Волшебники из Капроны - Джонс Диана Уинн. Страница 22

Кашляли все вокруг: и те, кто был рядом, и те, кто находился от Паоло на значительном расстоянии, и это был единственный знак, по которому он мог судить, что он не совсем один. Паоло повертел головой, пытаясь рассмотреть, кто еще тут кашляет, но не увидел даже Лючии. И Бернардо он не видел, хотя знал, что еще секунду назад держал его за руку. Не успел он все это осознать, как понял, что утратил и чувство пространства. Он оказался совсем один, кашляющий и дрожащий, в холодной белой пустыне.

«Нет, я не стану терять голову, – решительно сказал себе Паоло. – Отец не потерял, и я не потеряю. Найду убежище и отсижусь, пока не кончится это дьявольское заклятие. А потом пойду домой. Неважно, если Тонино все еще нет… – И он остановился, потому что в голову ему пришла одна мысль, потрясающее открытие: – Таким путем нам Тонино не найти никогда».

И он знал, что это так.

С протянутыми вперед руками и широко распахнутыми глазами в надежде что-то разглядеть – что было маловероятно, поскольку от воздействия тумана из них текло и из носа тоже, – Паоло, чихая и кашляя, шаг за шагом продвигался вперед, пока пальцы ног не уперлись в камень. Опустив глаза, Паоло попытался разглядеть, что это, но не смог. Тогда он поднял ногу и пальцами провел по препятствию. После нескольких дюймов нога свободно двинулась вперед: препятствие кончилось. Значит, нога упиралась в выступ. Скорее всего, в поребрик. Ведь когда Паоло убегал от слона, он был у края мостовой. Поднявшись на поребрик, он осторожно прошел вперед еще дюймов шесть – и упал на ступени поверх чего-то, что, видимо, было человеческим телом.

Это так ошеломило Паоло, что сначала он лежал не шевелясь. Но вскоре понял, что тело под ним живое: оно подрагивало – впрочем, как и он сам, – кашляло, потом забормотало. «О мадонна…» – услышал Паоло слабый, хриплый голос. Теряясь в догадках, он осторожно протянул руку и провел ею по телу. Пальцы попали на холодные металлические пуговицы, галун, а чуть повыше ощутили теплое лицо, которое испустило квакающий звук, когда холодная рука Паоло коснулась губ и больших пушистых усов.

«Ну и ну! – подумал Паоло. – Да ведь это полицмейстер Капроны!»

И Паоло встал на колени, опустившись на плоскость, которая, вероятнее всего, была ступенью Художественной галереи. Спросить было некого, кругом ни души. Но не мог же он бросить человека, беспомощно валявшегося на ступенях в таком тумане. Здесь и тому, кто мог двигаться, приходилось достаточно туго. Считая, что поступает правильно, Паоло – он все еще стоял на коленях – тихо запел самое общее контрзаклятие, какое вспомнил. На туман оно влияния не оказало – тут, очевидно, действовали очень сильные чары, – но Паоло услышал, как полицмейстер, перекатившись на бок, застонал. Заскрипели сапоги: кажется, он ощупывал ноги. «Mamma mia», – разобрал Паоло среди жалобных стонов.

Прозвучало это так, словно полицмейстер хотел остаться один. Паоло предоставил его самому себе и пополз вверх по ступеням. И добрался до самого верха, но понял это только тогда, когда ударился локтем о колонну и ткнулся головой в живот Лючии. По этому поводу они немедленно обменялись не слишком любезными словами.

– Когда кончишь лаяться, – сказала наконец Лючия, – можешь влезть сюда между колоннами. Вдвоем не так холодно. – Она закашлялась и задрожала. – Ужас! И кто все это натворил!

Она опять закашлялась. От тумана голос у нее охрип.

– Не мы, – отозвался Паоло. – Иначе бы мы знали. Ой, локоть!

Ориентируясь на ее голос, он втиснулся между колоннами и встал рядом с ней. Так он чувствовал себя получше.

– Свиньи, – говорила Лючия. – Иначе как подлостью такие штуки не назовешь. Смешно! Всю жизнь нам объясняют, какие они свиньи, а нам все кажется – не может быть. А потом столкнешься с ними на деле, и оказывается, что они даже хуже. Это ты сейчас пел?

– Угу. Я кувыркнулся через полицмейстера. Лежит там внизу, на ступенях, – объяснил Паоло.

Лючия рассмеялась.

– А я споткнулась о другого. И тоже спела контрзаклятие. Он растянулся на лестнице у кромки и, наверное, сильно расшибся.

– Плохо дело, когда не можешь двигаться, – посочувствовал полицейским Паоло. – Все равно что быть слепым.

– Жуть, – согласилась Лючия. – Как тот нищий слепец на виа Сант-Анджело. Завтра же подам ему милостыню!

– Тот, с белыми глазами? – спросил Паоло. – Я ему тоже подам. Пропади они пропадом, все эти заклятия! Чтоб их больше никогда не было!

– Сказать тебе по правде, – заявила Лючия, – хотелось бы мне набраться духу и сжечь библиотеку вместе со Скрипториумом дотла. Знаешь, что пришло мне в голову прямо перед тем, как я споткнулась о полицейского? Что никакие заклятия, сколько бы их ни было, ничего с этими мерзкими похитителями не поделают.

– И я так подумал! Точь-в-точь! – воскликнул Паоло. – Я знаю, единственный способ найти Тонино…

– Погоди, – прервала его Лючия. – По-моему, туман рассеивается.

Она была права. Когда Паоло высунулся из-за колонн, он смог увидеть два темных бугра: полицмейстер и лейтенант сидели на ступенях, обхватив голову руками. Он смог увидеть и большой отрезок Корсо – булыжники, темные и влажные на вид, но, к великому удивлению Паоло, вовсе не грязные и не выщербленные.

– Кто-то привел все в порядок! – сказала Лючия.

Туман продолжал рассеиваться. Теперь они уже видели поблескивающие двери Арсенала и Корсо, пусть не во всю ширину, но все булыжники были там, где им положено.

Примерно посередине мостовой лицом к лицу стояли Антонио и Гвидо.

– Ой! Неужели они собираются начать все сначала? – проронил Паоло.

Но почти сразу же Антонио и Гвидо сделали поворот кругом и разошлись в разные стороны.

– Слава богу! – воскликнула Лючия, и они с Паоло, радостно улыбаясь, повернулись друг к другу.

Только это была не Лючия. Паоло смотрел в белое, удлиненное лицо и в глаза куда темнее, крупнее и проницательнее, чем у Лючии. Лицо это обрамляли покрытые грязью темно-рыжие кудри. При виде обмершего от удивления Паоло улыбка мгновенно исчезла с этого лица и сменилась выражением ужаса. Паоло чувствовал, что то же самое происходит и с его лицом. Все это время он прижимался к девчонке Петрокки! И он знал к какой. К старшей из двух, что пришли тогда во дворец. Рената, так ее зовут. И она тоже его узнала.

– Ты… тот самый голубоглазый мальчишка из Дома Монтана! – воскликнула она, стараясь произнести это как можно презрительнее.

Они поднялись. Рената прижалась к колонне, словно ища спасения внутри ее. Паоло отступил к краю лестницы.

– Я думал, ты Лючия, моя сестра, – сказал он.

– Я думала, ты Клаудио, мой двоюродный брат, – сказала Рената.

Оба произнесли это таким тоном, чтобы стало ясно: вина на другой стороне.

– Я не виноват! – воскликнул Паоло. – Спрашивай с тех, кто устроил туман. Это дело вражеского колдуна.

– Знаю. Крестоманси нам говорил, – сказала Рената.

Паоло почувствовал, как в нем поднимается ненависть к Крестоманси. С какой стати он говорил Петрокки то же, что говорил Монтана? Но вражеского колдуна он ненавидел еще сильнее. Из-за него он, Паоло, оказался в самом затруднительном положении, в какое когда-либо попадал. Мысленно ругая себя, Паоло повернулся, чтобы удрать. Он сгорал от стыда.

– Нет, стой! Подожди! – придержала его Рената.

Она сказала это командирским тоном, и Паоло машинально остановился, дав Ренате время схватить его за локоть. Паоло не стал вырываться, просто застыл на месте и постарался вести себя с подобающим Монтана достоинством. Он смотрел на свой локоть и вцепившуюся в него руку Ренаты, будто на склизкую жабу. Но Рената упорно удерживала его.

– Можешь бросать какие угодно взгляды, – заявила она. – Мне наплевать. Я не отпущу тебя, пока не скажешь, что вы сделали с Анджеликой.

– Ничего, – презрительно бросил Паоло. – Да мы ни к кому из вашей шатии и длиннющим шестом не прикоснемся. А вот что вы сделали с Тонино?

Белый лоб Ренаты прорезала откуда-то взявшаяся морщинка.