Путешествие в город чудаков - Ферра-Микура Вера. Страница 8

— У вас просто чудесно! — сказал Горошек.

— Как в сказке, — подтвердила Анни.

После этого дети поставили на пол корзину и стали разглядывать стены. Повсюду из стен торчали гвозди, а на гвоздях висели сотни всяких мелочей: ржавые ключи, зажигалки, штопоры, очки, расчёски, поводки для собак и пуговицы от пальто.

Визенклее гордо описал рукой полукруг:

— Всё это я нашёл, когда работал ночным сторожем!

— Не может быть! — восхитилась Анни, — И рыцаря тоже?

— Рыцари на улице не валяются, — сказал Горошек.

— Совершенно верно, — сказал Визенклее. — Рыцарь уже стоял здесь, когда я переехал. Видимо, его забыли прежние хозяева. Честно говоря, он мне не особенно нравится.

— Что вы, он удивительный! — сказала Анни. — Пожалуйста, наденьте его костюм. Мне кажется, он подойдёт вам.

— Да-да, примерьте его, — сказал Горошек.

— Ну, что это вам пришло в голову, — слабо защищался Визенклее. Но видно было, что он польщён.

— Пожалуйста, сделайте это для нас, — тихо сказала Анни.

Визенклее скромно посмотрел на носки своих ботинок и, вздохнув, сказал:

— Ну что ж, если вам непременно хочется…

Прошло довольно много времени, прежде чем Визенклее удалось напялить на себя кольчугу, наплечники и железные перчатки. Горошек надел ему на голову ещё и шлем и приоткрыл забрало.

— Вам хватает воздуха? — спросил он заботливо.

— Да, — ответил Визенклее и чихнул. — Только в шлеме очень много пыли. Ну, а как я вообще выгляжу?

Анни сняла со стены осколок зеркала и подняла ого на уровне забрала:

— Вы видите себя?

Господин Визенклее снова чихнул и сказал:

— Вижу кусок жести и больше ничего. Как вы считаете, идут мне доспехи?

— Вы просто великолепны! — сказала Анни, умолчав о полосатых брюках, голубых носках и ботинках господина Визенклее.

А Горошек заметил напрямик:

— Мне нравится только верхняя половина.

В этот момент фрау Свобода открыла дверь. За нею стояли и Штенгели. Увидев полу рыцаря, они разом вскричали:

— Батюшки мои!

А фрау Свобода, которая несла тарелки и стеклянную солонку, поскорее прислонилась к стене.

— Постыдились бы, господин Визенклее, — сказала мама Штенгель. — Вместо того, чтобы почистить печь, вы нас вздумали пугать.

— Это неуважение, — сказал папа Штенгель.

— Я сейчас иду, — сказал оскорблённый Визенклее. — Мне очень жаль, что вы…

Тут забрало внезапно захлопнулось, и Штенгели больше ничего не смогли разобрать.

— Пожалуйста, проходите, — сказал Горошек. — Мы должны помочь господину Визенклее раздеться. И не ругайте его. Он это сделал для нас.

— Да! — крикнула Анни. — Только для нас! А сколько он пыли проглотил!

Визенклее со скрежетом поднял свою железную Руку, приоткрыл забрало и трижды чихнул.

— Будьте здоровы! — сказали все и гуськом отправились в прачечную.

Разговор в темноте

В прачечной нельзя было сделать и шага, чтобы не споткнуться. Здесь валялись пустые цветочные горшки, печные трубы, еловые лапы, сухие ветки, газеты и каштаны.

— Хозяйство! — сказала фрау Свобода.

А мама Штенгель заметила:

— Прежде чем готовить, нужно всё прибрать.

Папа Штенгель уселся на перевёрнутое корыто, вытянул ноги и сказал:

— Если бы я не был так голоден!

— Собственно, мы все проголодались, — возразили фрау Свобода и мама Штенгель.

Они быстро вычистили печь, набили её бумагой и дровами и разожгли огонь. Через некоторое время чайник начал посвистывать.

Потом в прачечную пришли Визенклее, Горошек и Анни. Дети поставили корзину с макаронами возле большого котла и молча уселись на корыто рядом с отцом. Визенклее тем временем подобрал газеты, и еловые лапы и сунул под котёл.

— В обыкновенной посуде столько макарон не сваришь. Они либо слипнутся, либо пригорят, — сказал он.

Мама Штенгель, которая намазывала масло и печёночный паштет на толстые ломти хлеба, кивнула.

— Да, господин Визенклее. Кстати, мы будем очень рады, если вы в виде исключения возьмётесь сегодня сварить макароны.

— С удовольствием, — ответил Визенклее и, бросив в котёл несколько пригоршней соли, прикрыл его крышкой. — Можете на меня положиться, дорогая фрау Штенгель. В чём, в чём, а уж в макаронах, я кое-что смыслю.

Визенклее сказал правду. Он знал в точности, когда макароны нужно помешивать и когда снимать.

Всё семейство смотрело, как Визенклее вылавливает из котла ароматные макароны и наполняет ими корыто. Семейство осталось довольно работой Визенклее. Только фрау Свобода хмуро заметила:

— Зачем вы сварили все девять пакетов? Я думаю, хватило бы и пяти.

— Конечно, — сказала мама Штенгель. — Такую порцию не съест даже бегемот.

— Тогда поедим макарон и мы, — радостно сказала Анни.

— Но только сейчас, — вставил Горошек, — пока бегемот не сунул в корыто своё рыло.

Мама Штенгель раздала всем вилки, и каждый, кто хотел, съел маленькую горку макарон из общей огромной горы.

— Мне кажется, бегемот уже орёт. Нужно отнести ему ужин.

Пиппа вылез из своего бассейна и ждал возле изгороди. Как только Визенклее, Горошек и папа Штенгель опустили корыто на землю, Пиппа с топотом ринулся к макаронам.

В несколько минут он очистил корыто до блеска и разочарованно стал соваться во все углы посудины.

Визенклее взглянул на фрау Свобода и улыбнулся:

— Вы всё ещё считаете, что девять пакетов слишком много?

— Ах, — сказала фрау Свобода, — купанье на свежем воздухе любого сделает голодным! Во всяком случае, у меня он ел намного меньше.

Папа Штенгель засунул руки в карманы. Лицо его было серьёзно. Потом он сказал:

— Самое лучшее, дети, это пойти спать.

— Если хотите, я сыграю вам пару песенок на губной гармонике, — предложил Визенклее.

— В другой раз, — ответил папа Штенгель, покачав головой. — Сегодня мне не хочется музыки. Спокойной ночи, господин Визенклее.

— Спасибо. — И, попрощавшись, Визенклее отправился домой.

Позднее, когда уже стемнело, семейство Штенгелей услышало колыбельную. Наверное, бывший ночной сторож снова сидел на балконе и играл.

Горошек и Анни лежали в постелях, в своей комнате.

— Эй, Горошек, — шепнула Анни. — Я слышала разговор между родителями и тётей Митци. Они немного поспорили.

— То есть?

— А вот, представь себе, папа говорит тёте Митци, что она должна попробовать обменять бегемота. На какого-нибудь маленького зверя. А тётя Митци обиделась. Что это, говорит, за новая мода обменивать бегемотов! А мама на это говорит: лучше бы у неё не было никаких зверей, лучше бы тётя Митци привезла ей электрическую кофейную мельницу или две плитки шоколада для нас с тобой.

— Но ведь бегемот нам совсем не мешает, — пробурчал Горошек.

Анни села в своей постели.

— Да, но ему нужно слишком много корма! Мышке, змее и кошкам идёт куда меньше.

— Ну да, — сказал Горошек. — В конце концов, мы тоже должны что-то есть. Как ты думаешь, чем мы будем кормиться завтра?

— На завтра у меня есть сыр, — успокоила Анни брата. — А знаешь что, Горошек? Мы с тобой пойдём просить милостыню!

— Дурацкая затея, — сказал Горошек.

— Тогда я пойду одна!

— Вот смех-то!

— Ты трус! — сказала Анни. — Ты ничего не хочешь делать! И бедные звери, и мы сами погибнем!

Горошек молчал.

Анни встала, на цыпочках подошла к постели Горошека и стала искать голову брата. Но Горошек спрятал голову под одеяло.

— Ага, прячешься! — сказала она и, сдёрнув одеяло, зашипела в самое ухо брата: — Трус-с!

Но, коснувшись рукой щеки Горошека, она почувствовала что-то мокрое.

— Ты плачешь?

— Да… — всхлипнул Горошек. — Ты меня оскорбляешь, а у меня столько забот с этим бегемотом.

Анни присела на кровать брата и некоторое время молчала. Потом она сказала:

— Не сердись, Горошек. Мы больше никогда не будем ссориться. Хорошо?