Нежеланный брак - Беверли Джо. Страница 7

Бет присела в реверансе, даже не пытаясь скрыть своего изумления. Она никогда не слышала о герцоге Белкрейвене и была уверена в том, что в ее время в школе не училась ни одна девочка с такой фамилией.

Герцог все так же молча разглядывал ее, и постепенно на его лице появилось выражение хмурого недовольства. Бет смело встретилась с ним взглядом. Не в ее правилах было раболепствовать перед аристократами, тем более не принадлежащими к числу родителей учениц мисс Маллори.

— Я бы хотел поговорить с мисс Армитидж с глазу на глаз, мисс Маллори, — обратился герцог к директрисе.

— Это против всех правил приличия, ваша светлость, — с достоинством ответила та, также не считая нужным заискивать перед этим напыщенным богачом.

— В мои намерения не входит покушаться на честь мисс Армитидж, мэм, — сдержанно произнес он. — Мне необходимо обсудить с ней одно частное дело. Она сможет потом рассказать вам о нашем разговоре, если захочет. — Герцог говорил мягким тоном, однако было очевидно, что он не привык к тому, что его желания обсуждаются.

Мисс Маллори пришлось уступить. Придерживаясь в общении с людьми либеральных принципов, она оставалась деловой женщиной и не хотела настраивать герцога против себя.

— В таком случае я предоставляю право решить этот вопрос мисс Армитидж, — проговорила она.

Бет не испытывала ни малейшего опасения перед тем, чтобы остаться наедине с этим пожилым господином. Ее принципы основывались на бессмертных творениях Мэри Вулстонкрофт — автора книг «Права мужчины» и «Права женщины». Она не могла допустить, чтобы ее поведение было ограничено бессмысленными рамками, ущемляющими свободу женщины.

— Я не возражаю, — спокойно ответила она, и мисс Маллори покинула гостиную.

— Прошу вас, садитесь, — предложил герцог и первый опустился в кресло. — То, что я намерен сообщить вам, мисс Армитидж, может показаться на первый взгляд невероятным и даже пугающим. Я надеюсь, что вы воздержитесь от чрезмерно эмоциональной реакции.

Картина наполеоновской интервенций снова вспыхнула в сознании Бет, поскольку в этот момент ничего более пугающего она представить себе не могла. Но ведь не для этого ее вызвали с урока! Герцог наверняка считал, что она из тех женщин, которые готовы закатить истерику по самому ничтожному поводу. Она села, горделиво выпрямившись и приподняв подбородок, сложила руки на коленях и смело взглянула на собеседника, решив доказать ему обратное.

— Я всегда воздерживаюсь от чрезмерно эмоциональных реакций, — твердо заявила она.

— Вот как? — переспросил герцог с искренним, хотя и несколько неловко выраженным восхищением.

— Да, ваша светлость. Чрезмерная эмоциональность утомительна в любой ситуации, а в стенах школы для девочек — тем более.

По неведомой причине это ее вполне разумное замечание обескуражило герцога, и он снова нахмурился.

— Если я вас правильно поняла, ваша светлость, вы не желали бы, чтобы я проявляла какие-либо эмоции? — спросила Бет, позволив себе слегка подтрунить над герцогом.

— Не совсем так, дорогая. Я просил вас сдерживать их, но мне бы не хотелось, чтобы вы отнеслись к моим словам вовсе безучастно.

Разговор показался Бет пустой тратой ее драгоценного времени.

— В таком случае, ваша светлость, будем считать, что мы поняли друг друга, — гордо заявила она. — Уверяю вас, что разницы вы все равно не почувствуете.

— Вы мне нравитесь, дорогая. — Легкая улыбка коснулась его губ. — Даже больше, чем… другие мои дочери.

— Другие дочери? — Бет озадаченно нахмурилась. — Ваши дочери находятся здесь, ваша светлость? Я не знала об этом.

— Вы — моя дочь.

Эти слова воздвигли между ними стену ошарашенного молчания.

Прошло несколько мгновений, в течение которых Бет могла бы сосчитать редкие и глухие удары своего сердца, но наконец она собралась с духом и прямо взглянула на герцога. Она давно потеряла надежду на то, что этот момент в ее жизни когда-нибудь может наступить, и теперь ответила с ледяным спокойствием:

— Надеюсь, вы не ждете, что я брошусь вам на шею с проявлениями пылкой дочерней любви?

— Я узнал о вашем существовании лишь несколько недель назад, дорогая, — прошептал он, побледнев.

Несмотря на данные ему заверения, Бет была близка к тому, чтобы дать волю своим чувствам. В ее груди клокотала ярость, но она запрятала ее поглубже и спокойно посмотрела на герцога.

— Я бы предпочла, чтобы вы не допускали фамильярности в разговоре со мной, ваша светлость.

Бет не знала о своей матери ничего, кроме того, что когда-то они с мисс Маллори были подругами, зато о мужчинах, равнодушных к своим детям, наслышалась достаточно для того, чтобы у нее сложилось о них весьма неблагоприятное мнение.

— Значит, вы не расположены отнестись ко мне благосклонно? — спросил герцог, нахмурившись, и, откинувшись на спинку кресла, положил ногу на ногу. — Как угодно. Но вы, надеюсь, не ставите под сомнение наши родственные связи?

— Я просто обязана это сделать, — ответила Бет, поражаясь тому, как легко он смирился с ее откровенной враждебностью. Она ожидала, что он не оставит попыток завоевать ее расположение и доставит ей удовольствие, позволив немного над собой поиздеваться. — Если учесть, что вы не ищете во мне любящей дочери, которая станет вам поддержкой в старости, должна быть причина, по которой вы решили предъявить свои родственные права.

— Верно. Приятно иметь дело с разумной женщиной.

Его слова, которые при других обстоятельствах польстили бы ей, теперь вселили в ее душу нешуточное беспокойство.

— Если вы прочтете это письмо, то найдете в нем необходимые доказательства, — продолжал герцог. — Также, если у вас возникнут какие-то вопросы относительно вашей матери, вы можете обратиться к мисс Маллори.

Бет неохотно взяла из его рук письмо. Она давным-давно свыклась с мыслью о неясности своего происхождения и об отсутствии у нее родителей. Их неожиданное появление застало ее врасплох.

Она медленно прочла письмо и почувствовала, что находится на грани эмоционального взрыва. Ей вдруг стало мучительно горько оттого, что она впервые держала в руках предмет, имеющий отношение к ее матери, которая, как теперь выяснилось, всегда относилась к ней как к обузе, возлагавшей на нее определенные обязательства. В письме не было ни одного слова, подтверждающего, что Мэри Армитидж испытывала к дочери хоть какие-то теплые чувства. Более того, ее абсолютно не заботила судьба собственного ребенка.

Бет притворялась, что все еще читает письмо, хотя на самом деле успела выучить его наизусть. Ей нужно было время, чтобы собраться с мыслями.

— Даже если я действительно дочь этой женщины, то откуда у вас уверенность в том, что вы мой отец, ваша светлость? — спросила она наконец.

— Я уверен в этом потому, что хорошо знал вашу мать, — спокойно ответил герцог. — Она была добродетельна, и если вы обнаружили некоторую холодность в тоне письма, то это оттого, что являлись для нее постоянным напоминанием о единственном в ее жизни падении. Когда мы узнаем друг друга лучше…

— Я не хочу этого! — вскрикнула Бет. Невыносимо, что этот человек читает в ее сердце как в открытой книге.

— Когда мы узнаем друг друга лучше, возможно, вы захотите узнать о своей матери больше, и я охотно расскажу вам о ней, — невозмутимо продолжал герцог.

— Повторяю вам, — прошипела Бет, — я не хочу иметь с вами ничего общего, ваша светлость! Если вы решили признать меня, одеть в шелка и осыпать драгоценностями, то знайте — этого мне не нужно!

— Боюсь, что совсем без шелка и без некоторого количества драгоценностей нам не обойтись, — усмехнулся он, и Бет дала волю гневу.

— Вы совсем меня не слушаете! — Она вскочила с места.

— Наоборот, Элизабет, это вы меня не слушаете, — с неизменным спокойствием ответил он. — Шелк и драгоценности — непременные атрибуты брачной церемонии, а именно это входит в мои намерения относительно вас.

Бет распрямила плечи, вздернула подбородок и изобразила на лице то, что, по ее мнению, должно было выглядеть как уничижительная усмешка: