Стража Лопухастых островов (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 22
— Боюсь, что так, — признался Авка. — Я забрался в дупло, долго спускался куда-то, потом меня чуть не проглотила Большая Черная Пустота, еле спасся… И вот…
— Как это замечательно! Я до сих пор не был знаком ни с кем из верхних жителей. Мои бабушка и дедушка были оттуда, но я их, к моему горькому сожалению, не помню… Ох, но вы, кажется, ушиблись! Наверно, вы стукнулись глазом о колено. Такое случается при падении с высоты…
— А что, заметно?
— М-м… взгляните сами. — Вежливый мальчик достал из кармана зеркальце. Авка взглянул. Да-а, синяк под глазом был полновесный. Скажем, как после выяснения отношений с кем-то из одноклассников.
— Это не об колено, — вздохнул Авка. Он считал, что не следует делать тайны из своих приключений. — Это я сам себя кулаком. Чтобы искры из глаза. А иначе как разогнать темноту…
— О-о! — снова обрадовался мальчик. — Так не от этих ли искр загорелось нынешнее солнышко? Ведь до сих пор мы жили при всяком случайном свете. Искусственные солнца у нас делаются в мастерских и подвешиваются над каждым кварталом и площадью, они похожи на фонари. О настоящем солнце мы знали понаслышке, очень ждали, что оно наконец появится, и сегодня утром — такая радость! В городе будет праздник…
— А давно ли оно появилось?
— Около двух часов назад.
— Тогда это не я, — вздохнул Авка. — Я звезданул себя по глазу всего две минуты назад. И сразу свалился сюда.
— Нет, это вы! Просто вы очень долго падали, а показалось, что быстро. Это называется «эффект темпорального сжатия», нам объясняли в школе. Правда, я не всё понял, потому что с физикой и математикой, увы, не в ладах. Другое дело — словесность и риторика…
«Оно заметно», — подумал Авка и вежливо заметил:
— Видимо, у вас в школе очень сложные программы.
— Для кого как. У меня, к сожалению, чисто гуманитарный склад ума…
— У меня тоже… И я не понимаю. Неужели искры из глаза могут зажечь настоящее солнце?!
— Конечно! Солнце может вспыхнуть от чего угодно, если его очень долго и очень сильно ждут!.. И кроме того…
— Что? — опасливо спросил Авка.
— Как я понимаю, эти искры были частью вдохновенного горения, не правда ли?
— Простите, как это?
— Но вы же ударили себя, чтобы одержать победу над черной всепоглощающей Пустотой! Не так ли?
— Ну… да.
— Значит, вы совершили подвиг!
— Какой там подвиг! — искренне воспротивился Авка. — Я с перепугу.
— Подвигу ведь все равно, отчего он совершился, — рассудительно заметил мальчик. — Главное — результат. И результат — вот он. Сияет… Подождите… У меня сочинилось вот что!
Мечтал весь наш Глубинный мир,
Чтоб вместо маленьких светил
Взгорелось общее светило
И чтоб на всех его хватило —
И вот пришел сей светлый пир!
— Вы настоящий поэт!
Пухлые щеки юного стихотворца стали розовыми.
— Не совсем настоящий… Но я стараюсь. Одно мое стихотворение было напечатано в газете «Глубинные новости». По поводу открытия нового фонтана. Там, на мой взгляд, есть неплохие строчки… — Мальчик возвел к небу взгляд и почти пропел:
Хвалить мы будем неустанно
Всех тех, кто подарил фонтан нам.
Всему воскликну миру я:
«Прекрасна светлая струя!»
— Замечательно, — сказал Авка (почти искренне).
— Я рад, что вам понравилось… И… может быть, нам пора уже познакомиться?
— Конечно! Меня зовут Август Головка. А уменьшительное имя — просто Авка.
— Замечательно!.. А мое имя — Пунтий Закваска… Одноклассники и родители зовут иногда сокращенно: Пуня… — И он тихонько вздохнул. — Но это временно. Когда я начну печататься всерьез, то возьму себе поэтический псевдоним…
— Какой? — с интересом спросил Авка. Потому что Пунтий Закваска явно ждал этого интереса.
— Я думаю… Лучезар Крылатый. Как вы считаете, это не очень претенциозно?
— Пре… что?.. А! Нет, что вы! В самый раз… А уменьшительное имя можно сделать Лучик. Ну, будто маленький луч. Тоже… по-поэтически…
— Вы правы!
— Если хотите, я так и буду вас звать. Прямо сейчас… — Авка, по правде говоря, чувствовал, что не лишним будет подсластить отношения с местным жителем. Пригодится…
— Я… конечно, не возражаю. Наоборот, — расцвел Пуня-Лучик. — Это послужит мне даже как бы лишним толчком… к поэтическому развитию. Дело в том, что я не мыслю себе в жизни другого занятия, кроме стихотворного труда. Я изложил это даже в своем поэтическом кредо.
— В чем?
— Вы не знаете, что такое кредо? — изумился Лучик. И смутился. — Ох, извините…
— Кажется, знаю, — вспомнил Авка… — Нам говорили на уроке истории. Это вроде как главная установка. Такое основное понятие…
— Да! И вот как оно у меня звучит:
На свете дела лучше нету,
Как быть прославленным поэтом
И воспевать весь мир вокруг.
И будет каждый тебе друг…
Потому что каждый поэт должен ко всем испытывать дружеские чувства… Вот я увидел вас и сразу…
— Я тоже, — сказал Авка совсем уже без всякой хитрости. Потому что Пуня-Лучик и правда был славный. Может, в Авкиной школе кто-то и хихикнул бы: «бзяка-задавака», но Авка видел, что Лучик сыплет свои стихи не для хвастовства. Это он из безоглядной любви к поэзии, тут уж ничего не поделаешь. Зато добрый.
— Только, пожалуйста, никому не называйте мой полный псевдоним, — осторожно попросил будущий Лучезар Крылатый. — Он пока тайна. Вы ведь не выдадите?
— Конечно, нет! Выдавать чужие тайны — это самая подлая гугнига!
Лучик удовлетворенно кивнул. Видимо, что такое «гугнига», в этом мире знали.
— Скажите, Авка… а у вас есть какая-нибудь тайна? — спросил Лучик очень деликатно.
Авка не удивился. Кажется, у них с Лучиком намечалась дружба, а в этом случае всегда принято делиться тайнами.
— Конечно, есть, — вздохнул Авка. — Иначе зачем бы я сунулся в тот пустой осокорь очертя голову? Но это долгая история. Рассказать?
— Разумеется! — И Пуня-Лучик с размаха уселся в сено. К своему блестящему костюму он относился с поэтическим небрежением. Авка сел рядом. И рассказал все с самого начала — про Звенку, про Мукку-Вукку и свои планы.
Лучик был хотя и поэт, но не совсем бестолковый. Суть вопроса он уловил быстро. И деловито высказал свои суждения.
По его словам, БЧП была никакая не пустота, а, скорее всего, обрывок старого гравитационного поля (то есть силы тяготения). Она думала, что кого-то растворяет, а на самом деле только пропускала сквозь себя и сваливала сюда, в подземный мир. За долгое время здесь набралось столько всего — и вещей, и живых существ, что начала развиваться своя особая цивилизация…
Насчет китов здесь тоже слышали, но до них еще очень далеко. И помочь Авке сможет, пожалуй, только Председатель ПУУКа (Подземного Универсально-Ученого Круга) — знаменитейший и всё знающий академик Уко Двуполовинус.
— До него, наверно, не добраться, — загрустил Авка.
— Я постараюсь помочь. Мы немного знакомы. В прошлом году он выступал у нас в школе с лекцией про вывернутые пространства, а я читал ему стихотворное приветствие:
Мы рады, что Вы здесь, глава ПУУКа, —
Великий наш Двуполовинус Уко,
И пусть же осеняет нас всегда
Прекраснейшая Ваша борода!