Черновик - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 43
— А то оставайся, — предложил Сашко. — Покушаешь с нами, жена с утра борщечок с курочкой готовила.
Ну да, разумеется. Если тут и мужчины, и женщины, то странно было бы ожидать от них монашеского поведения. Появились семьи, народились дети. Или наоборот. Не важно.
— Спасибо. Пойду я.
— Как знаешь. — Дядя Сашко привстал, отряхнул с рубашки налипший песок. — А то возвращайся. Тут знаешь как хорошо? Даже пить не хочется!
Но и этот аргумент меня не убедил. А вот повидаться с соседом-функционалом мне очень хотелось.
Учитывая ту путаницу со временем, что царила у дяди Сашко в голове, я ожидал, что идти придется несколько часов. Но расстояние не превысило три километра — действительно полчаса небыстрого туристического шага. По левому берегу реки тянулись сочные зеленые луга, по правому, где я и шел, все тот же заброшенный яблоневый сад.
Коллега-таможенник жил на реке. Именно «на реке» — ее перегораживала невысокая плотина, в центре которой стояло высокое, в два человеческих роста, водяное колесо. Над плотиной и колесом на толстых деревянных сваях стояла… наверное, это надо называть мельницей? Во всяком случае, туда уходила с колеса ременная передача, а внутри сооружения что-то крутилось и бухало. На оба берега реки спускались щелястые дощатые мостки. Дверь — во всяком случае, со стороны правого берега, — была открыта. За ней плясали красные блики, будто огонь горел.
Впрочем, огонь там действительно горел — в небо струился легкий дымок.
— Эй, сосед! — крикнул я, останавливаясь у мостков. Почему-то я почувствовал, что шагнуть на них без разрешения будет неправильно. Невежливо. — Как мука? Мелется?
Раздался беззлобный смех. И в дверях появился мой сосед-таможенник. Рослая, плечистая женщина в кожаных штанах и грубом кожаном фартуке на голое тело — я невольно отвел глаза и стал смотреть только на лицо. Русые волосы были собраны в тугой пучок и перевязаны… ну, я бы сказал, ленточкой, только не из ткани, а из крошечных серебряных звеньев. В руках женщина держала массивные металлические клещи, в которых был зажат раскаленный докрасна кусок металла.
— Привет, сосед! — поздоровалась она. — Я с самого утра почувствовала, как новая дверь появилась, все тебя ждала. Вот только нет у меня муки, извини. Это не мельница. Это кузня.
— Извини… — Я даже не знал, от чего смутился больше — от своей глупой ошибки или от вида этой… как бы назвать… кузнечихи?
— Кузнец я, — сказала женщина, улыбаясь. — Не мучайся, нет у слова «кузнец» женского рода. Я — кузнец Василиса.
— А я добрый молодец Иванушка, ищу суженую, что Кащей похитил, — сказал я.
Анька мне часто говорила, что шутки у меня дурацкие. И я не спорю. Но иногда они удаются.
Вот и сейчас кузнец Василиса опустила руку с клещами и с чистым, искренним любопытством спросила:
— Серьезно?
— Нет, конечно. Музыкой навеяло. — Я развел руками. — Кузница… Василиса…
— Между прочим, красивое, исконно русское имя, — с легкой обидой сказала женщина. — Да, назовешь Васей — получишь затрещину. У меня рука тяжелая, сам понимаешь… Заходи, Кирилл, гостем будешь.
Если вначале мне показалось, что она меня старше, то сейчас возникло ощущение, что мы почти ровесники. Какая-то была в ней добродушная простота… действительно из разряда тех, которые встречаются в народных сказках.
Первый этаж здания занимала кузня. Я не знаю, как выглядят обычные кузницы. В этой было пять или шесть наковален, стоявших в ряд — начиная с большой, со стол размером, и кончая крошечной, на которой разве что блох подковывать. Было три горна — тоже разных размеров. Разожжен был средний. Еще были огромные меха, будто сошедшие с чертежей да Винчи, — их и качало водяное колесо. Меха крепились на поворотном колесе, и их можно было подводить к любому горну. Были горы железок на полу — удивительное ассорти из ржавых рессор и сверкающих мечей.
— Нравится? — с любопытством спросила Василиса. — Вижу, нравится. Давай подарю чего-нибудь…
В металлоломе она рыться не стала. Открыла шкаф у стены — самый обыкновенный шкаф, только вместо рубашек и простыней в нем хранилось оружие.
— Держи!
Я получил длинный кинжал в кожаных ножнах. Рукоять была крепко и аккуратно, петля к петле, обмотана сыромятным ремнем. Выглядело оружие красиво — и в отличие от сувенирных железяк, продающихся в магазинах, грозно.
— Спасибо. — Я понял, что отказываться нельзя. — Слушай, нельзя же ножи дарить…
— Я не суеверна.
— Зато я суеверен. — Я нашел в кармане рубль и вручил Василисе. — Ну… спасибо, соседка. Ты мастери… мастер!
Да уж, слово «мастерица» вполне бы пошло к вышивке или вязанью, но вот к кованому кинжалу — совершенно не шло.
— Дура я, — вздохнула Василиса. — Кому все это надо… а… — Она махнула рукой. — Пошли наверх, буду тебя чаем угощать… Ты откуда, Кирилл?
— Из Москвы.
— А я из Харькова.
Ей было сорок два года. Выглядела она на тридцать с хвостиком, но это у функционалов обычное дело. Когда-то она работала на тракторном заводе, и не в бухгалтерии или профкоме, а в кузнечном цеху. Разумеется, молотом не махала, управляла кузнечным прессом.
Потом — обычная история. Про нее забыли на работе. Она была упрямой и дважды устраивалась заново, но на следующий день ее снова забывали. Муж закрыл перед ней дверь, несмотря на рев детей: «С ума посходили? Умерла ваша мамка три года назад!» Видимо, подсознание окружающих искало какое-то объяснение происходящему. А через день ее забыли и дети. Зато прямо на улице почтальон вручил телеграмму, предписывающую прибыть на окраину города. Там она и увидела — нет, не башню, заброшенный кирпичный домишко.
Дверей у нее было всего три. Одна, разумеется, вела в Харьков. Другая в пустынный каменистый мир с ледяными зимами и удушливо жарким летом — функционалы сказали, что это мир номер четырнадцать и он никому толком не нужен. Третья — сюда, в Нирвану. И вот к этому миру интерес у функционалов был.
— Ссылка, — сказал я, отхлебывая чай. Василиса накрыла стол на втором этаже — типично женский стол с чаем, вареньем нескольких сортов, фруктами и конфетами. Впрочем, был предложен и коньяк, но я отказался. Василиса переоделась в светлое платье, распустила волосы и выглядела уже не столь экстравагантно, просто очень крупной женщиной, которой впору заниматься метанием молота или ядра. При этом она оказалась не мужикоподобная, а даже симпатичная — ну, если вам нравятся очень крупные женщины, конечно.
— Нет, не только ссылка, — запротестовала Василиса. — Есть такое дело, конечно. Если кто-то вдруг… Но на самом деле это перспективный мир.
Она явно комплексовала по поводу ссылки, куда открыла проход.
— Перспективный?
— Да, конечно. Он для жизни очень комфортный. Но обычные люди тут пьянеют.
— Я тоже, вначале. Все такое яркое… хорошо все так…
Василиса понимающе кивнула, и я рискнул выдвинуть предположение:
— Кислород?
— Что? — Василиса очень удивилась. — При чем тут кислород… Психоделики.
Я только и мог, что хлопнуть себя по лбу. Идиот! Пускай я никогда никакой наркотической дряни не пробовал, но симптомы-то классические…
— Тут очень мягкий климат, — продолжала Василиса. — Снега даже зимой не бывает. А в почве живут какие-то крошечные грибки, которые со спорами выделяют психотомиметик ЛСД-подобного действия. Хотя по действию ближайший аналог не ЛСД, а ЭСТЕТ… Не удивляйся, я вопрос досконально изучала. Делать-то все равно нечего, у меня клиентов немного…
Идея колонизировать Нирвану (она же — двадцать второй мир) возникла у функционалов почти сразу. Василису и назначили ответственной за проект. Помимо людей, так или иначе вступивших в конфликт с функционалами, сюда отправляли алкоголиков и наркоманов, как правило, приходящих в восторг от бесплатного постоянного кайфа, не омраченного ни ломкой, ни похмельем. По сути, это действительно был наркоманский рай. Уйти из Нирваны никто не порывался.