белых халатах, с которыми вместе работал изобретатель, и они, завидев президента, тоже вытягиваются в струнку, руки по швам, и звонко щелкают каблуками.

Изобретатель с удивлением видит, что в центре холла стоит тяжелое кресло, а в нем сидит привязанный человек с измученным серым лицом и кровоподтеком и ассистенты уже готовятся надеть ему на голову шлем интерфейса, провода от которого ведут в соседнюю комнату.

— Молчит? — коротко спрашивает г-н президент, глядя на человека.

Ассистенты кивают головами, и президент так же коротко бросает:

— Ладно. Идем.

И все они проходят в комнату, где изобретатель видит блок генератора изображения, а около него опять же ассистенты в белых халатах, и он видит, что его детище работает уже вовсю и в кубометре рабочего объема дрожат и мечутся отрывочные, хаотические образы и видения, беспорядочные и путаные — характерная ментальная картина человека, который ни о чем специально не думает. Но вот из динамика селектора доносится голос и все понимают, что вопрос обращен к связанному человеку в соседней комнате.

— …назови сообщников, слышишь? Кто они?!

В ответ — молчание, но зато в рабочем кубе генератора возникает картина — сумрачная комната, простой непокрытый стол, чьи-то мускулистые руки выкладывают на стол пачки листовок и другие руки их разбирают, и видны суровые лица, и эти лица тотчас начинают фотографировать те двое, что пришли с президентом. Из динамика слышится следующий вопрос:

— …где явочная квартира? Адрес?!

И снова молчание, и снова в кубе возникает предательская картина — дверь в стене скромного кирпичного дома, бронзовая ручка, жестяной номер дома над дверью и название улицы. Эту картину тоже фотографируют.

Г-н президент обращается к изобретателю:

— Великолепно, не правда ли? Я вам говорил, что мы вступаем в эпоху прогресса и гуманизма?! Вот — пожалуйста… И никаких иголок под ногти, никакого насилия… Просто, элегантно и в ногу с веком. Ваши заслуги, господин изобретатель, перед нацией воистину неоценимы. Этот человек — наш опасный враг… Я, конечно, признаю его право иметь свои убеждения и уважаю его стойкость и мужество, но, сами понимаете, интересы нации… Он — человек сильный и ничего нам не скажет, но, как видите, это и не нужно. Бессознательные ментальные образы не проконтролируешь, они сами возникают, хочешь ты этого или нет…

Еще раз от всей души благодарю вас, друг мой, вы оказали нам неоценимую помощь. Разумеется, вы сможете продолжать работу над доводкой аппарата, над блоком селекции… Надеюсь, в скором будущем увидеть образчики нового вида искусства… Но этот экземпляр мы у вас конфискуем. Увы, ничего не поделаешь, интересы государства в первую очередь… Но что с вами, друг мой? Вы так бледны! Не выпить ли вам немного рома?..

III. РЕЦЕПТ ИЗ КАНЫ ГАЛИЛЕЙСКОЙ

Если рассказ из западной жизни, то действие должно начинаться в баре или ином питейном заведении. Где же еще?

Двое сидели за столиком в салоне просто обставленного бара на рабочей окраине. Один из них был явно завсегдатай. Он пил пиво и читал газету “Утренняя звезда”. Второй выпадал из окружения своей более элегантной одеждой и правильной речью выпускника привилегированного колледжа. Он держал в руке рюмочку ликера и рассеянно глядел по сторонам.

Чувствовалось, что эти двое знают друг друга давно, с самого детства, так что могут друг друга не стесняться. Они уже обговорили все, что их занимало, и теперь каждый был занят своим.

Наконец читавший оторвался от газеты.

— Послушай, что пишут, — сказал он. — Чем только люди не занимаются!

— Что, опять кто-то за четыре минуты рояль через замочную скважину пропихнул?

— Еще лучше. Два профессора оксфордского университета, некие Колин Хэмфри и Грэм Уоддингтон, облагодетельствовали человечество, пролив свет в темные души. Уточнив древний календарь и обработав на компьютере астрономические данные, они установили точную дату распятия Христа — в пятницу, 3 апреля 33 г. н. э. Оба, между прочим, преподают на факультете металлургии и сопротивления материалов…

— Ну и что?

— Да, знаешь, как-то не вяжется это. Евангельские сказки и компьютеры… В наше-то время!

— Как раз в наше-то время и следовало бы возродить кое-какие старые ценности.

— Это какие же?

— Например, то, чему Он нас учил, — любовь.

— И что — много толку вышло из Его проповедей любви?

— Ты прагматик. Тебе все подавай, чтобы толк был, да польза. А мир, между тем, катится в пропасть. И я не вижу, что еще может его спасти, кроме любви.

— Оставь. Лет пятнадцать назад десятки тысяч людей вдруг начали проповедовать любовь. Хиппи, если помнишь. И что?! Где они сейчас, эти хиппи? Где их любовь? Вокруг одна только злоба и отчаяние, насилие и ненависть. Посмотри на всех этих панков, скинхедов, неонацистов, террористов… Нет, мир спасет не проповедь, а организованная борьба. Вот те, которые блокируют базу в Гринэмкоммон, те действительно помогают предотвратить гибель цивилизации…

— Не надо только пропаганды. Наслышан. Не верю я в эту борьбу. Впрочем, в любовь, наверно, тоже не верю. Кажется, все уже перепробовано, и цивилизацию нашу спасти может разве что чудо…

— Так что — сидеть, сложа руки, и ждать второго пришествия? Не согласен!

Завсегдатай отпил пива, на секунду призадумался, затем, ткнув в собеседника свернутой в трубочку газетой, продолжил с другой интонацией:

— Ну, хорошо… Представь — в этот самый паб входит молодой длинноволосый мужчина, подсаживается к нам, представляется, говорит, что он — это Он и что Он вернулся. О чем ты Его попросишь?

— Ну, сначала попрошу повторить чудо, которое Он в свое время сотворил в Кане Галилейской.

— Это когда Он воду в вино превращал?

— Вот именно.

— А после?

— После, убедившись таким образом, что это действительно Он, я попрошу Его, чтобы Он на всей планете превратил плутоний во всех боеголовках и бомбах в безобидный свинец. И, таким образом, мир будет спасен.

Завсегдатай казался ошарашенным.

— Э-э… интересная, конечно, идея. Но только не очень христианская, тебе, как верующему, должно быть известно, что главное — спасение души, а не тела. Так что с точки зрения отцов церкви, если рассуждать строго последовательно логически, атомная война должна быть благом — сколько душ сразу отправятся вкушать вечное блаженство… Э-э, — что с тобой?

Он встревоженно глядел на приятеля. Обладатель элегантного костюма и оксфордского произношения сидел, приоткрыв рот, и расширенными глазами глядел в пустоту.

— Так… — ответил он, наконец, с трудом возвращаясь к реальности. — Ничего. Мысль одна мелькнула. Насчет превращений элементов. Ты же знаешь — я физик. Специализируюсь по теории поля, квантовой электродинамике и тому подобном. Так вот, кажется, это не так уж и невозможно… Причем на расстоянии и с минимальными затратами энергии… Создать только нечто вроде информационной программы-катализатора. Достаточно перестроить лишь ядро и электронные оболочки только одного атома, а высвободившуюся энергию тратить на поддержание программы-катализатора… И так до конца… Голос физика перешел в бормотание, глаза снова уставились в невидимое.

— Слушай, — сказал его приятель, — ты бы попроще, а то я что-то ни черта не пойму.

Но физик его не слышал. Все с тем же отсутствующим выражением лица, он поднялся с места и, не попрощавшись, направился к выходу.