Сломанная роза - Беверли Джо. Страница 50
Сцедив молоко, она вернулась к словам Галерана об Алине. Так ли все серьезно у нее с Раулем? Неужели она, занятая своими заботами, ничего не заметила?
— Где леди Алина? — спросила она у служанки.
— Не знаю, госпожа.
Алина любила Донату не меньше, чем сама Джеанна.
Что же могло заставить ее уйти от ребенка? Отсутствие Алины было неестественно, тревожно, и Джеанне оставалось лишь размышлять, не ступили ли они обе на неверный путь.
Джеанна пустилась на поиски и обнаружила Алину в обществе престарелой хозяйки поместья, леди Марджори, за совершенно невинным занятием: она помогала леди Mapджори готовить сборы из целебных трав. Однако от Джеанны не укрылся хмурый вид Алины.
— Что ты печальна? — спросила Джеанна, вняв пучок огуречной травы и обрывая листочки. — Тебя так взволновала та потасовка?
— Нет, — кратко ответила Алина, прилежно растирая что-то пестиком в ступке.
— Болит голова?
— У меня никогда не болит голова.
— Все может измениться, когда меняются обстоятельства. Тогда, может быть, тебя беспокоит твое чувство к Раулю де Журэ?
Седовласая леди Марджори взглянула на нее с лукавой улыбкой.
Алина оставила ступку и яростно посмотрела на Джеанну.
— Нет, ничуть.
— Но это не по-христиански — не испытывать никаких чувств к ближнему.
Алина снова принялась за дело.
— Ты знаешь, о чем я говорила.
— Да, знаю. Пожалуй, знаю даже больше. В какой-то мере я отвечаю за тебя, и Галеран тоже. Нам обоим было бы стыдно, поведи ты себя неразумно.
Алина повернула голову и выразительно посмотрела на Джеанну, очевидно, думая, что кому-кому, а Джеанне не следовало бы судить других за неблагоразумие.
Джеанна покраснела, но ничего не ответила на безмолвный упрек.
— Что ты делала на реке?
— Я не была на реке.
Листья в ступке превратились в зеленую кашицу. Леди Марджори, не говоря ни слова, убрала их и положила новых.
— Но ты была достаточно близко, чтобы все видеть, — возразила Джеанна. — Не слишком ли ты стара, чтобы подглядывать за мужчинами из кустов?
Алина вскочила, уперла руки в бока.
— Кто тебе сказал? Если это…
— Нет! — прервала Джеанна. — Я только гадаю. Помилосердствуй, Алина, и скажи мне сама. Что ты делала?
Она была почти уверена, что кузина промолчит, не ответит, но та, помедлив, сказала:
— Я просто смотрела на них с частокола, вот и все. Я беспокоилась о Галеране. Хотела убедиться, что с ним все хорошо.
— Но ведь ты не ушла, убедившись, что он цел и невредим? — Джеанна тоже перестала притворяться. — Алина, тело одного мужчины очень похоже на тело другого.
— Значит, для тебя тело Галерана такое же, как тело любого другого?
— Ты что, влюбилась в Рауля? — ахнула Джеанна.
— Влюбилась? Вот еще! — фыркнула Алина, но почему-то отвернулась, взяла ивовый прутик и стала тщательно очищать его от коры; затем вдруг остановилась, вертя в руках длинную полоску. — Но, наверно, я бы солгала, сказав, что он совсем не волнует меня. — Она отложила полоску в ворох уже снятой коры и снова принялась за дело. — Я решила научиться подавлять в себе подобные чувства, вот и упражняюсь на Рауле.
— Упражняюсь?.. — изумленно воззрилась на кузину Джеанна. — Ради бога, что же это за упражнения?
Алина, хоть и покраснела, смело встретила ее взгляд.
— Он пытается соблазнить меня, а я учусь, как этому воспротивиться.
— Соблазнить?! — Джеанна отшвырнула пучок веточек, с которых обрывала листья. — Ты с ума сошла! Что, если победит он? Он погубит тебя!
— Быть может, я заслуживаю погибели, если проиграю. Ведь Галеран заслуживал бы смерти, если б Рауль мог победить его.
Джеанна вырвала ивовый прутик из рук Алины.
— Скользни меч чуть ниже, и Рауль ранил бы его, и легко мог убить. Алина, любая игра становится слишком опасной, когда на кону — жизнь.
— Это не игра, Джеанна, — без тени шутки произнесла Алина. — Если мне суждено стать монахиней, я должна точно знать, что у меня достанет сил воспротивиться самому могущественному из дьявольских соблазнов.
— Самому могущественному… — замирающим эхом в ужасе повторила Джеанна. Галеран прав, положение угрожающее. Но и с Алиной нельзя не согласиться. Что, если она не годилась для целомудренной, полной лишении жизни невесты Христовой?
Но связываться с Раулем де Журэ?.. Это как если бы человеку, никогда не сидевшему в седле, для первой поездки выбрать боевого коня. Джеанна не переставала гадать, что же именно успела предпринять неразумная кузина.
— Итак, — спросила она, — что ты называешь игрой? В глазах Алины неожиданно вспыхнули озорные огоньки.
— Я всего лишь показала Раулю де Журэ, что он может хоть весь день напролет потрясать передо мною предметом своей великой гордости, а мне до того нет никакого дела!
Окаменев на миг от ужаса, Джеанна затем рассмеялась. Леди Марджори, как она успела заметить, прикрыла губы рукою.
Но среди множества других забот и тревог, обуревавших Джеанну, не было места еще для одной. Она не хотела сейчас думать об этом.
Однако, выйдя из комнаты, Джеанна решила поговорить с Раулем. Хотя сам он уже заметил ей однажды, что в ответе за Алину лишь Галеран, сейчас оба друга могли ошибочно счесть происходящее забавной шуткой.
Когда солнце уже клонилось к закату и все домашние собрались в зале за вечерней трапезой, она пробралась между снующими вокруг столов слугами, которые вносили в зал блюдо за блюдом, и подошла к Раулю, беседовавшему со стражником.
— Сэр Рауль…
Он с улыбкой обернулся к ней; стражник с поклоном отошел в сторону. Джеанне казалось, что она различает за обманчивой веселостью в глазах Рауля настороженность. И еще: все это время она была настолько поглощена собственными хлопотами, что до сих пор не замечала, как он хорош собою.
Хотя Джеанна всю жизнь любила невысокого, сухощавого Галерана, она не могла не признавать, что высокий, широкоплечий Рауль, с его холеным, сильным телом, тоже может вызывать непреодолимое влечение. Взгляд притягивал особый блеск живых глаз, золотистый загар и белизна зубов. И, в довершение ко всему, от него, как и от Галерана, исходило обаяние бесспорной мужской силы, привлекавшее внимание любой женщины, и тем хуже для нее, если сердце ее было свободно.
Не Алине тягаться с таким мужчиной, даже ради забавы.
— Сэр Рауль, я несколько обеспокоена вашим поведением с моей кузиной.
Он учтиво отвел ее, пропуская слугу, несущего большую чашу.
— У леди Алины есть причины жаловаться на меня?
Джеанна понимала, что не имеет особых оснований винить его.
— Нет, она не жаловалась. Но вы должны знать, что она хочет посвятить себя господу.
— Это достойное призвание. Разумеется, для тех, кого Он призывает.
— Вы полагаете, она не из таких?
— Я полагаю, пришло время ей самой понять, так ли это.
Его тон показался Джеанне излишне надменным.
— Одно то, что вы способны зажечь ее кровь, еще не значит, что у нее нет призвания к благочестивой жизни!
— Разумеется; это зависит лишь от того, силен ли жар в крови. — Он заглянул ей прямо в глаза. — Леди Джеанна, скажите: желали бы вы, чтобы Алина оказалась заперта в монастырских стенах, если это противно ее натуре?
— Никто и никогда не принуждал ее к этому. То был ее собственный выбор…
— Порой люди могут и передумать. И подчас бывают благодарны судьбе, помешавшей совершить непоправимую ошибку. Как вам кажется, не стоит ли нам позволить Алине разобраться в своих чувствах прежде, чем она примет окончательное решение?
Глаза Джеанны блеснули, как сталь.
— Только, сэр мудрец, прошу помнить, что вы разбираетесь в ее чувствах и не трогаете остального, не то, будь вы хоть трижды крестоносец, вам недолго останется разбираться в чем бы то ни было!
Она устремилась прочь от него к леди Марджори; он проводил ее взглядом, пробрался сквозь толпу, наполнившую зал, и незамеченным встал за спиною у Алины, которая отрешенно покачивала ногою колыбельку Донаты.