Пристань желтых кораблей. [сб.] - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 40
— Умереть сам?
Тони быстро и убежденно кивнул.
— Говорят, что если увидишь корабли, то непременно умрешь. Даже если нет никакой причины. Просто жизнь уже прошла свой главный миг. А зачем после этого жить?
Он замолчал. Кирилл попробовал улыбнуться:
— Красивая легенда, Тони.
Тони странно посмотрел на него. Сказал шепотом:
— Говорят, это не совсем легенда… Кир, а как ты думаешь, я бы мог увидеть Желтые Корабли?
У Кирилла заныло в груди.
— Брось это, Тони!
— Нет, ты скажи!
Кирилл посмотрел ему в глаза и очень серьезно сказал:
— Мог бы, Тони. Только давай лучше обойдемся без кораблей. Какого бы они ни были цвета…
— Иногда не обойдешься, — Тони резко покачал головой. Глаза его возбужденно блестели.
— А ну-ка… — Кирилл потрогал его лоб. Тони попробовал увернуться, но не успел. — Все понятно. И Желтые Корабли, и черный круг на споротой эмблеме. Ты где сидел за свои прегрешения?
Тони отвел взгляд.
— В подвале…
Школа в Столице была прекрасно оборудована попавшим в нее из будущего инвентарем. Вот только учителя там были местные, средневековые, если не по знаниям, то по морали.
— Так. Марш в постель.
Он заставил Тони выпить полимицин, помог раздеться, укрыл одеялом. Щеки у мальчишки раскраснелись, а пальцы, наоборот, были холодными.
— Я скоро все лекарства на тебя переведу. Завтра же загляну в твою школу, побеседую с учителями.
— Кир! — Тони приподнялся и заискивающе улыбнулся ему. — Только брату ничего не говори!
Кирилл понял, молча кивнул Тони. Осторожно коснулся пальцами старого шрама на плече мальчика. Спросил:
— А откуда это? Крокодил в болоте цапнул?
—Что ты? Я же в биоформе был! Раны носителя человеку не передаются…
— Да знаю я. Откуда шрам?
Улегшись поудобнее, Тони неохотно произнес:
— Это собака. Охотничья. Давно уже…
Кирилл внимательно посмотрел на него, пробормотал: “Ну-ну” и поднялся.
— Ты куда-то собирался, Кир?
— Я?
Он заколебался.
— Вообще-то в порт. Но теперь…
— Ты иди, Кир. Я все равно спать буду. Иди.
Кирилл молча потрепал Тони волосы. Он тоже не любил, чтобы кто-то видел, как он болеет.
2. ВРАГ ТВОЕГО ДРУГА…
Кирилл любил море. Если бы он жил на побережье, то наверняка стал бы моряком. Но море было далеко, а Космошкола совсем рядом. Каждый вечер, засыпая, он слышал далекий гул стартующих кораблей, а по стенкам спальни пробегали таинственные и манящие блики света. Незаметно для самого себя Кирилл стал вкладывать в слово “корабль” совсем другой смысл. В космошколу его не приняли, к безмерной радости родителей. Нет, ни у кого не оказалось претензий к его здоровью, да и экзамены он сдал хорошо. Но надо было сдать отлично. И мечта о небе, казалось, исчезла, стала забываться. Пока в университете не открылась новая спортивная секция…
И вот теперь, стоя на мокрой набережной, глядя на замершие невдалеке ажурные силуэты кораблей, Кирилл вспоминал и свою первую мечту. Да и трудно было ее не вспомнить! Перед ним стояли корабли, словно приплывшие из детских снов, сошедшие со страниц увлекательных книжек. Здесь не было неуклюжих стальных судов или неповоротливых рыбачьих баркасов. Тяжело свисали с мачт мокрые, свернутые паруса, тоскливо поскрипывали блоки, пьяняще пахло влажным деревом и незнакомыми пряностями. Кирилл медленно прошел вдоль причала, сочувственно поглядывая на мокнущих под дождем вахтенных. Он вдруг вспомнил рассказ про Желтые Корабли. Они наверняка такие, эти странные Корабли. Со звонкими от ветра парусами, стремительными обводами корпуса. Корабли мечты. А может, не мечты, а совести, чести? На Земле такой легенды никогда не было. Кирилл был в этом уверен.
Ему ужасно захотелось подняться на какой-нибудь корабль. Но времени было в обрез, он и так опаздывал. По узкой тропинке, между огромных складов, мимо догнивающих остатков шлюпок, он пересек весь порт. Напротив сумрачного высокого здания — администрации порта, ночью всегда пустующего, Кирилл увидел желтый свет фонаря, выхватывающий из темноты непритязательную вывеску: “Таверна “Пристань”. Он толкнул широкую, поджатую пружиной дверь, вошел внутрь.
Его встретила волна теплого, спертого воздуха, неяркий свет прикрученных керосиновых ламп, крепкий запах дешевого табака, патефонный хрип заигранной пластинки. По стенам висели спасательные круги с самыми неожиданными названиями, за низкими круглыми столиками сидели люди. Народу было немного — пять-шесть матросов, уже изрядно подгулявших, двое молчаливых подтянутых курсантов в темно-синей форме, похоже, с одного из королевских корветов, и подкрашенная девица, скучающая в углу. Увидев Кирилла, она на мгновение оживилась, мазнула по нему липким, оценивающим взглядом. И снова отвернулась к окну, утратив к Кириллу всякий интерес.
Среди всех этих примелькавшихся фигур Кирилл с любопытством увидел юношу лет двадцати, в дорогой, из багрового бархата одежде, с тонким, нервным лицом, показавшимся Кириллу смутно знакомым. Рядом с ним сидели двое мужчин постарше, застывших в небрежно-напряженных позах, безошибочно выдающих охрану. Но того, ради кого Кирилл пришел сюда, не было.
Он постоял секунду у входа и подошел к стойке. Хозяин — немолодой мужчина с широким, добродушным лицом — взглянул на него, напрягся, вспоминая. Потом приветливо улыбнулся:
— Кир! Хорошо, что заглянул. Пиво?
Кирилл кивнул и вопросительно посмотрел на хозяина. Тот сокрушенно пожал плечами:
— Антонио сегодня не было. Ты не огорчайся, посиди! Когда он будет возвращаться, непременно заглянет в “Пристань”.
— Хорошо.
Кирилл выбрал себе столик у стены. Сидел, медленно потягивая пиво, слушал негромкий гомон матросов. То ли задремал, то ли просто отвлекся…
Его заставила вскинуть голову повисшая вдруг в зале мертвая тишина. У входа стояли пятеро. С тяжелыми шпагами у поясов. В стальных доспехах, на которых не было ни дождинки, ни пятнышка грязи. С чуть приоткрытыми забралами шлемов.
— Мир вам, дети мои.
Сердце стучало так часто, что Кириллу казалось: его слышно на всю таверну. Но патрульные неторопливо подошли к стойке. Побледневший хозяин быстро напил им пива, с заискивающей улыбкой взял новенькую серебряную монетку. Аккуратно обходя столики с притихшими моряками, патрульные прошли через зал, сели напротив Кирилла. Сняли шлемы, привычно поставили их на столе.