Это очень хорошо, что пока нам плохо… (сборник) - Коростылев Вадим Николаевич. Страница 47

И Герда решительно двинулась на них, высоко подняв волшебную спичку.

– Сейчас же погаси огонь! – вопила не своим голосом Королева, мечась от стены к стене. – Я задыхаюсь от жары! Как можно быть такой жестокой?..

– Ничего, сейчас мы ещё и печку затопим! – пообещала Герда, высвечивая спичкой тёмные углы.

И вдруг в пламени спички она увидела, как стала оседать и расплываться Снежная Королева, утратила чёткие черты и заколебалась в воздухе Ледяная Герда, исказилось от боли лицо Кая, но тут же обрело прежнее, живое выражение, а комната стала привычной, обжитой и тёплой.

От Королевы и Ледяной Герды даже и следа не осталось.

Пламя уже коснулось пальцев живой Герды, но она твёрдо продолжала держать догорающую спичку. Герда сжала зубы и зажмурилась, на её лбу проступили капельки пота…

– Герда!.. Ты что?

Кай схватил её за руку, бросил спичку на пол и растоптал.

– Кай!

Герда открыла глаза и улыбнулась.

– Очень больно? – Кай начал дуть на её пальцы, поднеся их к губам.

Герда перевела дух.

– Ну, вот и всё!

– Что – всё? – не понял Кай.

– Просто я хотела зажечь лампу и задумалась.

– Да, уже стемнело, – сказал Кай. – Я даже и не заметил.

– Так что же это за уравнение? – спросила Герда.

– Уравнение? – удивился Кай. – О чём ты говоришь?

И он с недоумением пожал плечами.

– Выходит, ничего не было? – Герда даже немного расстроилась. – И ты никуда не исчезал?

– Знаешь, – сказал Кай, – я присел в бабушкино кресло и тоже задумался. Вот и исчез до вечера!

Он виновато улыбнулся, а Герда внимательно на него посмотрела.

– Кай! А что, если мы… и вправду повзрослели? И все сказки кончились?

Кай подошёл к окну. За окном стоял спокойный зимний вечер, в воздухе кружились снежинки.

– А как же тогда Снежная Королева? – не то у Кая, не то у самой себя спросила Герда.

Кай рывком распахнул раму. От тёплого воздуха снежинки резко взметнулись и заплясали у самого лица Кая.

– Э-э-э-й! – крикнул он в окно.

– Ка-а-ай! – донёсся издали, как замирающее эхо, чей-то голос.

Кай и Герда переглянулись.

– Она же растаяла! Я видела это своими глазами, – тихо сказала Герда.

– Ах, друзья мои! – прошелестело со стороны дверей. – Я тоже это видел.

В быстро сгущающихся сумерках Герда различила в дверях фигуру Голоса Сказки. Он то сливался с полутьмой, то виделся Герде более чётко. Да-да, именно Герде, потому что Кай не обратил на него никакого внимания.

А Голос Сказки тихо добавил:

– Но разве вместе со Снежной Королевой растаяли все равнодушные люди? Стоит кому-то пройти мимо чужой беды, сказать про кого-то недоброе слово, хоть однажды почувствовать себя выше других – и Снежная Королева тут как тут. Поэтому думайте, друзья мои, и никогда не позволяйте себе быть равнодушными!

И с этими словами Голос Сказки бесшумно прикрыл за собой дверь.

А вместе с дверью закрылась и последняя страница этой старой истории.

Казалось бы, и добавить нечего!

Но, пошептавшись, мы с внучкой решили от себя добавить вот это:

Человек из страны Грин

Фантазии на темы произведений Александра Грина

…На экране – картина в золочёной раме, изображающая осенний лес. Дождь сечёт жёлтые листья, серая вата туч забила небо…

Не крупным планом – но чётко, так, чтобы зрители заметили и соотнесли с только что увиденным пейзажем, – под картиной надпись: «ВЕСНА».

…На картине с надписью «ЛЕТО» – хижина среди снежных сугробов.

…Картина с надписью «ОСЕНЬ» озадачит зрителей фигурами молодых женщин в венках, танцующих на майском лугу.

…На картине с надписью «ЗИМА» нарисован толстяк, обливающийся потом в знойный полдень.

Кинокамера обшарила четыре стены небольшой ресторанной залы, на мгновенье задержалась на ослепительно белых скатертях и сверкающей сервировке столиков, сквозь стекло поглядела на улицу и упёрлась в возмущённую толпу. Прошла через стекло и, словно отскочив от обваливающихся на неё криков, улюлюканья и брани толпы, обернулась и теперь уже крупным планом показала нам меню только что открытого ресторана:

– …Дрянь! Убрать! Позор! – визжал старичок с выбившейся манишкой и в съехавшем на бок котелке, подтверждая каждый свой выкрик ударом палки о мостовую и каждый раз попадая на любимую мозоль, отчего раздражался ещё больше:

– Убрать! Дрянь! Позор! Вон!..

– Пшшш!.. – шипела некая горничная, тыча зонтиком в сторону ресторана. – От этого может разыграться мигрень! Пшшш!…

– Куда смотрит санинспекция?! – взвизгнул прыщавый молодой человек и ткнул своей тростью старичка-соседа.

…Стомадор – усатый человек с седыми висками – сидел за кассой и с любопытством разглядывал беснующуюся толпу.

Двое слуг-мальчиков – один из них Тирей Давенат, другой – рыжий и малосимпатичный – стояли подле него.

Не выдержав гнева толпы, рыжий сорвал белый фирменный смокинг, отряхнул руки, выскочил из ресторана и присоединился к орущим:

– Позор! – завопил он. – От-вра-ти-тель-но!..

– Ступай, ступай, – усмехнулся Стомадор. – Тебе больше не участвовать в моих затеях! А ты?

Давенат поправил неудобный его шее галстук-бабочку, одёрнул смокинг и ещё твёрже упёрся ногами в пол.

– Понятно! – резюмировал Стомадор. – Ты тоже хочешь от жизни чего-нибудь ещё!

…От толпы отделился и направился к ресторану человек лет сорока, сухой, крупно шагающий, с внушительной тростью из чёрного дерева. Тёмные баки на его остром лице спускались от висков к подбородку. Он на мгновение задержался перед стеклянной дверью и, попыхивая зажатой в крепких зубах прямой трубкой, поднял, словно для удара, свою трость.

– Бей! – завизжал рыжий слуга.

Человек оглянулся. Взгляд его не выражал ничего доброго. Рыжий слуга мгновенно юркнул в толпу, которая стала растекаться, боясь не столько скандала, сколько свидетельских показаний полиции: одно дело брань, другое – удар тростью о стекло!