Пристань желтых кораблей. [сб.] - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 41

Кирилл очень внимательно смотрел в залитое дождем окно. “Не может быть. Это другой патруль. Другой”. Он повернулся и посмотрел на “примиристов”. На груди одного из патрульных угадывалась вмятина. Хорошие все-таки у них латы! Тяжелая арбалетная стрела, выпущенная Тони, не смогла пробить их с пяти шагов.

Кирилл допил пиво и встал. Сделал шаг к выходу.

— Мир тебе, сын мой!

Начальник патруля дружески улыбнулся Кириллу:

— Посиди с нами…

— Я спешу.

Он отступил назад, машинально берясь за эфес шпаги. Запоздало вспомнил, что шпага из тех, какие носят патрульные, и это тоже не в его пользу…

Таверна замерла. Молчаливые испуганные взгляды скрестились на них. Начальник патруля удовлетворенно кивнул и сказал:

— Очень жаль… Куда пойдем, сын мой?

Кирилл ударил первым. Ударил плашмя — он не хотел убивать патрульного, а отразить удар у того не было ни малейших шансов.

Удар пришелся в пустоту. Начальник патруля Единения увернулся от его удара. И тут же ударил сам, целя в грудь. Кирилла спасло чудо. Он только еще поднимал шпагу после своего неудачного замаха. И, сам того не заметив, отбил удар врага…

Он проигрывал в реакции. В технике боя они были почти равны, это Кирилл понял сразу. Да, несколько раз начальник патруля проводил такие приемы, что от Кирилла требовались все его силы. Но и Кирилл едва не поймал врага на “Полет стрижа”, проведенный из правой нижней позиции. После этого патрульный сразу стал более осмотрительным. Краем глаза Кирилл поглядывал на остальных. Но те пока не вмешивались, лишь молча смотрели на поединок.

Начальник патруля отступил на шаг, замер, переводя дыхание. Все-таки он был намного старше, чем) Кирилл, и уступал ему в выносливости. Кирилл тоже остановился.

— Брось шпагу, сын мой, — почти ласково произнес патрульный. — Мы сохраним тебе жизнь!

Кирилл молча покачал головой.

— Жаль…

Остальные патрульные словно ждали этого момента. Их рывок к Кириллу был почти синхронным. Ударом ноги Кирилл опрокинул стол, сбив одного из врагов, и отпрыгнул в угол.

Кое-что из его арсенала все-таки не было знакомо нападавшим. Он мог минуту продержаться даже против пятерых, применяя веерную защиту. Минуту, но не больше…

Блеск его шпаги слился в слепящий стальной круг, и патрульные замерли. Но в следующее мгновение один из них просто шагнул вперед, под удар.

С глухим стуком шпага отскочила от металла доспехов. Кирилл размахнулся снова, но было уже поздно: тяжелый удар сбросил его на пол. Он лежал, уткнувшись головой в стену, а начальник патруля шагнул к нему и со спокойным бесстрастным лицом отвел руку для удара. На тонко граненом острие шпаги дрожал желтоватый отсвет. Было как-то нереально тихо, и он успел заметить и оцепенелые, сжатые лица моряков, и четкий полукруг пат­рульных…

Лицо патрульного, стоявшего крайним справа, вдруг исказилось. В нем мелькнуло жалобное недоумение, он подался вперед и стал заваливаться на­бок. Начальник патруля обернулся. И Кирилл поймал этот миг. Он вскочил и ударил врага. Шпага скользнула по пластинкам брони и вошла в плечо в промежутке между ними.

Но Кирилл уже не смотрел на противника. Он увидел своего спасителя. За спинами патрульных, сжимая обеими руками короткий, широкий меч, стоял тот самый парень, который показался Кириллу чем-то знакомым. Взгляд его темных прищуренных глаз быстро обегал патрульных.

Кирилл перепрыгнул через убитого и встал рядом с юношей. Теперь их было двое — против трех “примиристов” и их раненного начальника, замершего у стены. Один из патрульных прыгнул вперед, стараясь достать Кирилла шпагой, — клацнули щитки доспехов, мотнулись назад длинные волосы. Но стоящий рядом с Кириллом незнакомец умелым, сильным движением рубанул по эфесу шпаги. Клинок со звоном отлетел в угол, а сам патрульный растянулся на полу.

Несколько секунд юноша выжидал, продолжая крепко сжимать свой меч. А потом расслабился, спокойно опустил его в ножны, и, поворачиваясь к врагам спиной, бросил Кириллу:

— Пошли!

В полной растерянности Кирилл шагнул за ним. И увидел, наконец, что двое спутников юноши стоят напротив патрульных, держа их под прицелами коротких, тупорылых автоматов.

Начался ветер, и частые, крупные капли дождя теперь неслись почти горизонтально. Они остановились у слабо освещенной аптечной витрины, стали, укрывшись от ветра, за выступом здания. Кирилл посмотрел в лицо юноши. И опять поразился чему-то знакомому в нем.

— Спасибо!

Тот мотнул головой.

— Чушь. Ты здорово дрался, а этих патрульных собак… Как тебя звать?

Он говорил резким, отрывистым тоном человека, привыкшего командовать.

— Кирилл.

— Давно в этом слое?

Кирилл уже свыкся с местным жаргоном.

— Недавно.

— Сверху?

— Да.

— Я тоже недавно, только снизу… Ничего, привыкнуть можно… Где ты живешь?

— В Северном квартале. Улица Королевской стражи.

— Неподалеку от дворца?

— Да.

— Прекрасно. Пойдешь со мной.

Варварски роскошный камзол юноши намок и растянулся почти до колен, но он словно не замечал этого.

— Куда?

— Во дворец.

Он, видимо, заметил недоуменный и настороженный взгляд Кирилла и коротко рассмеялся:

— Не бойся! Просто ты мне понравился! А этих наглых монахов из Ордена Единения я бил еще сотню лет назад…

— Сотню лет назад? — Кирилл вспомнил, что еще совсем недавно слышал что-то похожее…

— Ну да! Попадись они мне там, я бы их затравил псами. А сейчас нельзя… Союзнички, опора трона… — Юноша сплюнул.

Странная, неосознанная мысль кольнула Кирилла.

— Охотничьими?

— Что?

— Псами? Охотничьими?

— Да…

— Ваша светлость?

Юноша резко вскинул голову.

— Откуда ты меня знаешь?

— Граф… Приозерья?

Он что-то увидел в лице Кирилла и отступил на­зад. Потом рассмеялся:

— Я начинаю жалеть, что помог тебе!

— Нет, — бесцветным голосом сказал Кирилл. — Вам повезло, что вы спасли меня, Ваша светлость.

Даже в прошитой дождевыми струями темноте Кирилл чувствовал растерянный взгляд графа Приозерья.

Рассвет наступал медленно и неохотно. С побледневшего неба сползали последние обрывки туч, темные силуэты домов обретали объем. По мокрому камню мостовой застучали шаги первых прохожих. Дин сидел на подоконнике, поглядывая то вниз, то на Кирилла. Выслушав его, он не задал ни одного вопроса. Вообще ничего не сказал. Лишь на лбу выступили капельки пота.