Великое Лихо - Волков Сергей Юрьевич. Страница 79

О другом думал Луня - как вызнать про супротивника, его же чары используя. Вот кабы можно было сотворить духа, и его глазами глядеть, как там, в "том", в духовом мире, все устроено, и какие там пути-дороги, куда ведут они, и кто там хозяйничает... Там и до супостата добраться недолго!

Луня полез со своими мыслями к Шыку, но волхв сунул ему сушеные листья бережника и ромашковый цвет - жуй, а не то сляжешь! Луня послушно начал жевать горькое месиво, сглатывая терпкую слюну, потом его укачало, и он уснул, а во сне видел себя духом - летал, где хотел, сквозь деревья и камни проходил, и под землю заглядывал, и за облака, а того, кого искал, так и не нашел...

А утром, проснувшись, Луня понял, что сильно занедужил. Вместе с ним слег Фарн - этроса свалила грудная немощь, а Луню трясло и колотило, словно он голым на мороз вышел. А тут еще, как на грех, устье реки Ва впереди появилось - все одно к одному...

- Пристать надо. - решил Шык: - Костер сложить, отваров разных приготовить, обогреться и просушиться. А уж потом вверх по реке пойдем, там все время грести надо будет, болесным невмочь! Зугур, давай, к берегу!

* * *

На берегу Зугур первым делом запалил огромный кострище - греться и калить камни. От просыхающих шкур и одежды валил пар, Шык кипятил в котелке целебные отвары, поил Луню с Фарном, пил сам, и лишь вагасу, крепкому зоровьем, знахарская помощь не понадобилась.

Тряса покинула Лунино тело, но прежде с молодого рода сошло семь потов, и Луня чувствовал себя совсем ослабшим. А вот с Фарном случилась беда - Груда крепко присосалась к этросу, он кашлял, сплевывая на камни пузырящуюся мокроту, дышал хрипло, со свистом, словно в груди у него был прохудившийся кузнечный мех. Волхв хмурился, творил чары, отгоняя болезнь, но к вечеру Фарну стало ещё хуже, и он впал в забытье.

- Однако, худо дело! - озабоченно сказал Шык, внимательно глядя на лежащего этроса: - Так он и к праотцам может отправится! В баню бы его... Ну да ладно, последнее средство испытаем!

Волхв извлек из своей котомки деревянную бутыль, откупорил вырезанную из сучка пробку - и вокруг распространился резкий, злой дух сивухи-дуроголовки. Шык налил в глиняную кружку мутного зелья, велел Зугур разжать зубы болезного, и резким движением влил содержимое кружки в рот этроса, тут же зажав его ладонью.

- Черное пойло глотай на здоровье, болесть чтоб уняло, в груди чтоб чисто стало! - нараспев сказал Волхв, с трудом удерживая выгнувшееся дугой тело Фарна. Этрос судорожно глотнул, закашлялся, заперхал, пытаясь руками разодрать себе горло, но Зугур с Луней были уже тут как тут - навалились, вцепившись в запястья, удержали Фарна от самовредительства.

Чудодейтвенное пойло подействовало быстро - Фарн открыл глаза, хотел что-то сказать, но смог только сипеть сожженной глоткой.

- Вот и ладно! Вот и хвала богам, особливо Влесу - знахарьскому потворителю! - радостно сказал Шык, глядя на ожившего этроса: - Давайте-ка, други, грузить его в корабь, да отплывать пора - вечереет, не ровен час, выбредет из моря лих тот поганый, пусть его рыбы на куски разорвут!

Отплыли, свернули ветрило - чтобы не мешало плыть по реке. Северный ветер дул теперь прямо в нос Родомысли, и ветрило только тянуло бы корабь назад, к морю.

Зугур с Луней сели грести - и всю ночь скрипели в деревяных рогульках уключин загребистые весла, с каждым взмахом приближая Родомысль к дому.

Местность, что плыла за бортами лодьи, стала быстро меняться - исчезли далеко позади приморские скалистые горы, потянулись степи, унылые, покрытые пожухлой травой. Зугур, раздувая ноздри, нет-нет да и привставал, держась за борт лодьи, вглядывался в сумеречную даль, словно хотел разглядеть там шатры своего племени. Но степь была пустынна, мертва, и ни зверя, ни птицы, ни человека не видели путники на протяжении двух первых дней плавания вверх по Великой реке Ва...

На третий день впервые поднялся Фарн. Этрос был похож на тень себя прежнего - щеки ввалились, тело исхудало, свалялись и потеряли рыжий блеск волосы, но глаза по-прежнему глядели ясно и весело, и этрос, объяснив остальным, что сильно оголодал, вытянул из мешка копченную козью ногу и принялся обгладывать её, кидая кости за борт.

Луня и Зугур, бессменно двигая веслами, уставали за день так, что к ночи валились с мешков, на которых сидели, едва ли не замертво. Тогда Шык кидал в воду большой камень с привязанными к нему разлапистыми корягами, а прочный кожаный ремень, что тремя петлями охватывал все это коряжное цепляло, крепил на носу лодьи, и Родомысль всю ночь стояла посреди реки, обезопасенная от внезапного нападения. Все понимали - хоть степь и пустынна, но мало ли что...

Глава Пятая.

Засада белых цогов.

На пятый день пути на берегах появились первые перелески, а слева, на закатной стороне, зоркий Зугур разглядел вершины цогских гор. Вскоре леса полностью заняли оба берега, подходя к самой воде. Луня никогда прежде не видел таких странных деревьев - огромные стволы, в три, четыре, а то и в пять людских обхватов, с разлапистыми голыми ветвями, с вершинами, взметнувшимися к небу на высоту в три-четыре сотни локтей!

Леса казались пустыми - почему-то в них совсем не было подлеска, а землю меж могучих, выпирающих коренй устилал толстый ковер из лапчатых бурых листьев, что летом, должно быть, шелестели на ветвях древесных исполинов.

Ночью на восточном берегу, где-то в глубине леса Фарн заметил огонь, и это были первые признаки живого человека в здешних местах.

- Мне все время кажется, что за нами вдоль берега крадется кто-то! как-то признался Луня Шыку, и волхв лишь мрачно кивнул:

- Так и есть! Выследили нас, но кто такие - никак не пойму. Может, вагасы, может, цоги - их земли тут граничат. А может - и слуги ворога нашего. Ох, быстрей бы до своих добраться, а там уж и отдохнем, и отоспимся, и порешим, как дальше быть - едва ли нам с тобой в Ар-Зум теперь добраться получиться. А время идет, и не остановишь...

Волхв задумался, и неожиданно теплым голосом закончил:

- Как там Вед-то? Жив ли?

Луня вспомнил старого мага, стоявшего на крыше Звездной Башни в своем синем плаще, одинокого и немощного, и ему стало тоскливо. А потом из самого укромного уголочка памяти выплыло лицо Руны, и её внимательные и чуть насмешливые глаза посмотрели прямо в Лунину душу. Что с ней, жива ли она? Сумел ли Старый Корч защитить свой Дом от врагов, которые, Луня был уверен, обязательно до него добрались - такая смута кругом! А тут ещё то и дело встает перед глазами мертвая изнасилованная ахейка - и сжимаются кулаки от гнева и лютой злобы - эх, и врезал бы от всей душеньки промеж глаз тому, кто затеял все это паскудство!