На Деда Мороза не охотятся - Ципперт Ханс. Страница 4

Отец Гериберта откашлялся, теперь его могла спасти только большая речь. До сих пор такие речи писал для него сын, а он заучивал их наизусть. Однако в настоящий момент его любезный сынуля вкалывал на Деда Мороза, и Эрвину приходилось рассчитывать только на собственные мысли:

— Друзья, львы-соратники и подчиненные, а также прочая недостойная шушера, которой вскоре придется подыскивать себе новую стаю…

Начало получилось хорошее, теперь надо просто продолжать в том же духе, и тогда он уж заткнет Паше пасть. Но продолжение речи давалось Эрвину нелегко. Что же ему следует сказать? Ведь это правда, что дома у него был некто, кого жена и прежде всего сын называли «господин Дед Мороз». Гериберт даже собирался перенять у него работу. И если теперь все узнают, что его сын захотел делать подарки людям, то ему, Эрвину, по всей вероятности, придется распрощаться с постом вожака. Но Эрвин был опытным альфа-львом, он уже не раз справлялся с множеством других трудностей и знал, что лучшая защита — это нападение.

— Не могу не похвалить младших вожаков стаи Султана и Пашу: хитростью и умом они сумели разведать то, что я, собственно, еще некоторое время хотел бы сохранять в тайне…

— Ага, он это признаёт!

— Я же говорил.

— На самом деле это должно было стать сюрпризом для моей любимой стаи. Да, в своей квартире я держу под стражей существо, которое само себя именует Дедом Морозом. Но на самом деле этот субъект приведет нас к самым крупным запасам сырого мяса, какие мы когда-либо видели, и с его помощью мы приобретем также значительные денежные средства. С ними мы сможем… э-э, сможем позволить себе построить дивное помещение для наших собраний, чтобы не тесниться вечно в этом пыльном кратере. Дайте мне ещё две недели, чтобы втереться в доверие к этому человеку, и тогда вы увидите, что я вас не обманул.

Речь попала прямо в цель. Паша и Султан, правда, не поверили ни единому слову Эрвина, но не решились вступить в открытую борьбу за власть, так как отец Гериберта был необычайно сильным альфа-львом. Пристройка для обработки писем с пожеланиями, разумеется, не осталась незамеченной, но ее появление Эрвин всегда мог объяснить, сославшись на сына, ведь каждый знал, что он сильно выбивался из львиной породы. Но Эрвин понимал, что сейчас ему настоятельно потребуется помощь этого самого выбившегося из рядов сына, если он не хочет потерять пост вожака стаи.

Канцелярская работа в саванне

Тем временем Гериберт и его друзья день и ночь надрывались в стенах офисного здания. Они бы никогда не подумали, что Рождество может быть таким утомительным. Работали посменно: ночные звери выходили в ночную смену, тогда как Гериберт, Эберхард и Дитер трудились по меньшей мере с 7 до 20 часов дня. Сложности возникали в первую очередь с перепроверкой писем с пожеланиями. Некоторые дети хотели получить сразу чуть ли не по пятьдесят подарков. Здесь всё следовало тщательно взвесить, так как, по словам Деда Мороза, только очень немногие дети действительно заслужили по пятьдесят подарков. Для этого они должны были соответствовать «супер-послушной» категории. Дитер раз за разом пролистывал «Справочник по послушности», многократно переизданный трехтомный труд Деда Мороза. Тот, кто заслуживал пятидесяти или более подарков, должен соответствовать следующим критериям: быть всегда вежливым, всегда делать домашние задания, всегда помогать родителям, никогда не обижать братьев и сестер, верить в Деда Мороза, быть скромным.

Было ясно, что никто из пожелавших себе пятьдесят подарков, собственно говоря, и не мог получить все пятьдесят. Ибо это как раз и было нескромностью. Однако приходилось учитывать множество нюансов. Тот, кто не делал домашнее задание, а наскоро списывал его перед уроком, получал штрафное очко. Тот, кого поймали на списывании, получал уже два штрафных очка. Пять штрафных очков давалось за швыряние твердыми как камень марципановыми свинками в темном зале кинотеатра. Обмазанная зубной пастой дверная ручка приносила два штрафных очка, вытягивание из-под кого-нибудь стула влекло за собой три штрафных очка, а вот за то, что кто-то притворился, будто бросает собаке палочку, а сам этого не сделал, дается одно штрафное очко. Инструкции были удивительно обширны и учитывали любой случай: мочиться стоя (1), совать бумажный носовой платок в стирку с темным бельем (1), анонимно звонить умышленно искаженным голосом (2), вести не утвержденную ООН войну (600), сбрасывать атомную бомбу (800 штрафных очков). Начиная с четырехсот штрафных очков можно было лишиться подарков на всю оставшуюся жизнь.

Дед Мороз назначил Дитера ответственным исполнителем по обработке писем с рождественскими пожеланиями и ввел его в курс дела. Эберхард руководил разъездной работой и отвечал за проведение домашних посещений, а доставка подарков вменялась в обязанность Гериберту. Трудно сказать, какая из этих работ была более напряженной.

Вскоре Дитер уже умудрялся обрабатывать почти тысячу писем в час. На листках с пожеланиями он ставил штемпель с указанием даты и после проверки кидал их в один из трех накопительных лотков с надписями «Утверждено», «Отклонено» и «Почти оптимально», последнее означало: на повторное представление. Все листки, которые оказывались там, сразу передавались дальше в отдел Эберхарда, который тщательно перепроверял каждый сомнительный случай. Бородавочники обладают весьма выраженным холерическим темпераментом, а потому из кабинета Эберхарда часто слышалось громкое хрюканье:

— Какая наглость! Да что этот мальчишка себе воображает! Электрическая железная дорога, конструктор «Плеймобиль» с замком и рыцарями, «Геймбой», шоколадный фонтан и три видео с ужастиками… Ну погоди, получишь ты у меня подарочек, как же…

(Таким вот образом маленький Кевин Матусек, к своему великому изумлению, получил в тот год от Деда Мороза основательную взбучку.)

Эберхард очень серьезно относился к своим обязанностям. Чаще всего он принимал решение «на основании документации», но всегда оставались, конечно, сомнительные случаи, и тогда посещения на дому становились неизбежными. Их совершали, как уже упоминалось, Коринна и Гастон, мангуст и окапи, оба очень надежные и выносливые. Например, в Билефельде обстоятельства дела выглядели чрезвычайно запутанными. Отец маленькой Евы оказался действительно хорошим человеком, чего, однако, нельзя было сказать о ее матери. Сначала она отказалась даже разговаривать с четвероногим, но Гастон умел быть очень убедительным, и стоило ему лишь усесться в кресло гостиной, как люди быстро забывали, что он — окапи. Собственно, большинство людей очень плохо представляли себе, что такое окапи, и если их потом о нем спрашивали, они всегда отвечали, что перед дверью стоял маленький жираф. Гастон был не только сотрудником Деда Мороза по внешним связям, он владел также удостоверением Всемирного фонда дикой природы, которое узаконивало за ним номер 44 в списке редких и исчезающих видов Красной книги. Попадая вместе с Коринной в затруднительное положение, Гастон морщил лоб и очень серьезно, чуть дрожащим голосом произносил:

— Знаете ли, я в любой момент могу вымереть, поэтому избегаю излишних волнений…

Этот номер проходил на ура повсюду, ибо если люди что-то и уважают, то прежде всего Красную книгу. На самом-то деле Гастону вообще ни о чем не стоило волноваться: он был передовым сотрудником по внешним связям в расцвете жизненных сил, что тоже не могло не понравиться матери Евы. Уже через несколько минут она напрочь забыла, что перед нею сидит окапи и непрерывно истребляет ее запасы соленой соломки с тмином. А когда Гастон намекнул, что в силу своих профессиональных обязанностей он может исполнить практически любое ее желание, мать Евы пропала.