Приключения медвежонка Паддингтона - Бонд Майкл. Страница 41

— А кроме того, — добавил он веско, глядя вниз, на жалкие останки растоптанной шляпы, — ваша лошадь наступила на мой лучший цилиндр, который я сегодня собирался надеть на приём. Вот вам и ещё четыреста!

Мистер Чизмен был не в духе. Когда он заносил Паддингтоновы «успехи» на доску, выражение его лица абсолютно не соответствовало имени: чувствовалось, что он совершенно не рад такому обороту дела и вообще предпочёл бы вовеки не слышать о школе Святого Христофора и всех её учительницах и ученицах, не говоря уж о Паддингтоне.

Происходило всё это в день окончания четверти в школе, где училась Джуди. В этом году директриса мисс Гримшо решила вместо традиционных поздравлений и речей устроить спортивный праздник, чтобы собрать деньги на строительство нового бассейна. [45]

В программе были всевозможные конные состязания, и в двух самых главных заездах — первом и последнем — могли участвовать все жёлающие, в том числе родители, родственники и друзья учениц.

Участникам соревнований выдавали специальные подписные листы, на которые нужно было собрать как можно больше подписей. Подписавшиеся обязались заплатить небольшую сумму за каждый удачный прыжок.

Брауны приехали довольно рано, и Паддингтон, который решил участвовать в обоих заездах, без устали бегал по стадиону со своим листом.

Школьные подруги Джуди хорошо знали медвежонка, поэтому оба четвёртых, пятый и шестой классы уговорили всех своих родных и близких поддержать именно его. Суммы были самые разные — от шести пенсов до пяти шиллингов за каждый прыжок. Паддингтон собрал столько подписей, что его удачное выступление могло бы стать значительным подспорьем для нового бассейна.

Судить и комментировать соревнования ко всеобщей радости согласился Рад Чизмен, знаменитый олимпийский чемпион. Солнышко ярко светило в голубом небе, звонко цокали копыта, гомонили зрители, поскрипывали бессчётные корзинки с провизией — словом, день начался очень славно.

Когда Паддингтон вскарабкался на лошадь, по стадиону прокатился громкий восторженный рёв, который перешёл в ещё более громкий стон, когда он тут же свалился с другого бока. Но вот наконец медвежонок уселся — правда, задом наперёд, — и на стадионе воцарилась гробовая тишина; поначалу её нарушал лишь треск сшибаемых барьеров, а позднее к нему добавился яростный вопль мистера Чизмена, который окончательно рассвирепел, когда его лучшая шляпа превратилась в плоский блин.

А сильнее всех огорчился сам Паддингтон. Он, правда, никогда раньше не садился на лошадь, а тем более не пробовал прыгать через барьеры, но мистер Крубер одолжил ему десяток хороших книг по верховой езде, и он несколько вечеров подряд, вставив ноги в стремена, сделанные из старых подтяжек Джонатана, скакал по гостиной верхом на пуфе, стегая его самодельным кнутиком. Несмотря на это, дело не ладилось. Паддингтон уже понял, что тренироваться надо было на чём-нибудь другом. Во-первых, лошадь оказалась куда выше и твёрже, чем он думал, — она была точно не живая, а железная; кроме того, хотя и на пуфе он скакал довольно резво, зажав его между коленками, это была черепашья скорость по сравнению с тем, как рванулась с места Чёрная Красавица. А главное, он не пробовал прыгать на пуфе через барьеры, разве что налетел случайно на миссис Бёрд, а Чёрная Красавица, по-видимому, твёрдо решила для себя, что кратчайший путь между двумя точками — прямая, независимо от того, что там находится посередине, и не обращала ни малейшего внимания на его вопли.

Если верить книжке мистера Крубера, верховая езда прежде всего требовала полного взаимопонимания между лошадью и всадником. Паддингтон, к сожалению, очень быстро понял, что тут ему похвастаться нечем. Он закончил круг, беспомощно вцепившись в хвост Чёрной Красавицы и крепко зажмурив глаза, а за ним по всему стадиону школы Святого Христофора тянулся длинный след разрушений, как по полям Бельгии после битвы при Ватерлоо. [46]

— Не огорчайся, Паддингтон, — сказала Джуди, подбирая поводья. — Мы считаем, что у тебя очень неплохо получилось. Особенно для первого раза, — прибавила она, и её хором поддержали все одноклассницы. — Немногие бы решились даже попробовать!

Зубы Паддингтона выстучали: «Сп-п-паси-б-бо б-б-болыное!» Ему всё ещё казалось, что он сидит верхом на пневматическом отбойном молотке, и, пока его снимали с лошади, он не спускал с мистера Чизмена очень сурового взгляда.

— Какая досада! — посетовала миссис Браун, когда он поплёлся обратно к конюшне. — День ведь мог бы так славно начаться!

— Может, ему больше повезёт в «догоняйке», — не терял надежды Джонатан. — Он на неё тоже записался.

— Четыреста пятьдесят два штрафных очка! Сам-то хорош гусь! — фыркнула миссис Бёрд, когда из громкоговорителя загремел голос комментатора. — Его счастье, что он не наступил на Паддингтонову шляпу! Он бы так дёшево не отделался!

Бросив ещё один хмурый взгляд в сторону судейской вышки, миссис Бёрд принялась распаковывать корзину со снедью, и все её движения говорили, что у мистера Чизмена очень мало надежд получить хотя бы кусочек, если он, чего доброго, позабыл дома свои бутерброды.

— Хорошая мысль! — причмокнул Джонатан. — Я ужасно хочу есть! Прямо целую лошадь съел бы!

— Съешь Паддингтонову, — хмуро посоветовал мистер Браун. — Она того заслуживает.

— Ш-ш! — шикнула миссис Браун. — Вон он идёт! Не надо его ещё сильнее расстраивать!

Мистер Браун охотно предался другому занятию, куда более важному и интересному. Пока на стадионе поднимали опрокинутые барьеры и готовили следующий заезд, он расставлял в тени ближайшего дуба стол и стулья. Мистер Браун любил всё делать основательно, особенно когда речь шла об обеде на свежем воздухе, и на манер французов всегда превращал пикники в роскошные семейные пиршества.

Миссис Браун одну за другой извлекала из огромной корзины баночки и пластмассовые коробочки, набитые ломтиками помидоров, огурцов и свёклы, кружочками ливерной колбасы и самыми разными салатами. Вслед за ними появились клубника со сливками, мороженое двух сортов, чай, кофе, лимонад, печенье, пирожные, банка самого лучшего мармелада для Паддингтона — словом, стол ломился от яств.

Даже мистер Браун, который с полным равнодушием относился к верховой езде, вынужден был признать, что нет более приятного способа провести погожий летний денёк. Скачки продолжались, корзина всё пустела и пустела, и утренняя неудача скоро забылась.

Паддингтон тоже ел с аппетитом, но как бы между делом: всё его внимание было сосредоточено на книге про верховую езду, которую он взял у мистера Крубера и привёз с собой на всякий пожарный случай. Раза два он даже окунул лапу в банку с майонезом вместо мармелада, потому что слишком увлёкся описанием разных прыжков, которое не успел прочитать дома, и вообще вёл он себя на удивление тихо, только иногда ни с того ни с сего подпрыгивал на стуле, репетируя самые замысловатые движения.

Он вернулся к действительности только в самом конце обеда, когда протянул лапу к корзине и рассеянно сунул в рот одну из знаменитых меренг миссис Бёрд.

— Правда, восхитительные меренги? — обратилась к нему миссис Браун. — В жизни не пробовала вкуснее!

— Тебе понравилось, Паддингтон? — спросила миссис Бёрд, заметив, что он кривит рот.

— Э-э… очень, миссис Бёрд, — из вежливости ответил Паддингтон. — Они очень… э-э… очень необычные… Я, пожалуй, съем немножко мармелада, чтобы отбить., э-э… чтобы…

Паддингтон замялся. Он не хотел обидеть миссис Бёрд, но меренга ему совершенно не понравилась. Ещё хорошо, что она оказалась совсем маленькой. Вообще-то это было довольно странно, потому что миссис Бёрд прекрасно готовила, и обычно её пирожные так и таяли во рту. А эта меренга не только не таяла, но ещё и хрустела на зубах.

Но это было ещё полбеды. То ли потому, что Паддингтон заел мороженое большой порцией винегрета, то ли потому, что мистер Браун случайно пролил на меренгу парафин из переносной печки, вкус у неё оказался на редкость противным, и, хотя Паддингтон усердно заедал её мармеладом, ничто не могло его отбить.