Хищники Аляски - Бич Рекс. Страница 37

– Маленькая услуга, только что оказанная мною вам, дает мне, кажется, некоторые права, и я воспользуюсь ими, чтобы сказать, как плохо идет вам ваша маска. Ужасно дерзко с моей стороны, не правда ли? Вы заодно с компанией отъявленных мошенников, и я любуюсь ловкостью, с которой вы исполнили вашу долю грязной работы, но когда вы принимаете этот шокированный, сверхдобродетельный вид, то мне делается противно.

– Выпустите меня.

– Я делала дурные вещи, – продолжала Черри, не обращая внимания, – но обыкновенно меня принуждали их делать. Зато, могу сказать, я никогда не пыталась сознательно погубить человека ради его денег.

– Что вы хотите сказать? Кого я предала из моих друзей и кого я хотела погубить?

– Ба! Я сразу поняла, что вы за штучка, но Рой-то ничего не понимал. Затем Струве рассказал мне то, о чем я не успела еще догадаться. Дайте ему бутылку вина и женщину, и этот болван расскажет все, что он знает. Мак Намара поставил большую ставку и хорошо сделал, что впутал вас в свою игру; вы умны, у вас крепкие нервы, и наружность ваша прекрасно годится для вашей роли. Уж мне, казалось, можно знать. Немало штук и я проделала в свое время. Вы извините, пожалуйста, этот порыв профессиональной зависти. Я просто завидую вашему умению. Теперь же, раз вы видите, что мы с вами стоим друг друга, вам не следует презирать меня.

Она раскрыла дверь и выпроводила гостью с насмешливой любезностью.

Элен так растерялась и была так унижена этими злобными и бессвязными нападками, что ничего не поняла из них, кроме того, что Черри Мэллот обвиняла ее в участии в заговоре, как оказывалось, существовавшем, по общему мнению.

Тут опять выступал уже не раз слышанный ею намек на нечестный образ действий судьи и инспектора. Не играла ли в этом роль жалкая зависть? Впрочем, Черри говорила, что все рассказал ей Струве, не могущий устоять перед бутылкой вина и хорошеньким лицом. Зная это, Элен поверила. Ее опять охватило желание разобраться, выяснить.

Отчего бы Струве не рассказать и ей того, что он говорил другим женщинам!

Она свернула с дороги и направилась на Переднюю улицу, быстро решая в уме, как действовать. Черри Мэллот считала ее актрисой. Прекрасно, она сумеет оправдать это мнение.

Она нашла Струве в его конторе; при виде ее он кинулся к ней навстречу и предложил ей стул.

– Здравствуйте, мисс Элен. Вы хорошо выглядите, несмотря на неприятную ночь. Судья рассказал мне все, как было; позвольте вам сказать, что вы замечательно храбрая девушка.

Она мрачно улыбнулась, вспомнив слова, от которых до сих пор горело ее лицо.

– Вы, верно, очень заняты, господин адвокат?

– Да, но для вас у меня всегда найдется время.

– Я к вам не по серьезному делу, – сказала она весело, – я просто шла мимо и зашла.

– Что ж, это еще приятнее, – сказал он изменившимся тоном, поворачивая свой стул к ней. – Я в восторге.

Она осталась довольна тем, что он отбросил свой профессиональный тон.

– Да, мне надоело разговаривать с дядей и мистером Мак Намарой. Они оба говорят со мной, как будто бы я еще девочка.

– Когда вы предпринимаете фатальный шаг?

– Какой шаг?

– Я говорю о вашей свадьбе. Не удивляйтесь. Мак Намара сообщил мне о ней уже месяц тому назад.

Вспомнив о разговоре с Мак Намарой, он потрогал горло пальцами; однако глаза его загорелись, когда она шутливо ответила:

– Не ошибаетесь ли вы? Он, вероятно, просто пошутил.

Она ловко завлекала его, удивляя его новым легкомысленным тоном; он не имел понятия, что она могла быть такой дразнящей, почти фамильярной, а вместе с тем такой далекой. Он осмелел.

– Скажите, что у нас нового? – спрашивала она. – Дядя молчит, а из Мак Намары за последнее время и слова не вытянешь.

Он быстро взглянул на нее.

– Относительно чего?

Она собралась с духом и победила нерешительность.

– Пожалуйста, не говорите и вы со мною, как с ребенком. Мне это надоело; я исполнила свою часть программы и хочу знать, что делают остальные.

– Что вы хотите знать? – спросил он осторожно.

– Все. Разве вы думаете, что до меня не доходят различные толки и разговоры?

– Ах, вот что! Ну, так не обращайте на них внимания.

Она поняла свою ошибку и торопливо продолжала:

– Почему же? Разве мы не все вместе работаем? Я не хочу, чтобы меня эксплуатировали, а затем отбрасывали за ненадобностью. Я имею право знать, удастся ли наш план. Неужели вы думаете, что я не умею молчать?

– Конечно, умеете! – смеялся он, пытаясь переменить разговор. Но она встала, прислонилась к конторке рядом с ним и поклялась, что не уйдет, не узнав хотя бы часть интересующей ее тайны. Его манеры поддерживали в ней убеждение, что от нее что-то скрывают. Этот умный кутила, очевидно, был основательно знаком с положением и, хотя начал колебаться благодаря ее просьбам, но все еще из осторожности молчал.

Она нагнулась к нему и улыбнулась.

– Вы такой же, как другие, и не хотите сделать мне приятное.

– Вот, все вы женщины одинаковы, – цинически сказал Струве. – Только уступай им, давай им. Эгоистические особы. Что же вы нам со своей стороны ничего не предлагаете. Мужчины – торговцы, женщины – ростовщицы. Вы любопытны, поэтому и несчастны. Вы считаете, что я обязан помочь вам за одну вашу улыбку, и просите меня изменить обещанию и долгу чести ради вашего каприза. Что же, это по-женски, я готов отдать себя в ваши руки, но не даром. Мы будем торговаться с вами.

– Это вовсе не из любопытства, – с негодованием отрицала она. – Это мое право.

– Нет, вы просто слыхали праздные слухи и загорелись любопытством. Вы думаете, что я могу пролить новый свет или отбросить новую тень на всю вашу жизнь, а вы больше не доверяете своим близким. А что если я скажу вам, что у меня тут в сейфе лежат привезенные вами весною документы и что в них – правда о том, невиновен ли ваш дядя, или его следовало бы дать повесить толпе, приходившей к вам? Что тогда? Что дали бы вы, чтобы прочитать их? Ну, так знайте: документы у меня, и если вы настоящая женщина, то вы не успокоитесь, пока не увидите их. Хотите ли торговаться со мной?

– Да, да, дайте мне их! – воскликнула она.

При виде ее нетерпения кровь волной залила ему лицо, и он быстро встал с места и направился к ней, но она отступила к стене, бледнея, с широко раскрытыми глазами.

– Разве вы не понимаете, – бросила она ему, – что мне необходимо видеть их?

– Конечно, понимаю, но я хочу получить поцелуй для закрепления договора, в счет платежа.

Она оттолкнула его и пошла к двери.

– Как знаете, но я уверен, что вы не успокоитесь, не повидав этих бумаг. Я изучил вас и держу пари, что вы не в состоянии ни выйти за Мак Намару, ни взглянуть в глаза вашему дяде, не узнав настоящей правды. Если бы вы были уверены, что они мошенники, – другое дело, но, только подозревая их, вы попадаете в безвыходное положение. Это по-женски. Приходите, когда захотите, и я дам вам доказательства, так как не позирую на высокую добродетель. Я, Уилтон Струве, довольно ловкий торгаш. На моем надгробном памятнике можно сделать надпись: «Он получил все полностью». Теперь идите этой дверью, и никто вас не встретит.

Убегая, она дивилась тому, как она могла так долго оставаться у него и слушать его. Какое чудовище!

Его намерения были ясны с первого дня их знакомства, к тому же он был совершенно лишен совести. Она знала это и, несмотря на это, с гордой самоуверенностью молодости обратилась к его помощи в самый отчаянный час.

Он был проницателен и хитер, и попытка ее не удалась; однако девушка знала, что не успокоится, пока не найдет ответа на мучившие ее вопросы. Она должна вырвать разъедавшее ее душу подозрение.

Она с нежностью вспомнила о доброте к ней ее дяди, отчаянно цепляясь за веру в последнего близкого человека и болезненно ощущая отсутствие брата, проживавшего где-то в этой таинственной стране.

Мак Намара не мог помочь ей; она совсем мало знала этого человека, на которого теперь легла тень ее подозрений.