Это очень хорошо, что пока нам плохо… (сборник) - Коростылев Вадим Николаевич. Страница 67
– Пойдём-ка, мой милый, и дома я с тобой расплачусь сполна, даже ещё сверх того получишь!
– Не отпускайте меня, добрый сеньор! – взмолился мальчишка, обращаясь к Дон Кихоту и пытаясь вырваться из цепких рук хозяина. – Если я опять останусь с ним наедине, он просто сдерёт с меня шкуру.
– Он не посмеет этого сделать! – загремел Дон Кихот, а морда Росинанта угрожающе нависла над головой сельчанина и фыркнула в голову истязателя так, что у того волосы тут же встали дыбом.
– Не посмеет, – строго продолжил Дон Кихот. – Пусть только даст слово, что исполнит всё, что я ему приказал.
– Даю! – снова рухнул на колени сельчанин, однако руки? пастушка не выпустил. – Даю и даже клянусь!
– Вот видишь! – успокоил подростка Дон Кихот. – Какой же здравомыслящий человек захочет стать клятвоотступником? Ступай спокойно. А вы знайте, – грозно посмотрел он на сельчанина, – что справедливость вас заставил совершить Дон Кихот Ламанчский, заступник обиженных и утеснённых. Бойтесь же его кары!
Явно довольный своим первым подвигом на дорогах Ламанчи, он пришпорил Росинанта и, не оборачиваясь, скрылся за деревьями. Покачав головой, Санчо последовал за ним…
Зато мы с вами, мои юные сеньоры и сеньорины, оставшись одни, позволим себе чуть-чуть передохнуть. А чуть-чуть передохнуть – это значит немного подышать тем воздухом, которым дышали в Испании четыреста лет тому назад.
Ах, этот испанский воздух четырехсотлетней давности! Право же, он стоит того, чтобы мы обратили на него особое внимание.
Он был необыкновенно чистым, потому что автомобилей, поездов, самолётов и ракет ещё не существовало. А по дорогам, не задымлённым всевозможными выхлопами, сновали по всем направлениям люди на мулах, ослах, лошадях, а то и на своих двоих.
Встречные монахи порой требовательно, а порой жалостливо просили подаяния для своих монастырей. Четвериком, в сияющих каретах проносились знатные вельможи с ливрейными слугами на запятках. При этом слуги имели более важный и значительный вид, чем сами вельможи! Небогатые студенты пешком кочевали то из саламанкского университета в кордовский, то из малагского в толедский, то из гранадского в барселонский. Да что и говорить, если в Испании этих университетов было тогда добрых два десятка и в каждом обучали чему-нибудь путному. А бродячие комедианты в своих скрипучих фургонах? Те давали смешные представления прямо у дверей придорожных трактиров! И пели бродячие паяцы, которые деловито направлялись подпрыгивающей резиновой походкой из города в город в поисках уличных зевак.
И почти у каждого путника за плечом болтались гитара или равель со смычком – весёлый трёхструнный прадедушка нашей скрипки.
Поэтому канцоны, канцонетты, баллады и стансы к случаю просто носились в воздухе, оседали в головах и легко и свободно слетали с губ.
И если в тех необычностях, которые мы с вами найдём между строк, у кого-нибудь слова вдруг странно начнут цепляться друг за друга и станут не чем иным, как стихами, – не удивляйтесь! Воздух!
Повторяю, четыреста лет тому назад в Испании всё это носилось в воздухе.
А теперь – вперёд и дальше! И попробуем в подражание Луковичному Шуту про себя прогорланить:
И за поворотом лесной дороги открылась обширная поляна, где расположились потрапезничать Дон Кихот и Санчо.
На краю поляны паслись нерассёдланные Росинант и Серый.
Дон Кихот, видимо, уже закончил свою трапезу и теперь отдыхал, сидя на пне под раскидистым дубом.
Санчо же, устроившись на траве подле корзины с припасами, уплетал остатки жареного каплуна и, время от времени, отхлёбывал из кружки.
Слегка похудевший бурдюк лежал с ним рядом.
– Не пора ли в дорогу? – поинтересовался Дон Кихот.
– Куда торопиться, ваша милость? – с набитым ртом откликнулся Санчо. – Новые приключения от нас никуда не уйдут. Я-то думаю, им нас только и подавай! А кони наши притомились. Пускай попасутся всласть.
– Ты, полагаю, больше печёшься о своём пастбище, – добродушно усмехнувшись, кивнул Дон Кихот на корзину и бурдюк.
– И то верно! – не стал отпираться Санчо. – Храбрым можно быть только на сытый желудок, а на голодный и муравей покажется непобедимым великаном. А вы заметили, ваша милость, как вздыбился Росинант при виде этого нечестивца с плетью?.. «Ого-го-го, мерзавец, мы с хозяином сейчас тебе покажем!». Вот что он, наверняка, хотел сказать своим ржаньем. И ведь не то чтоб хотел, а просто взял и сказал. А мой-то малыш тоже раскричался и-я! и-я! да так грозно, словно готов был ринуться в бой. Нет, ваша милость, как хотите, а они что-то понимают. Да ещё, поди, и судачат друг с другом о том о сём, коли не о нас с вами.
– Вполне допускаю, Санчо, – серьёзно заметил Дон Кихот. – Известно, что Бабьека, лошадь досточтимого рыцаря Сида, на досуге сочиняла сонеты.
– А досточтимый рыцарь выдавал их за свои? – хмыкнул Санчо.
– Не охальничай, обжора! – прикрикнул на него Дон Кихот. – И, поглядев на своего оруженосца, уписывающего за обе щеки дорожные припасы, он покачал головой. – Ты когда-нибудь научишься быть повоздержанней в еде?
– Конечно, ваша милость! Вот прикончу последнюю лепёшку, тогда и начну постигать эту науку. А покуда, – Санчо ткнул куриной косточкой в сторону пощипывающих поодаль траву Росинанта и Серого, – пусть ещё немного попасутся. Может, у них самый важный разговор как раз и происходит.
– Ох, Санчо, Санчо! – вздохнул Дон Кихот.
А пасущиеся Росинант и ослик с любопытством приглядывались друг к другу. Определённо, им хотелось друг с другом поговорить!
И если легендарная Бабьека легендарного испанского рыцаря Сида на досуге баловалась сонетами, явно черпая их из благостного испанского воздуха, то ведь и Росинант с Серым постоянно дышали тем же воздухом!
Вот тут-то мы и наткнулись на одну из тех многочисленных необычностей или сказок, утаённых Мигелем де Сервантесом между строк.
Начал Росинант. Отфыркнув из ноздрей соринки, он заметил как бы мимоходом:
Серый живо откликнулся:
Но Росинант отпрянул, даже кожа на нём передернулась:
– И-я! И-я! – весело захлопал ушами Серый.
Но Росинант не без надменности в голосе стал его урезонивать: