Заявка на подвиг: Сказочное повествование - Арбенин Константин Юрьевич. Страница 15
Барон Николай сделал героическое лицо, повел бритыми желваками.
— Что рыба, — тихо сказал он. — Дети в опасности.
Оруженоска вдруг как-то обмякла, перехватила рыцаря за плечики кафтана и, повиснув на его груди, еле слышно произнесла:
— Хочешь, я накопаю тебе червей?
Барон Николай, совершенно не ожидая этого от себя, погладил оруженоску по волосам и ответил уже совсем не героическим голосом:
— Нет. Буду ловить на живца.
Рыцарь пришел в Люмпенский Суд без семи минут двенадцать. На макушке его красовалась шерстяная вязаная шапочка типа «петушок», на глазах бликовали черные пиратские очки. Донья Маня уже была здесь, она сидела на двухместной скамье ответчика и оберегала соседнее место, будто кроме самого ответчика кто-то мог его занять. Народу в партере и на галерке было много, но все вели себя тихо — очевидно это были завсегдатаи, любители театра справедливости. Присяжные (их было двадцать четыре: шесть пар из бюргеров и шесть пар из просторабочих) уже разместились в своей специальной ложе, а вот скамья истца все еще пустовала.
Пристроив удочки в подставку для зонтов, барон Николай разыскал секретаря, зарегистрировался и занял место рядом со своей оруженоской.
— От тебя пахнет рыбой, — тихо сказала та.
— Это к счастью, — рыцарь приподнял черные очки, подмигнул донье Мане и взял ее за руку.
Оруженоска показала на присяжных и еще тише заметила:
— Судя по их недовольным физиономиям, Капитон обошелся без подкупа; решил, что справиться с нами бесплатно.
— Это хорошо, что он держит меня за дурака, — удовлетворенно кивнул рыцарь.
— Видимо, ты произвел на него правильное впечатление, — пожала плечами оруженоска.
Ровно в двенадцать раздался гонг, распахнулась судейская дверь, и трое почтенных вельмож в черных балахонах и черных квадратных колпаках появились в зале. В этот же самый миг раскрылись другие двери, и Дон Капитон со своей свитой вошел в помещение с противоположной стороны. Зрители встали — не понятно было, кого они приветствуют: судейскую тройку или же прибывшего минута в минуту истца. Судьи проследовали на свои кафедральные места, а Дон Капитон, оставив двух телохранителей возле входа, прошел через весь зал и уселся — нога на ногу — в удобный шезлонг, который третий телохранитель принес с собой. В руках истец держал платиновую табакерку (в зале запрещалось курить, но нюхать можно было что угодно). Рядышком на скамье пристроился его адвокат — потасканного вида господин в белой сорочке и черных панталонах, в красных туфлях с бубенчиками на носках и с приколотой к рубашке опознавательной табличкой «Мистер Ёрик». Зрители опустились на свои места, близорукие приставили к глазам бинокли, тугоухие приспособили к ушам воронки.
— Заседание начинается! — сообщил Председатель судейской коллегии и трижды постучал буковой киянкой по дубовому бруску.
— Кто там? — спросил Судья левой руки.
— Мудрость и справедливость, — ответила Судья правой руки.
— Заходите, будьте как дома, — хором проговорили присяжные.
Эту репризу разыгрывали в начале каждого слушания как символический судебный ритуал. Устроившись покомфортней на своих тисовых тронах, судьи велели представителю истца ознакомить суд с исковым заявлением. Адвокат Дона Капитона, позвякивая бубенчиками, вышел к трибунке.
— Глубокоуважаемые господа присяжные, — всепроникающе зазвучал его дискант, — горячо любимые судьи, дорогой Председатель! Ищем заступничества и уповаем на ваш светлый разум!
И далее мистер Ёрик зачитал заявление своего подопечного, в котором говорилось, как «некий барон Николай, называющий себя рыцарем, под благовидным предлогом проник во дворец благороднейшего Дона Капитона и совершил покушение на его жизнь путем выстрела в упор из огнестрельного оружия неизвестного типа. И только чудо помогло благороднейшему Дону Капитону избежать смерти и отделаться легкими ожогами.» К заявлению обвинитель прилагал медицинскую справку о восьми ожогах, прожженную в пяти местах мужскую сорочку и обугленную орденскую подтяжку.
— Что скажете на это? — спросил судья у ответчика.
Барон Николай только собрался отвечать, как вдруг его опередила донья Маня.
— Позвольте мне, — сказала она, вставая и что-то по ходу дела помечая в своем блокнотике. — Я представляю сторону ответчика и хочу высказать несколько замечаний по поводу услышанного только что обвинения.
Председатель закивал головой.
— Итак, — начала оруженоска. — В выданной нам копии обвинения черным по белому написано: «совершил покушение путем выстрела в упор…» Я спрашиваю уважаемых судей и не менее уважаемых присяжных заседателей: как мог ответчик покушаться на жизнь Дона Капитона, если стрелял он не в него, а в какой-то упор? Что это был за упор? Во что он упирался? Куда он исчез и почему истец не представил нам этот упор в качестве вещественного доказательства? Не потому ли, что дактилоскопические и баллистические экспертизы данного вещдока могут привести к выводам, совершенно противоположным образом трактующим события, изложенные в заявлении истца? А?
Барон Николай даже рот открыл. Мистер Ёрик испуганно вчитывался в текст искового заявления. Сам Дон Капитон сохранял бесстрастное спокойствие, даже табакерки не приоткрыл. Председатель переглянулся со своими коллегами и кивком велел доньи Мане продолжать.
— Второе. В заявлении истца сказано, что выстрел был совершен «из огнестрельного оружия неизвестного типа». Я спрашиваю уважаемый суд: кто он — этот неизвестный тип? Зачем барону Николаю, если он хотел убить истца, понадобилось стрелять из оружия какого-то неизвестного типа, когда у него есть разрешение на свое? Почему данный тип не найден и не вызван в суд в качестве свидетеля для дачи показаний?
Оруженоска сделала паузу и к удовольствию своему отметила, что все взгляды в этом зале устремлены сейчас только на нее.
— И последнее… пока последнее. «Только чудо помогло Дону Капитону…» — сказано в заявлении. Какое это чудо? Нельзя ли поподробнее остановиться на этом моменте и обратиться за консультацией к господам инквизиторам, — пусть они объяснят, по какому такому праву Дон Капитон пользуется чудесами в целях личной безопасности. Есть ли у него разрешение на сотворение либо же принятие помощи от подобных чудес? И к какой категории относится данное чудо: «В» — волшебное или «К» — колдовское? Это весьма значительный нюанс. У меня все. Пока все.
И оруженоска гордо села на место.
— Ты где этому научилась? — спросил рыцарь.
— Тебе понравилось? — улыбнулась донья Маня.
— Нет, — холодно ответил барон Николай, встал и подошел к трибунке.
Оттуда он поклонился суду и громко сказал:
— Прошу прощения, уважаемый суд. Моя представительница несколько поторопилась. Прошу вас аннулировать все, что она сказала. Я рыцарь, и намерен защищаться сам, старым рыцарским способом. То есть использовать для защиты правду, только правду, ничего кроме правды.
Ропот недоуменного одобрения пошел по залу, в этом ропоте слышно было, как мнения зрителей разделились и одни стали глухо спорить с другими. Донья Маня моргала, не решив — обидеться ей на рыцаря или восхититься им. Адвокат истца облегченно улыбался своему непроницаемому господину. Дон Капитон сунул ус в табакерку. Председатель развел руками.
— Вы понимаете, что так вам будет гораздо труднее? — спросил он.
— Понимаю, — ответил рыцарь. — Но мне так легче.
— Ну, тогда снимите очки, — сказал Председатель. — Правду у нас положено говорить с открытыми глазами.
Барон Николай снял очки и Председатель велел ему продолжать.
— Я, господа хорошие, в Дона Капитона не стрелял, — заявил ответчик, — и покушаться на него не собирался. Я просто хлопнул перед ним хлопушку с сюрпризом, коим являлись старые детские перчатки. Символически эта шутка должно было означать вызов на дуэль. Я не виноват, уважаемые судьи, что у Дона Капитона не развито образное мышление и совершенно отсутствует чувство юмора. Тем не менее, Дон Капитон понял мои действия правильно — и он принял мой вызов. Только в качестве оружия он выбрал суд. Ваш суд. Так что, все вы, уважаемые господа, сами того не подозревая, являетесь сейчас секундантами на нашей с Доном Капитоном дуэли. Но я надеюсь, что у глубокоуважаемого суда, у господ присяжных, у всех присутствующих хватит чести и достоинства не стать всего лишь слепым оружием в руках этого сомнительного рыцаря.