Последний единорог - Бигл Питер Сойер. Страница 15

– Тебе не следует так говорить, – сказал он, еще не уверенный в том, что Молли узнала единорога. – Разве ты, женщина, не знаешь, как себя вести? Приседать тоже не надо.

Но Молли отшвырнула его с дороги и подошла к ней, ругая единорога, как заблудившуюся корову.

– Где ты была? – Перед этой белизной и сияющим рогом Молли казалась пронзительно кричащим жучком, но на этот раз к земле были опущены старые темные глаза единорога. – Я здесь сейчас, – наконец сказала Она. Молли рассмеялась, не разжимая губ: – Ну и что мне с того, что ты здесь?.. А где ты была двадцать лет назад, десять лет назад? Как ты смела, как ты смела прийти ко мне сейчас, когда я такая? – Взмахом руки она показала на отцветшее лицо, пустынные глаза, желтеющее, как осенний лист, сердце. – Лучше бы ты не приходила вовсе. Ну, почему ты пришла сейчас? – И слезы вновь потекли по обе стороны ее носа. Но Она молчала, и Шмендрик ответил: – Она – последняя. Она – последний единорог на свете.

– Конечно, – фыркнула Молли. – Только самый последний на свете единорог может прийти к Молли Отраве. – Она протянула руку, чтобы погладить единорога по щеке, но обе они дрогнули, и рука прикоснулась к шее. Молли сказала: – Ничего. Я тебя прощаю.

– Единорогов не прощают. – Голова волшебника шла кругом от ревности и от зависти не к прикосновению, а к тому секретному, что происходило между Молли и единорогом. – Единороги созданы для нового, – сказал он, – для чистоты и невинности, для начинающих. Они для юных девушек.

Молли гладила шею единорога застенчиво и неуверенно, как слепая. Она осушала свои серые слезы белой гривой.

– Ты многого не знаешь о единорогах, – ответила Она.

Небо было теперь нефритово-серым, и деревья, еще мгновение назад казавшиеся нарисованными на пологе тьмы, вновь стали настоящими деревьями, шелестящими листвой на ветру. Глядя на единорога, Шмендрик холодно произнес: – Пора идти. Молли сразу же согласилась. – Конечно, прежде чем эти бедняги наткнутся на нас и в отместку перережут тебе горло. – Она обернулась. – У меня были кое-какие вещи, которые я хотела бы взять, но теперь это ничего не значит. Я готова.

Шагнув вперед, Шмендрик преградил ей дорогу. – Ты не можешь идти с нами. Мы странствуем. Его голос и глаза были так суровы, как он только мог это сделать, однако он чувствовал, что кончик его носа несколько возбужден. Он никогда не мог справится с собственным носом.

Лицо Молли моментально стало готовым к обороне замком с выкаченными пушками, запасами камней и котлами кипящей смолы на стенах: – А кто ты такой, чтобы говорить «мы»? – Я ее проводник, – важно сказал волшебник. От неожиданности Она мягко мяукнула, словно кошка, зовущая своих котят. Молли громко расхохоталась и парировала:

– Ты многого не знаешь о единорогах. Она позволяет тебе путешествовать с нею, хотя я и не могу понять почему, и Она в тебе не нуждается. Не нуждается Она и во мне, ей-богу, но Она возьмет с собой и меня. – Она вновь словно мяукнула, и грозный замок на лице Молли опустил подъемный мост и настежь открыл ворота. – Спроси ее, – сказала она. С упавшим сердцем Шмендрик чувствовал ответ единорога. Он хотел быть мудрым, но зависть и пустота сжигали его, и он услышал свой печальный голос:

– Нет, никогда! Я, Шмендрик Маг, запрещаю это! – Голос его сгустился, и даже нос, казалось, угрожал. – Бойся разбудить гнев волшебника. Если я решу превратить тебя в лягушку…

– Я умру со смеху, – любезно отвечала Молли Отрава. – Ты набил руку на фокусах, но не сможешь превратить сливки в масло. – Ее глаза светились внезапным пониманием. – Подумай, – сказали она, – ну что ты собираешься делать с последним единорогом на свете – посадить в клетку?

Волшебник отвернулся, чтобы Молли не увидела его лица. Не прямо, а лишь украдкой бросал он косые взгляды на единорога, словно опасаясь, что кто-то может потребовать от него вернуть этот взгляд обратно. Белая и таинственная, с сияющим как утро рогом, Она смотрела на него с пронзительной мягкостью, и он не мог прикоснуться к ней. Он сказал худой женщине:

– Ты даже не знаешь, куда мы идем. – Ты думаешь, для меня это что-нибудь значит? – спросила Молли. И Она снова мяукнула.

– Мы направляемся к Королю Хаггарду, чтобы найти Красного Быка, – признался Шмендрик.

Что бы ни знали ее кости и во что бы ни верило се сердце, но кожа Молли на мгновение испугалась, но Она мягко дохнула в ее сложенную лодочкой ладонь, и Молли улыбнулась, охватив тепло пальцами. – Вы идете не той дорогой, – ответила она. Солнце уже поднималось, когда Молли повела их назад, дорогой, которой они пришли, мимо Калли, спавшего на своем чурбаке, мимо поляны и дальше Люди возвращались: рядом хрустели сухие ветки, трещали кусты. Однажды им пришлось прятаться и терновнике, пока мимо не проковыляли двое усталых разбойников Капитана Калли, с горечью размышлявших о реальности вызванного волшебником Робина Гуда.

– Я чувствовал их запах, – говорил первый. – Глаз легко обмануть, они лжецы по природе, но ни у одной тени не может быть запаха! – Верно, глаза врут, – ворчливо соглашался другой, который, казалось, нацепил на себя кусок болота. – Но неужели ты в самом деле веришь своим ушам, носу, языку? Нет, мой друг. Мир лжет нашим чувствам, они лгут нам, так кем же, как не лжецами, мы сами можем быть? Что касается меня, я не верю ни вести, ни вестнику, ни тому, что мне сказали, ни тому, что я увидел. Возможно, правда и существует где-то, но до меня она никогда не опускалась.

– Да, – мрачно усмехнувшись, ответил первый – Однако за Робин Гудом ты бежал вместе со всеми и проискал его всю ночь, крича и плача, как и все мы. Если ты все знал, почему же ты не избавил себя от хлопот?

– Разве можно быть уверенным, – отплевываясь грязью, неразборчиво отвечал другой. – Ошибиться так легко.

В лесистой долине у ручья сидели принц и принцесса. Семеро слуг устроили в тени деревьев алый навес, и юные королевские отпрыски вкушали принесенный слугами в корзинах завтрак под аккомпанемент теорб и лютней. За едой они не обменялись почти ни единым словом, а когда трапеза окончилась, принцесса, вздохнув, сказала:

– Ну, по-моему, пора наконец покончить с этим глупым занятием. – Принц открыл журнал. – Полагаю, ты по меньшей мере… – продолжала принцесса, но принц все читал. Принцесса сделала знак двоим из слуг, и они заиграли на лютнях что-то старинное. Сделав несколько шагов по траве, она подняла масляно блестящую уздечку и принялась звать: – Ко мне, единорог, ко мне! Ко мне, единорог, ко мне. Ко мне, ко мне! Приди-приди-приди-приди! Принц фыркнул.

– Ты же не цыплят своих зовешь, – заметил он, не подымая глаз. – Чем так квохтать, спела бы лучше что-нибудь.

– Я делаю все, что могу! – воскликнула принцесса. – Но я никогда не звала их прежде. – Однако после некоторое молчания она запела:

Она пела, потом вновь принялась звать: – Ну, единорог, ну, иди сюда, ну, мой хороший, – а затем сердито сказала: – Все, что я собиралась сделать, я сделала. Я отправляюсь домой. Принц зевнул и сложил свой журнал. – Ну, что же, мы отдали должное обычаям, большего никто и не ожидал, – сказал он. – Это просто формальность. Теперь мы можем пожениться.