Король жил в подвале и другие сказочные истории - Арбенин Константин Юрьевич. Страница 42

Напряженная ситуация в театре разрешилась сама собой. О талантливых артистах прознали в столице, после чего импресарио самой крупной телевизионной компании предложил им делать собственные авторские программы. Клоуны собрали имущество, оседлали поезд и отправились в Москву, предоставив коллегам возможность самим выпутываться из накрученных ими же интриг. Бабёф выбрал вечернюю программу, она называлась «Воспоминания с улыбкой», выходила раз в месяц, смешное в ней соседствовало с печальным, гости в студии рассказывали о своей юности, травили старомодные байки, музицировали, пели романсы и читали вслух чужие хорошие стихи. Туф взялся за ежедневную передачу – шумную, красочную, веселящую – под названием «Разноцветная пицца», ее запускали в эфир ранним-ранним утром, чтобы зрители набирались хорошего настроения на весь день. Жили клоуны теперь отдельно, им предоставили квартиры в домах по разные стороны одной улицы. Поначалу клоуны сохраняли традицию завтракать вместе, но вскоре утратили её и ограничились нечастыми заходами в гости. Потом визиты поредели. Каждый стал готовить свою глазунью. Раз попробовав желток, рыжий стал выбрасывать его в мусорную корзину. Белый не смог привыкнуть к белку и отдавал его соседской собаке Тарелочке. Рыжий завёл манеру в полдень выпивать стакан молочного коктейля. Белый пристрастился к апельсиновому соку. Вечера рыжий проводил в ночных клубах. Белый ночами гулял по набережной, смотрел в небо и предавался мечтаниям: небосвод напоминал ему воздушную гимнастку Ию – в чёрном трико с серебряными блёстками. Иногда кто-нибудь из клоунов случайно заставал своего коллегу в собственном телевизоре и просматривал его передачу. Оба были, мягко говоря, не в восторге. Бабёфу с самого начала не нравилась затея Туфа, он считал, что острить каждое утро по расписанию – аморально. «Язык – не лезвие, – говорил он сам себе, – затупится – не сменишь». Туф, наоборот, считал, что безнравственно откладывать шутки впрок, до конца месяца, как это делает Бабёф. «Юмор – товар скоропортящийся, – объяснял он себе. – Бороды у анекдотов растут быстрее, чем монтируешь передачу». Глядя программы Бабёфа, Туф морщился от скуки. Бабёф, просматривая очередное туфовское шоу, от досады только мотал головой. Но публика не вдавалась в этические проблемы клоунов и получала от обеих программ только положительные эмоции. То, чего недодавала ей ежедневная «Пицца», она добирала в спокойных вечерних «Воспоминаниях» – и духовная жажда была полностью удовлетворена. Телекомпания, таким образом, была довольна работой обоих авторов. Через некоторое время Туф купил себе шикарный «шевроле» белой масти. Господин Бабёф приобрёл оранжевый «паккард». Ночи господин Туф стал коротать в вечерних ресторанах. Господин Бабёф разбавлял бессонницу романтическими прогулками по Москве-реке на водном велосипеде. Глядя на тёмную гладь воды, укачивающую в себе блуждающие огоньки светил, он вспоминал свою возлюбленную – пряди её черных волос, брови, трико, туфельки, блёстки… Утром его будила отвратительная программа коллеги Туфа, она стала откровенно тупой, бессодержательной и штопалась белыми нитками. Однажды Бабёф не выдержал: не закончив завтрака, он бросился в соседний дом, к Туфу, с намерением высказать наконец всё накопившееся недовольство прямо ему в лицо.

– Как тебе не стыдно! – воскликнул он. – Что ты творишь! Ты же клоун, а не паяц! Разве ты не чувствуешь больше разницу между смешным и пошлым? Если от шуток тошнит, а остроты дурно пахнут, значит, это уже не юмор, а казарма! Мы, клоуны, как повара: чувство вкуса – главное в нашей профессии. А ты ему изменяешь! И с кем! Над чем ты шутишь? Что это за воляпюки без трусов? По-твоему, это смешно? Заметь, даже стриптизёрши не начинают снизу! Вспомни слова нашего учителя: обнажая недостатки, говорил он, не забудь прикрыть достоинство. Мы же давно не в цирке, теперь у нас слишком широкая аудитория, чтобы разрешить себе такую узость темы! Нас смотрят даже глухие! Если тебе не стыдно перед сурдопереводчиками, постыдись хотя бы несчастных, читающих по твоим губам! Пойми, друг мой: трагический актёр может позволить себе всё вплоть до бездарности, но комик – комик не имеет права на вульгарность и пошлятину, ибо на него смотрят дети!

Так сказал белый и поймал себя на том, что впервые в жизни он произнёс членораздельный монолог без единой шутки. Рыжий долго держал в руках паузу, а потом выдал полную местоимений фразу:

– Ты думай что хочешь, но я не виноват, что она предпочла меня…

Если два шутника одновременно теряют чувство юмора, то причиной тому – женщина. Бабёф поначалу даже и не понял, о чём это толковал ему Туф. А дело было в воздушной гимнастке Ие. Возраст всё больше притягивал её к земле. Наконец настал момент, когда она решила перестать порхать с жёрдочки на жёрдочку и принять одно из предложений со всеми обтекающими последствиями – семьёй, домом и, может быть, даже детьми. Поразмыслив сердцем, она остановила свой выбор на Туфе – его программа выходила ежедневно, а стало быть, денег он получал больше, чем Бабёф, решила она. И, отстучав срочную телеграмму, Ия явилась к рыжему клоуну с самыми серьёзными намерениями. Белый ничего ещё об этом не знал… Поворот сюжета оказался для него столь неожиданным и жестоким, что бедняга заболел, слёг и неделю провёл в полной горизонтальной прострации. Когда он всё же стал выползать на работу, его бледный вид поразил прежде всего гримёров – надобность в белилах временно отпала. На свадьбу Бабёфа не пригласили.

Оркестр маэстро Мементини исполнил вариацию на тему свадебного марша.

После отповеди Бабёфа Туф обозлился. Его передачи окончательно поглупели, шутки расползлись по плоскости. В народе программу стали называть не иначе как «Разноцветная задница». Но рыжего это не смущало, он продолжал в том же духе, с теми же буквами. Со стороны казалось, будто он делает это кому-то назло. И лишь одно событие заставило его опомниться – появление первенца. У клоуна и воздушной гимнастки родился сын. Туф на всё посмотрел его детскими глазами, расстроился и впал в глубокую депрессию. Комику стало не до шуток. Не показывая вида жене, он стал заниматься самокопанием, тосковал о чём-то и ждал, когда же появится его друг Бабёф и объяснит, что делать дальше. Но Бабёф видеть и слышать бывшего товарища не хотел, к тому же он давно переживал собственный творческий кризис. Передача Бабёфа поскучнела, стала тусклой и не выражала ничего, кроме упадка сил её автора; в народе её окрестили «Улыбка, притянутая за уши». Публика, ещё недавно требовавшая пиццы и воспоминаний, пресытилась. Оба запала иссякли, не взорвав своих бомб. Окончательно утратив интерес к смешному, белый клоун ушёл с телевидения и стал снимать полнометражный художественный фильм для большого экрана. Работа над сценарием и первый опыт постановки такого рода настолько захватили его, что пришлось, само собой, вылезти из унылого состояния. Радость творчества вернулась к Бабёфу и привела с собой славу. Фильм получился автобиографичным, трагикомическим и поимел бешеный успех у публики. Киностудия тут же заключила с режиссёром контракт ещё на две постановки. Тем временем бывшей воздушной гимнастке, ныне домохозяйке Ие начал надоедать однообразный юмор её рыжего мужа. Посмотрев фильм господина Бабёфа, она поняла, что совершила роковую ошибку. Но рок роком, а воздушный гимнаст никогда не забывает о страховке: эту ошибку, решила она, легко можно исправить. Не тратя времени даром, Ия проворно оформила развод с рыжим и в тот же вечер явилась к белому с намерениями ещё более серьёзными, чем прежде. Бабёф принял её с фонтанчиками счастья на глазах и усыновил мальчика. В его следующем фильме воздушная гимнастка исполнила главную женскую роль, а спустя ещё девять медовых месяцев родила ему сына.

Свадебный марш был исполнен повторно, на бис.

Как ни странно, уход Ии положительно подействовал на Туфа. У него будто две горы свалились с плеч. Совесть и ревматизм перестали мучить, а вместо них появились азарт и жизнерадостная злоба, которые и были, по большому счёту, его главными музами. На смену супружеским разносолам вновь пришла холостяцкая яичница без глаза, рыжий стал худеть и приобретать прежнюю форму. Туф закрыл свой телевизионный проект и сочинил заявку на постановку цветной широкоэкранной кинокомедии. Заявку приняли на той же студии, где работал Бабёф. Пути клоунов стали частенько пересекаться в коридорах фабрики грез, но друг с другом они не здоровались, запутывали взгляды и пригибали глаза. Белый с супругой полулегально присутствовали на премьере туфовской картины. Публика чуть не взорвала хохотом зал, Ия вежливо улыбалась, Бабёф плевался газированной слюной. Когда по окончании просмотра рыжий кинорежиссёр вышел на авансцену и зрители встретили его овацией, белый не выдержал и стремительно покинул зал. Не имея больше возможности высказать свое впечатление об увиденном автору лично, с глазу на глаз, господин Бабёф опубликовал в центральной газете разгромную статью. Возмущённый господин Туф ответил тем же – накропал подробный критический приговор всем киноработам своего коллеги. Белый выдал ещё статью, рыжий парировал открытым письмом. Пошло-поехало, публикации приобрели затяжной периодический характер. Белый обвинял рыжего в несерьёзности, голом комиковании и поверхностном взгляде на жизнь. Рыжий ставил белому в вину смешение стилей, недопустимую в комедии сопливость и подозревал его в извращённой любви к несчастливым финалам. Дело осложнялось тем, что всё это время клоунам приходилось снимать своё кино в соседних павильонах и они по-прежнему сталкивались нос к носу в узких коридорчиках студии. Чтобы не показывать друг другу глаз, оба завели себе тёмные очки, как это принято у настоящих маститых кинорежиссёров. В сочетании с клоунскими париками очки выглядели нелепо, но нелепости, как известно, только украшают знаменитых людей. А господа Туф и Бабёф стали прочно знамениты. Критики теперь ругали их фильмы, но любовь публики отнять не могли. Картины срывали прокатные кассы с петель, зрители одинаково бойко шли и на опусы Туфа, и на экзерсисы Бабёфа и с не меньшим удовольствием следили за их перепалкой в прессе. Будучи по природе своей лучше всех осведомлена, публика знала, что всё это – не по-настоящему, что вся газетная эпопея – ловкий и остроумный рекламный трюк, затеянный белым и рыжим клоунами по их взаимной договорённости. Публика упорно не хотела воспринимать этих господ по отдельности.