Реверс - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 71

Сурганский рабочий иной. Он воображает, что питие не терпит суеты, и степенно — чтобы знакомые не подумали чего — шествует в трактир, где и сидит допоздна с приятелями, горланя песни и гоня из воображения видение свирепой жены со скалкой в руках. Причем он искренне убежден в том, что, дай ему полную волю, он все равно поступал бы так же, а не по-аламейски. А когда все убеждены в одном и том же, так и бывает.

Все это еще предстояло Максу — завтра, послезавтра, пока не надоест. Но не в первый же день! Макс шел в общежитие.

Хотя, может быть, и зря. Ну что там делать — это раз. Обшарпанная комнатенка и трое соседей: пришибленный богомольный тупица из Цада, шумно рыгающий здоровяк-аламеец без признаков интеллекта и черномазый дикарь вообще неизвестно откуда… Притом Макс подозревал, что за ним присматривают, — это два. О неестественном поведении будет доложено, а естественнее было бы пойти в кабак…

Нет, завтра. Сегодня — пассивный отдых.

Макс устал — не столько от рабочей смены, сколько от калейдоскопической суеты последних дней. Кроме того, он еще не обзавелся друзьями, а новоявленные коллеги не пригласили выпить: то ли взревновали к острому глазу и ясному уму новичка, то ли по сурганскому обыкновению не ставили какого-то мигранта вровень с собой.

Еще поставят… Макс был уверен: пройдет несколько дней, от силы недель — и быть ему уже не рабочим, а мастером, если не инженером, занимать в общежитии отдельную чистую комнату. Дальше — посмотрим. А если в Сургане не умеют ценить кадры — тогда адью!

Тут Макса деликатно тронули за рукав, и сильно иностранный голос произнес кое-как:

— Простить… Где есть… мигр… мирг… мигра…

— Бюро по трудоустройству мигрантов? — переспросил, оборачиваясь и притормаживая Макс, довольный своими успехами в сурганском языке. За какой-нибудь день он освоил его настолько, что мог без труда поддержать любую не чересчур заумную тему. И в вопросе его прозвучали благодушно-покровительственные нотки.

Внешность незнакомец имел примечательную: одет скромно, но чисто, изжелта-смугл, ростом невысок, жилист, лицо широкое, глаза черные, узкие, волосы еще чернее, уши оттопыренные. Каких только народов нет в Центруме! И каждый, понимаешь ли, лезет в развитые страны, в крупные города, согласный на любую работу, надеясь со временем преуспеть, ни в коем случае не ассимилируясь…

Макс начал объяснять, как пройти. Желтолицый кивал, переспрашивал, натужно подбирая слова. Не поняв, вдруг забормотал по-оннельски.

— Сразу бы так, — тоже на оннельском ответил Макс.

— Вы оннелец? — просиял незнакомец, обнажив в улыбке крупные неровные зубы.

— В некотором роде… А вы?

— А я — китаец.

Ощущение дежа вю озадачило Макса. Китаец… Где-то он уже слышал о таком народе…

— Это национальное меньшинство в Оннели?

— Нет, это национальное большинство в Китае.

— Где это?

— На Земле.

И все стало на свои места. Вспомнились слова Рафаэля. Вспомнились слова Психа о типе, расспрашивающем о Максе в Пулахте — типе с такими же приметами, как у этого гастарбайтера.

Так… Настигли.

Он думал, что оторвался, — ан нет. Охота, выходит, продолжается…

Зачем? Кому он нужен, Макс Штейнгарт?

А ведь кому-то нужен… Даже многим.

— Фотографический снимок у вас с собой? — сухо спросил Макс.

— Нет. — Китаец улыбался.

— Что же вы так оплошали? Как же я поверю в то, что на Земле мы были закадычными приятелями?

— Мы ими не были. Сегодня мы встречаемся впервые.

По-видимому, незнакомец решил, что честность — лучшая политика. Возможно, он был прав. Макс рассердился, но не так сильно, как сам ожидал.

— И тем не менее вы прибыли в Центрум за мной?

— Если вы не против…

— Вас опередили трое, и все они мертвы. Не пугает?

Улыбка держалась на лице китайца, как приклеенная.

— То было в Оннели, — веско проговорил он, — и не просто в Оннели, а в аномальной зоне. Здесь не Оннели. У меня нет оснований лгать вам и очень мало оснований бояться конкурентов…

— Не понял…

— Здесь нам не придется путешествовать пешком по горам и долам, — пояснил китаец. — Одно мгновение — и мы на Земле. С вашего согласия, естественно.

Согласия ему! На языке у Макса так и вертелись едкие слова, однако же разбирало и любопытство. Земля, Земля… На что похожа забытая родина?

И главное: по какой причине вот уже четвертый по счету незнакомец приглашает его на Землю? Кому он там понадобился, зачем?

И почему стольким сразу? Причем настолько сильно, что они то и дело убивают друг друга?

Макс не удивился бы, упади сейчас китаец на булыжную мостовую с разнесенным пулей черепом, — но китаец улыбался и не падал. Наверное, знал, что говорил, утверждая, что не боится. То ли намного обогнал конкурентов, то ли их вообще не осталось…

— А если я не пойду?

Китаец не перестал улыбаться, но улыбка стала несколько напряженной. Одновременно он успевал быстро-быстро сканировать узкими глазами окружающее пространство.

Ничего примечательного не было в том пространстве. Шли по серой улице серые пешеходы — главным образом, рабочие со смены. Шли поодиночке домой и группами — в трактир.

— Если вы умный человек — пойдете.

Кому понравится, если его назовут дураком? Но Макс покачал головой:

— А я все-таки останусь…

— Вас настолько очаровал Сурган? — улыбнулся китаец, пустив вокруг прищуренных глаз паутину лучей-морщин.

— Это мое дело…

— Судя по одежде, вам предложили место заводского рабочего. Ну и как — нравится?

— Повторяю, это мое дело.

— А ведь вы годитесь на большее. На гораздо более интересные дела… Вы сами могли бы сделать такой вывод, если бы задумались о событиях последних дней…

— Тут не нужно задумываться, — буркнул Макс. — И так понятно: я нужен слишком многим. В живом и дееспособном виде. Вопрос: зачем?

— Ответ на него вы получите по ту сторону Прохода, — сказал китаец.

Макс покачал головой.

— Если бы я получил ответ по эту сторону, то…

— То что? Согласились бы?

— Во всяком случае, задумался бы.

— Возможно, я смог бы намекнуть вам кое на что… Быть может, зайдем куда-нибудь выпить по кружке пива? Я угощаю.

Макс чуть было не согласился — и все же вновь покачал головой. Сам не понял: то ли почуял подвох, то ли просто желал отделаться от настырного.

Да разве от него отделаешься…

— Значит, нет? — Китаец не выглядел разочарованным, и это озадачивало.

— Значит, нет, — твердо ответил Макс.

И без того неширокие глазки собеседника сузились в щелочки.

— Жаль.

— Мне тоже, — солгал Макс.

— Жаль, что приходится действовать вопреки вашей воле…

Дикий крик заставил вздрогнуть всех в радиусе ста метров. Приняв невообразимую стойку, китаец молниеносно нанес точный удар, и дальнейших событий Макс уже не видел. А поглядеть было на что.

Открылся Проход — синий, как море, струящийся круг. Будь здесь Сергей Коханский, он с видом знатока отметил бы, что китаец — адреналиновый проводник второго рода, как Тигран. Чтобы подхватить расслабленное тело Макса, китайцу потребовалась секунда. Еще секунда — и он скрылся бы в Проходе со своей добычей.

Второй секунды ему не дали. Резкий, переполошивший всю улицу выстрел был неточен, но китаец все же выпустил Макса, крутанулся волчком, как бывает с тем, кто задет пулей, и с воем скрылся в синем круге. Туда же унеслась еще одна пистолетная пуля — и круг исчез. Макс остался лежать на булыжной мостовой.

— Жив, — констатировал один из двоих подбежавших к нему, в то время как второй, демонстрируя испуганным пешеходам значок тайной полиции, покрикивал: «Проходи, проходи скорее, нет ничего любопытного». — Черт, едва успел… Вызывай перевозку, быстро!

Рощица была маленькая, круглая, без подлеска, с вытоптанной и унавоженной скотом почвой. Низинка — естественное место для такой рощицы в клондальской лесостепи. В низинке рощица и располагалась, а скот забирался сюда в полдень, спасаясь от жгучего солнца. Но сейчас скота в рощице не было — на его счастье.