Это очень хорошо, что пока нам плохо… (сборник) - Коростылев Вадим Николаевич. Страница 65

– Женщина! – пытался урезонить её Санчо, мысленно проклиная свою болтливость в таверне. – Я уже уговорился с сеньором, и было бы бесчестно и даже просто подло обмануть его. Да, он собирается навести порядок, в том числе и на больших дорогах. Дело благородное, вот я по совести и согласился стать его оруженосцем.

– Ну и пусть себе наводит порядок, коли дома не сидится, – буркнула Tepeca. – У тебя же, Божьей милостью, есть кусочек пашни, крыша над головой и кусочек неба над крышей. Всё, как у людей! Так нет же. Тебе, как и твоему сеньору, хочется чего-нибудь-ещё! Недаром соседи говорят: Тереса, у тебя муж со сдвинутыми мозгами.

– Конечно! – хмыкнул Санчо – Двадцать лет тому назад сдвинулись, когда я на тебе женился. А поколотят? Ну что ж! Твои колотушки так выдубили мою спину, что никакая палка её теперь не проймёт. Но в одном ты права, женщина: когда всё есть, обязательно хочется чего-нибудь-ещё. Но это в том случае, если ты человек, а не животное!

Но тут Санчо перехватил укоризненные взгляды своего ослика и кехановской клячи. И понял, что хоть они по всем определениям животные, а не люди, – им тоже хочется чего-нибудь-ещё, кроме вкусной охапки сена и непродуваемой ветрами конюшни.

В них определённо что-то было от их хозяев!

И Санчо одобрительно их потрепал по гривастым шеям.

А я, мои юные сеньоры и сеньорины, здесь должен перед вами повиниться, потому что забыл представить вам ослика Санчо.

Звали это удивительное существо Серым. Но вовсе не по его уму и характеру, как станет вам ясно впоследствии, а по окрасу его шкуры. Да-да, внешне он был самым обыкновенным ослом-тружеником при крестьянском дворе. Только теперь к его седлу были приторочены бурдюк с домашним вином и корзина с парой подрумяненных на вертеле каплунов и прочей аппетитной снедью.

Эти корзина и бурдюк окончательно убедили Тересу в серьёзности намерений своего супруга, и в неё закралось определённое подозрение:

– По совести он подрядился! Да уж не ссудил ли тебе сеньор вперёд два-три золотых?

И она алчно и требовательно протянула к мужу руку. Но тот, не выпуская поводьев, демонстративно заложил свои руки за спину.

– Или чего наобещал? – продолжала грозно допытываться Тереса.

– Остров! – приосанился Санчо. – Сеньор пообещал завоевать остров и назначить меня губернатором.

От неожиданности и изумления у Тересы выехали на лоб глаза, отвалилась челюсть, подкосились ноги, и она села там, где стояла.

А Санчо гордо продефилировал мимо неё вместе с четвероногими и повеселевшими от движения спутниками.

Но оставим Тересу медленно приходить в себя и вернёмся к нашему гидальго.

В своей мансарде он уже успел выиграть не одну битву: вокруг рыцаря валялись разрубленные его мечом фолианты.

Грозно вращая глазами в поисках всё новых и новых врагов, Дон Кихот стоял посреди комнаты уже не с мечом, а с копьём наперевес.

Взгляд его задержался на стопе огромных томов, нагромождённых друг на друга от пола до потолка.

– А, злобный великан Каракульмбр! – воскликнул Дон Кихот. – Теперь я знаю, где ты от меня укрылся. Сейчас моё копьё поразит тебя, и обесчещенная тобой прекрасная страна Малиндрания вздохнёт, наконец, свободно!

И он нанёс мощный удар копьём в самую середину привлекшей его внимание башни из книг.

Башня, словно надломленный ударом великан, накренилась и, чуть помедлив, рухнула на Дон Кихота, опрокинув и целиком завалив его.

В это время распахнулась дверь, и в комнату ворвались, явно подслушивавшие и подсматривавшие в дверные щели, ключница и племянница поверженного рыцаря.

– Проклятый Каракульмбр! – вопил рыцарь, пытаясь выбраться из-под книжного завала. – Уж не мнишь ли ты, что на сей раз вышел победителем? Так знай же, великан: придёт мой час и я укорочу тебя до размеров карлика!

Обе женщины стали хлопотать вокруг Дон Кихота, освобождая его от тяжеловесных фолиантов.

При этом они так согласно и сладкоголосо увещевали его придти в себя, что не внять их увещеваниям, казалось бы, просто невозможно!

Ваша милость! Ваша милость,
Вероятно, утомилась,
Ну, конечно, утомилась
В этих бдениях ночных!
Эти книги, что вериги,
Истязают эти книги,
Просто губят вашу милость,
Вы б избавились от них!
Пусть у нас и не хоромы,
Заживём спокойным домом!
Наши улицы не Прадо,
Но ведь тоже не узки!
Ваши чтения забросьте,
По утрам гуляйте с тростью,
Все соседи будут рады,
Не помрёте от тоски!

– О, несчастные! – поднялся, наконец, Дон Кихот, опираясь на так и не выпущенное из рук копьё. – О, необразованные мои домочадцы! И ты, ключница, и ты, племянница! Неужели вы не в силах понять, что я уже не сеньор Кехана, а посвящённый в рыцари Дон Кихот Ламанчский? И я теперь же покину вас, дабы мои меч и копьё выпрямили кривду и сделали её правдой! Этой ночью мой оруженосец и ваш односельчанин Санчо Панса водил нашу лошадь к кузнецу, чтобы тот наклепал ей скаковые подковы.

– Это старой-то кляче, которая едва тащит тележку с овощами, или, прошу прощения, с вашими книгами? – вылупила глаза ключница.

– Больше того, – усмехнулся Дон Кихот, – зовут этого коня теперь Росинант. Да, я нарёк его столь звучным именем.

И рыцарь подкрутил свой ус.

– Новое имя не может изменить старой лошади, дядюшка! – вздохнув, заметила племянница. – Далеко вы на своём Росинанте не уедете.

Должен вам сказать, мои юные сеньоры и сеньорины, что «росин» по-испански, действительно, «кляча». Но словечко «анте», или «ант», в корне меняет дело, оно означает «прежде». И Дон Кихот вложил в имя своего коня вполне определённый смысл: да, его конь, конечно же, был клячей. Но прежде!

Однако племянница не сдавалась.

– «Анте» так же означает и «впереди», – заявила она, бесстрашно глядя в глаза своему дяде.

– Интересно, что может быть у вашей прежней клячи впереди?

– Только победа! – загремел в ответ рыцарь. – И не одна! Коня благородит всадник. И Росинант будет в бою не хуже, чем Буцефал Александра Македонского!

С улицы до них донеслось лошадиное ржание.

– Слышите? Он уже у моего порога и нетерпелив, как и его хозяин! Дон Кихот достал припрятанный на отдельной полке медный тазик и надел его на голову, как бы завершая свой походный туалет.

– Нет уж, тазик оставьте, ваша милость, – всполошилась ключница. – Ваш друг цирюльник маэсе Николас как подбривал вам давеча щёки между усами и бородой, так и позабыл его здесь за разговорами. Как раз сегодня обещался за ним зайти.

– Что ты мелешь, ключница? – обдал её презрительным взглядом Дон Кихот. – Это волшебный шлем мавританского царя Мамбрина, предохраняющий от смертельных ран. И ковал его ни много, ни мало, как подземный бог Гефест. Как он попал к маэсе Николасу – ума не приложу! Но от моей головы он отведёт немало сокрушительных ударов.

– Да, дядюшка! – вроде бы спохватилась вдруг племянница, явно пытаясь хоть как-то удержать Дон Кихота. – Ваш друг и наш священник преподобный Перо Перес собирался сегодня вас тоже навестить для какой-то очень важной беседы. Его-то, надеюсь, вы дождётесь?

И снова за окном раздалось ржание.

– Расступитесь, невежественные! – возопил Дон Кихот. – Всякое промедление с моей стороны может пагубно отразиться на человеческом роде!

И грохоча латами, за всё задевая мечом, щитом и копьём, он протиснулся за дверь.

По дороге галопом, правда, припадая то на одну, то на другую, то на третью, то на четвертую ногу, но всё-таки мчался Росинант.