Сломанная роза - Беверли Джо. Страница 48
Рауль уже ждал его в грязном круге, с мечом в руке и щитом наготове.
— Я думал, ты избегаешь меня, комаришка.
— Я не хотел срамить гостя, громила.
— Мужчины! — пробормотала Джеанна, но, взглянув на нее, Алина увидела, что она бледна как плат.
— Они не причинят друг другу вреда, — успокоила она кузину, хорошо понимая, что у Джеанны есть причины волноваться. Галерану ни за что не справиться с таким огромным соперником, и даже если он остался бы невредим, то был бы поднят на смех.
Однако вскоре Алина стала тревожиться не за одного Галерана. Она напряженно смотрела на пыхтящих от усилия мужчин, вздрагивая при каждом лязге металла.
Для своего роста Галеран был достаточно силен; к тому же он несколько превосходил Рауля в гибкости и проворстве. Порой удары Рауля казались Алине смертельными, но в последний миг Галеран отражал или избегал их. Он, в свою очередь, тоже яростно наскакивал на друга, только чудом не нанося тому серьезных увечий.
Свершилось. Сокрушительный удар сверху едва не рассек пополам череп Галерана; его спас шлем и поднятый щит. От ответного удара щит Рауля треснул, и осколок взвился высоко в воздух.
Алина безмолвно пошевелила губами. Мужчины!
Она не снимала вины и с лорда Вильяма; под началом ее собственного отца в Берстоке столь опасные игры никогда не допускались. Но, с другой стороны, ни одному из ее братьев никогда не угрожал скорый поединок чести с более сильным противником. Содрогнувшись, она вспомнила, как совсем недавно путем поединка решалось дело об измене. Проигравший не погиб в бою, но, поскольку вина его была доказана его поражением, ему выкололи глаза и отрезали детородные части.
Все, кто наблюдал за схваткой, затаили дыхание, моля, чтобы не случилось непоправимого.
И вдруг заплакала Доната.
Внимание Галерана на миг ослабло, и меч Рауля обрушился прямо ему на шлем.
— Да заберет господь душу твою в ад! — возопил Рауль, оскальзываясь и падая в грязь; чтобы ослабить удар, он пытался отвернуться.
Галеран боком рухнул наземь. Рауль с воплем упал на колени рядом с поверженным другом.
— Как мог ты зазеваться? Боже милостивый!..
Но Галеран уже пытался встать, ощупывал голову, морщился от боли.
— А что еще я мог сделать? Спасибо, что не обезглавил меня.
— Я был близок к…
Они оба обернулись и воззрились на Джеанну, и только тут Алина поняла, что Джеанны нет. Она бежала к дому с плачущей Донатой на руках. Алина подобрала юбки и пустиласъ вдогонку.
Догнала кузину она уже в зале. Джеанна сунула яростно вопящую дочь в руки перепуганной Уинифрид, и та торопливо унесла ее.
— Я чуть не убила его! — вскричала Джеанна. — Когда же настанет конец тому злу, что я творю?
13
Алина схватила Джеанну за плечи.
— Рауль не убил бы его. И ты не виновата. Просто ребенок заплакал…
— Это я сжала ее. Мне было очень страшно, и я слишком сильно стиснула ее. Верно, ей передался мой ужас…
Алина метнулась к столику, налила, расплескивая, вина в кубок и насильно сунула его в трясущиеся руки кузины.
— Пей! Ты принимаешь все это слишком близко к сердцу. Если мужчины тешат себя военными играми, не наша вина, что они могут пораниться.
— Не наша? Нет, Алина, все это моя вина. Все, с начала и до конца. Стоя там, я поняла, что однажды дело дойдет до настоящего боя, и я стану причиной чьей-то смерти!
— Но необязательно произойдет именно так…
— Ты думаешь?
Из соседнего покоя доносился несмолкающий, пронзительный крик Донаты. Она заходилась в плаче и никак не хотела уняться.
— О господи, — опомнилась Джеанна, — мне пора кормить ее.
Она отдала нетронутый кубок с вином Алине и устремилась прочь.
Алина, не задумываясь, осушила кубок и снова вышла во двор, размышляя о том, что род человеческий все-таки чудом сохраняется до сих пор. Разумной женщине в голову не пришло бы связываться с мужчиной и вступать в брак с его горестями и тревогами, покуда ей доступна размеренная спокойная жизнь за монастырскими стенами. Там у женщины достанет времени учиться, создавать красивые вещи, предаваться собственным мыслям, не отвлекаясь суетой мира…
Ha грязной площадке перед домом уже вовсю копошились куры, по-хозяйски разгуливали свиньи, занимались своим делом крестьяне. Голоса мужчин доносились из-за частокола. Неужели они до сих пор не натешились и решили перенести свои глупые забавы в поле?
По приставной лестнице Алина взобралась на мостки, идущие по верху частокола, и увидела их.
Они плескались в реке, смывая с себя пот и грязь.
Они были наги.
Мужская нагота отнюдь не была тайной для Алины, но, став взрослой девушкой, она расценивала интерес, который возбуждали в ней мужские тела, как недостойную слабость, с которой следует бороться. Рауль де Журэ убедительно объяснил ей, сколь губительной может оказаться слабость, и, следовательно, сейчас у нее была возможность изучить этих нагих мужчин как представителей врага, коего она должна была научиться побеждать.
К своему облегчению, она вскоре обнаружила, что кутерьма тел не будит в ней никаких особых чувств. Толстые и тощие, кривоногие, с торчащими коленями, с выпуклой или впалой грудью, волосатые или почти безволосые, все это были только тела, и опасаться их нечего.
Большинство мужчин плескались у самого берега, смывая грязь. Некоторые выплывали на глубину.
С внезапной тревогой она искала глазами Рауля и Галерана — и не находила. Неужели увечье оказалось столь серьезным?
Но вот поодаль от остальных она заметила в воде две головы, устремившиеся вниз по течению.
Они опять мерились силами, и на сей раз Рауль явно выигрывал.
Мужчины!
Рауль доплыл до низко нависшего над водою поваленного дерева и схватился за ветку, чтобы остаться на месте. Затем подтянулся вверх на одной руке.
— Хвастун, — пробормотала сквозь зубы Алина — сестра пяти братьев; но, несмотря на слова, его ловкость все же произвела на нее впечатление. Грубая игра мускулов заставила ее сердце биться быстрее, а когда Рауль взобрался на дерево и встал во весь рост в великолепии надменной, позлащенной солнцем наготы, ее щеки ярко вспыхнули.
Рауль рассказывал ей о жарком солнце своей родины — солнце, делающем одежду скорее неудобством, чем необходимостью. Теперь она могла убедиться воочию, что кожа его темно-золотого цвета, без единого белого пятнышка. Остальные мужчины — урожденные англичане — были светлее или с загорелыми лицами и руками. Крестоносцев можно было отличить по более темному загару на руках, икрах и изредка — на груди.
У Рауля лицо и руки были темнее, но и весь он был ровного золотистого цвета, лишь только черная курчавая поросль окружала его мужские части.
При мысли о том, что она это видит, более того — разглядывает, Алина залилась ярким румянцем, но глаз не опустила. Он был, что называется, ладно скроен.
Тем временем Галеран тоже доплыл до дерева. Рауль нагнулся, протянул ему руку, и он, подтянувшись, поднялся из воды, выказывая такую же силу и гибкость.
Конечно, Галеран не обладал внушительными мышцами Рауля, но сейчас, когда он был раздет, его сила была очевидна. Как и Рауль, он был коричневым от солнца, но ляжки и зад у него были все же совсем светлыми.
Спохватившись, Алина одернула себя — негоже разглядывать мужа кузины — и опять перевела взгляд на Рауля. Его нагота будила в ней тревожное, будоражащее чувство, и она сама, увы, хорошо понимала его природу. Плотское влечение к мужчине. Ей и прежде приходилось испытывать нечто подобное, и она полагала, что почти уже научилась подавлять вожделение, но никогда прежде, до встречи с Раулем, оно не бывало столь сильным.
Однако, по словам отца Роберта, такие чувства естественны, и испытывать их не зазорно. Это не порочно? Она станет порочной, только если позволит чувству поработить себя.
А если не порочной, то слабой.
И потому сейчас нужно смело смотреть на причину своей слабости и в этом обретать силы для борьбы с собою. Со временем все теряет новизну, ко всему можно привыкнуть…