Сказки. От двух до пяти. Живой как жизнь - Чуковский Корней Иванович. Страница 50

— Если какого человека съест волк, что он сделает с его очками? На себя наденет, что ли?

Трехлетний Игорь увидел незнакомую кошку и в страхе спрятался за материнскую спину.

— Я кошки не боюсь, я только даю ей дорогу, потому что она такая хорошенькая.

Мама надела нарядную блузку и явно собирается уйти. Это очень не нравится трехлетнему Леше. Чтобы удержать маму дома, Леша прибегает к лукавству:

— Сними эту кофту, ты в ней некрасивая.

Четырехлетнему Валерику в детском саду предложили нарисовать голубей. Он ничего, кроме домиков, рисовать не умел. Он и нарисовал домик.

— Где же голуби?

— Они в домике.

Андрюша Румянцев (2 г. 10 мес.) заинтересовался плавающим в речке бревном. Ему очень хочется подбежать к нему ближе, но его не пускают туда.

Неподалеку от бревна на берегу собачонка, которая нисколько не интересует Андрюшу.

— Марина, правда, хорошая собачка?

— Да. Очень!

— Чудесная собачка! Нет, ты только подумай, какая собачка! Я побегу к ней — такая хорошая!

О бревне ни единого слова.

Мать собралась уехать на неделю из города и взять с собой Таню. Но Таня не знает об этом. Думает, что она будет оставлена вместе с Юриком дома. Поэтому, ни слова не говоря о себе, Таня начинает лицемерно сокрушаться о брате.

— И ты уедешь? — говорит она матери. — Ты можешь уехать от бедного, больного маленького мальчика?

Когда же она узнает, что мать намерена взять и ее, она мгновенно сбрасывает маску:

— Не такой уж он маленький и не такой уж больной! И вообще он большой. И притом здоровый.

К чести Тани, необходимо сказать, что, в отличие от взрослых, она сама не замечает своего лицемерия.

— Мама, хлеба!

— Подожди, скоро обед.

— Ну дай моей кукле Маше.

Получив для куклы кусочек хлеба, четырехлетняя Галя сразу кладет его в свой собственный рот.

— Что же ты делаешь?

— Пробую, не горячий ли хлеб: чтобы Маша не обожгла себе ротика.

Я думаю, такому лукавству мог бы позавидовать любой иезуит.

Двухлетняя Зоя не хочет, чтобы дети, пришедшие в гости, играли ее игрушками. Ради этого она прибегает к таким измышлениям:

— Куклу нельзя трогать: кукла больна. Мишку тоже нельзя: он кусается.

Откуда в ней это лукавство? Растет она в очень правдивой семье, не выносящей никакого криводушия.

А совсем недавно та же Зоя, уже достигшая четырехлетнего возраста, громко за столом произнесла непонятную фразу, услышанную ею по радио:

— Антифашистская демонстрация в Греции.

— Что это, по-твоему, значит? — спросила у нее удивленная тетка.

Вместо того чтобы откровенно признаться, что вся фраза недоступна ее пониманию, Зоя уличает в непонимании тетку:

— Ты не знаешь, что это значит? Папа, да объясни ты ей, пожалуйста, а то мне стыдно, что она не знает.

Родители запретили Ирочке просить у посторонних людей угощения. Ирочка пришла к соседям в гости. Стол еще не накрыт. Ирочка с невиннейшим видом:

— Когда я была у вас в прошлый раз, вы угощали меня конфетами.

IX. ПРОДОЛЖАЮ ПРИСЛУШИВАТЬСЯ

В виде дополнения к настоящей главе привожу без всяких комментариев пестрые записи о речах и поступках детей, сделанные мною и моими друзьями главным образом в последнее время.

Надеюсь, что внимательный читатель и сам прокомментирует их — на основе предыдущего текста.

Сенсационные открытия:

— Папа, ты знаешь, оказывается: у лошадей нет рогов!

— Мама, ведь правда, домовых нет, а есть только домоуправы?

— Володя, знаешь: у петуха нос — это рот!

— Знаешь, папа, у всех зверей спина наверху, а живот внизу!

— А плохо быть птичкой: захочешь поцеловать маму — и уклюнешь ее.

— Когда конфету держишь во рту, она вкусная. А когда в руке невкусная.

— А из замужа обратно выйти можно?

— Вовка меня по-деревянному сегодня обозвал.

— Как это?

— Он сказал: сучка.

Люда Плеханова трех лет:

— А мы по радио слушали песню кувшини!

Люда спутала кувшин и графин, — то была ария графини из «Пиковой дамы».

— Я спала, а баба ушла, а тут такой крик стоял…

— Кто же кричал?

— Да я.

— Лена, куда ты! Постой! Не надо показывать собачке, что ты ее боишься.

Лена, убегая:

— А зачем я ей буду врать, если я ее и вправду боюсь?

— Юбка — это когда две ноги в одну штанину.

О портрете Гончарова:

— Он уже умер, да? А кто же теперь его заместитель?

Жена филолога ласкает четырехлетнего сына:

— Ах ты, мусенька, дусенька, пусенька.

Сын:

— Мама, не кривляй русский язык!

— Это не настольная игра, а настульная. Ведь я же играю не на столе, а на стуле.

Отсидела ногу.

— У меня в ножке боржом!

— Как же ты упал с кровати?

— А я ночью спал-спал и на себя не смотрел, а потом посмотрел на кровать и вижу: меня там нет.

Неистребимая страсть к похвальбе.

— А мой папа храпеть умеет!

— А у нас на даче столько пыли!

Соседский Саша так гордился живущими в его постели клопами, что пятилетний Антоша Иванов (с которым мы уже познакомились на предыдущих страницах) заплакал от зависти:

— Хочу, чтобы у меня были клопы!

— Вот ты говоришь — чудес не бывает. А разве это не чудесо, что вишни в одну ночь зацвели?

— Звезды очень далеко. Так откуда же люди знают, как их зовут?

— Рыба мрыть (умирать) не умеет; у нее головы нету. Только глаза на животе и хвост.

— Как рубану человека!

— Как же это можно рубануть человека?

— Не человека — буржуя!

— Тетенька, вы очень красивая.

— Да что же во мне красивого?

— Очки и тюбетейка.

— …Жили-были царь и царица, а у них был маленький царёныш.

— Кто красивее — папа или мама?

— Не буду вам отвечать, потому что не хочу обижать маму.

— Достань мне луну, хоть надкушенную!

— У нас бабушка в деревне всех петушков перерезала. Пусть теперь сама яйца несет.

— Папа, какие милиционеры смешные! Он мне говорил вы, как будто меня несколько!

Впрочем, дети очень скоро научаются понимать, что слово «вы», обращенное к одному лицу, знаменует собою учтивость.

— Нинка выдра, выдра, выдра! — кричит пятилетняя Маша.

Ее сверстнице Клаве такое ругательство кажется слишком уж вежливым.

— Надо не выдра, а тыдра, — поучает она.

— Тыдра, тыдра, тыдра! — дружно кричат они обе.

Нина не выдерживает и в слезах убегает.

Вырвали зуб.

— Пусть он теперь у врача в банке болит!

Нормы поведения, внушаемые взрослыми детям, воспринимаются детьми как универсальные правила, равно обязательные для детей и животных.

— Бабушка, смотри, какие утки глупые — сырую воду пьют из лужи!

Девочка, живущая на юге, угощает виноградом козу и все время кричит ей:

— Плюнь косточку!

Мы уже видели, что малый ребенок далеко не всегда отличает вещь от того слова, которым эта вещь обозначена.

То же происходит и с рисунками: изображенные на них существа воспринимаются ребенком как живые.

Владику было полтора года. Ему прочитали басню «Ворона и Лисица» и показали иллюстрацию к ней. Он пожалел несчастную ворону, которая осталась без сыра. Когда через две-три недели к завтраку был подан голландский сыр любимое лакомство Владика, — он побежал за книжкой, отыскал тот рисунок, где изображена ворона с открытым клювом, и, тыча вороне сыр, стал приговаривать:

— На, ворона, кушай сыр, кушай!

В детском саду воспитатель показывает детям картинку. На картинке изображен мальчуган, который убегает от разъяренного гуся; вдали домик, окруженный деревьями.

Пятилетняя девочка берет указку и сильно стучит по домику.

— Я стучу, — поясняет она, — чтобы мальчику скорее открыли, а то его гусь укусит.

В другой раз воспитатель показал тем же детям картинку, на которой нарисована спящая женщина, а рядом ее дочь, вся в слезах: играя, она поцарапала руку.

Девочка, всмотревшись в картинку, начинает тыкать указкой в спящую: