Сломанная роза - Беверли Джо. Страница 76

— Нет, сир.

Почему его не оставляло ощущение, будто он прилюдно признался в грехе? Видимо, из-за повисшего в палате молчания, — молчания, исполненного неодобрения, исходившего от всех, кто присутствовал на суде.

— Тем не менее я слышал, вы при первой встрече так ее ударили, что сбили с ног?

А кто тебе донес?

— Да, сир, каюсь, так было. Мне не следовало бить жену. Муки совести и искреннее раскаяние сами по себе достаточное для нее наказание.

Фламбар сухо усмехнулся.

— Вы слишком мягкосердечны, лорд Галеран. Слишком. Женщины — мастерицы плакать и стенать, но ради спасения их бессмертных душ нельзя позволять им пользоваться этими уловками, чтобы избегнуть справедливой кары.

Галеран с трудом удержался от улыбки. Подумать только, в какую западню он чуть было не угодил!

— Вы полагаете, я должен был побить жену, милорд архиепископ? Но, ежели она со смирением приняла наказание, одинаковое с сэром Раймондом, почему бы и ему не лечь под розги? Кстати, я должен ему один удар…

Лоуик с перекошенным лицом вскочил на ноги, хватаясь за меч.

— Сидеть! — прошипел ему Фламбар, не сводя глаз с Галерана. Что-то в его взгляде настораживало: за напускным гневом таилось неведомое. Отчего порыв Лоуика так обеспокоил архиепископа? Разве не желал он, чтобы дошло до мечей?

Генрих сидел на троне, опершись подбородком на руку, и внимательно следил за происходящим.

— Оставим на некоторое время вопрос о том, чего по справедливости заслуживает леди Джеанна. Мы собрались здесь разрешить вопрос о ребенке и праве архиепископа решать, на чьем попечении ему остаться. Сказать по правде, лорд Галеран, меня удивляет ваша решимость растить в своем доме бастарда.

Галеран мог бы горячо спорить, но знал, что полезнее придерживаться практического взгляда на вещи.

— Сир, этот младенец не отлучен еще от груди, а, как всем известно, лишить грудное дитя материнского молока значит поставить под угрозу его жизнь. У меня нет причин причинять зло невинному созданию. Итак, поскольку я желаю, чтобы жена моя была рядом со мною, ребенок должен остаться с нею. Кроме того, Доната — девочка и потому не может ущемлять интересы наших будущих детей.

— Следовательно, вы согласны растить этого ребенка с той же приязнью и заботой, какими бы пользовались ваши кровные отпрыски, и устроить ее будущее, как подобает?

— Да, сир.

Генрих обратился к другой скамье.

— Сомневаюсь, сэр Раймонд, что вы можете сделать для вашей дочери столько же.

— И все же она — моя дочь, сир, — твердо сказал Раймонд.

— Но у вас нет постоянного дохода, чтобы прокормить ребенка. И даже если мы решим передать ребенка вам, кто станет заботиться о девочке? У вас нет жены. Нет дома.

— Я найду себе жену, сир, и у меня будет дом. Король поднял брови.

— Как я сам мог убедиться, это нелегко. Сознаюсь, и у меня есть дочери, рожденные вне брака, но я почел за благо предоставить их матерям растить и воспитывать их. Скажите, сэр Раймонд, отчего вы так хотите обременить себя малым ребенком?

На прямой вопрос Генриха Лоуик не нашел ответа. Он сжал губы и после некоторой заминки сказал:

— Потому что она моя. Я имею право.

Это прозвучало до смешного беспомощно. На деле Лоуику нужна была, разумеется, Джеанна. Но ее он мог получить только со смертью Галерана, с его смертью к нему отходил бы и Хейвуд. Но не говорить же об этом здесь!

Однако, к своему неудовольствию, Галеран заметил, что Фламбар как будто совсем не обеспокоен ходом событий.

Это его встревожило.

Король откинулся на спинку трона и обратился к советникам.

— Милорды! Желаете ли вы задать вопросы любой из сторон или вам есть что посоветовать мне?

Неужели так просто заканчивается суд?

Впрочем, радоваться было рано, ибо он услышал слова архиепископа Лондонского:

— Сир, мы должны принять во внимание права Церкви.

— Ах, да, — откликнулся король. — Хорошо, что вы напомнили мне, милорд архиепископ.

Галерану ясно было: Генрих предпочел бы, чтобы ему ни о чем не напоминали, но пренебречь мнением архиепископа не мог. Церковь имела право на вынесение решений по определенным вопросам и не позволила бы лишить себя этого права.

У Галерана чаще забилось сердце. Больше всего он боялся вмешательства Церкви как законной силы. Фламбар сам по себе был всего лишь желчным, всеми ненавидимым человеком. Но не считаться с Церковью невозможно.

— Сир, — промолвил архиепископ Лондонский, — перед нами крайне любопытный случай. Архиепископ Дургамский был вправе наложить наказание за содеянный грех, и лорд Галеран также был вправе наказать свою жену. Если они не пришли к согласию, что надобно сделать?

— Если вы этого не знаете, милорд архиепископ, — отвечал Генрих, — то я и подавно.

— Если нет другого решения, сир, — невозмутимо продолжал архиепископ, — я предлагаю, дабы все было справедливо, пусть лорд Галеран пожертвует сколько-нибудь на нужды Церкви. Думаю, это уравновесило бы ту часть ребенка, которой он лишает сэра Раймонда.

— Вы хотите сказать, часть наказания, — уточнил король. — Как мне кажется, это сэр Раймонд должен заплатить за то, что его избавляют от хлопот, как бы ни было благородно его желание самолично растить и пестовать свое дитя.

— Мудрые слова, сир, — сухо улыбнулся архиепи-скоп. — Итак, сэру Раймонду следует назначить иное покаяние. Как говорят, он доблестный воин; возможно, ему надобно, как в свое время лорду Галерану, отправиться воевать с неверными?

Генрих едва сдержал улыбку.

— Что скажете на это, сэр? — обратился он к Раймону.

— Вы должны понимать: ежели вам пришлось бы судиться по всей строгости закона, и вы оба, и дама понесли бы наказание куда более суровое, вплоть до лишения самой жизни.

Все было проделано так ловко, включая выдворение Лоуика из Англии, что Галеран задумался, не подстроено ли это действо заранее.

Лоуик казался совершенно раздавленным.

— Сир, я счел бы за честь поднять меч во имя господа, но мой первый долг — защищать мою дочь и ее мать…

Фламбар успокаивающе положил руку на плечо Лоуику и тяжело поднялся на ноги, опираясь на золоченый, изукрашенный каменьями посох. В облачении и митре он имел внушительный, почти библейский вид.

— Прошу прощения, сир, но в этом деле есть одна подробность, о которой пока не сказано ни слова.

Галеран обменялся взглядами с Раулем. Он не знал, что сейчас произойдет, но понимал: вот он, неожиданный удар.

— Да, милорд архиепископ? — с внезапным интересом отозвался король.

Фламбар улыбнулся милостивой улыбкой, достойной святого с миниатюры.

— По вашему чрезвычайно точному замечанию, сир, а также суждению брата моего, архиепископа, совокупление Раймонда Лоуика с Джеанной Хейвуд было незаконным. Именно так рассудил и я, накладывая покаяние, хотя, ввиду обстоятельств, проявил милосердие. Однако после более подробной беседы с сэром Раймондом я обнаружил, что он не видел греха в своих поступках не только потому, что считал лорда Галерана погибшим, но и потому, что был убежден, что является законным супругом леди Джеанны.

— На каких основаниях? — воскликнул Галеран, но внутри у него зашевелился тошнотворный страх. Неужели Джеанна венчалась с Лоуиком? Странно, если бы она не сделала этого, считая себя вдовой, но, если б была обвенчана, то, конечно, сказала бы ему сразу же по его возвращении.

Фламбар не скрывал своего торжества.

— Прежняя помолвка, милорд.

— Лжешь! — Галеран вскочил и неминуемо схватил бы Фламбара за горло, но Рауль и стражники оттащили его.

— Сядьте, лорд Галеран, — с ледяным спокойствием промолвил король. — Уверяю вас, мы выясним сегодня истину. — Рауль силой усадил Галерана обратно на скамью, и Генрих обратился к архиепископу: — У вас есть доказательства?

Фламбар щелкнул пальцами, и вперед выступил брат Фортред, вручивший Лоуику какой-то свиток. Лоуик, преклонив колени, подал свиток королю.

Галеран воззрился на пергамент, точно то была змея в пустыне Мертвого моря. Прежняя помолвка могла сделать недействительным его брак с Джеанной. Неужели это правда? То и дело чьи-то судьбы ломала забытая или не принятая во внимание помолвка чуть не в младенчестве…