Запретное прикосновение - Такер Шелли. Страница 12

Глядя на силуэт Кьяры, идущей впереди, он думал о ней. Кто бы мог предположить, что из простенькой, заурядной, похожей на мышку девочки, которую он знал когда-то, вырастет такая прекрасная женщина, какой он увидел ее сегодня в часовне!

Все в нем перевернулось в тот миг, сердце чуть не выскочило из груди, в горле пересохло. Пожалуй, раньше при виде женщины он не испытывал ничего подобного.

Он не слышал, как она вошла в часовню, но почувствовал ее присутствие. Она словно возникла там из солнечных лучей, прилетела на крыльях ангелов. Взглянув на нее, он лишился дара речи.

Ее облик сразу полонил его душу: глаза цвета винно-желтого топаза… нет, немного темнее; волосы удивительного кремового оттенка — такого цвета сыры у них в горах. И вся такая нежная, грациозная! А какая легкая поступь! Как изящно и неслышно идет она по этому гулкому каменному коридору!

Она проникла к нему в сердце подобно снежному обвалу в горах, прорвавшемуся откуда-то из гущи облаков и укрывшему зеленеющий склон белоснежным, незапятнанным покрывалом.

В полутемном туннеле, где различаются лишь смутные очертания ее высокой фигуры, он все время видел перед собой бледное печальное лицо, обрамленное копной восхитительных волос. И снова изумлялся той метаморфозе, что произошла с этим недавно еще столь непримечательным существом.

Светлое платье в тон волосам и плащ не могли скрыть ее изящества; то же, что было сокрыто материей, сулило еще большую красоту и совершенство.

В общем, невероятная гармония лица и тела, которую дополнял мелодичный мягкий голос. И лишь одна черта нарушала эту слаженность и сообразность.

Ее рот. Губы. Слишком чувственные на непорочном девичьем лице. Губы, созданные для долгих страстных лобзаний. Цвета спелого граната, нижняя губа чуть полнее верхней…

Знали они вкус поцелуев, эти губы? Вкус настоящих поцелуев?

Знакомое чувство нахлынуло на него — жажда женщины… Любви. Оно пронзило его, как удар копьем.

Раздосадованный, что поддался ему столь несвоевременно, он напомнил себе, что чуть было не замахнулся на чужое, попытался сорвать запретный плод. Ведь эта девушка уже невеста. И, кроме того, дочь короля Альдрика.

Однако сравнение со снежной лавиной, образ нетронутого снега не выходили у него из головы, вызывая в памяти минуты, когда он, странствуя по горам, обращал взор к небу, откуда падали снежинки, и, раскрыв рот, ощущал их легкое прикосновение к языку перед тем, как они таяли.

Сжав губы, он припомнил суровое предупреждение Альдрика: «Если нарушишь клятву, я возьму У тебя много больше, чем рыцарские шпоры или твои земли».

Да, речь идет о его жизни, а потому прочь опасные и недостойные мысли. Не забывай о том, кто она такая и какие обязанности ты взвалил на свои пока еще могучие плечи. И помни о клятве, что дал совсем недавно. Сегодня утром.

Вот они и подошли к выходу из туннеля. Кьяра нащупала рычаг, открывавший потайную дверь, нажала его, и в туннель хлынул поток дневного света. Она подняла руку, прикрыла глаза и повернулась к Ройсу.

— В путь? — произнесла девушка дрожащим голосом и хотела было выйти, как он остановил ее повелительным жестом.

— Сначала я, — сказал он и ступил на снежный склон у самого подножия горы.

Людей нигде не было видно. Ни местных, ни путников — никого.

Лишь невдалеке его конь Антерос терпеливо поджидал своего хозяина. Седло и пожитки, которые Ройс снял с него вчера вечером, лежали рядом, но количество мешков возросло.

Кьяра выглянула из тайного хода.

— Можно мне выйти? Почему…

— Потому что хочу убедиться, что опасности нет, — нарочито резко сказал он.

Девушка застыла на месте.

— Вы правы, — проговорила она немного погодя. — Я постараюсь привыкнуть к вашему поведению.

— Не поведению, а требованиям, ваша светлость. И лучше, если вы ознакомитесь с ними прямо сейчас. Начнем с того, что в любую дверь я захожу первым, вы же — только когда позову. Не будем ходить так, как вас приучили: вы всегда впереди, а я за вами, как преданный слуга.

— Я и не…

Он опять прервал ее:

— И второе. Всегда находитесь в поле моего зрения. Делайте все возможное, дабы не привлекать к себе лишнего внимания. В общем, слушайтесь моих приказов и выполняйте их беспрекословно. Понимаете?

Ошеломленная его тоном, она чуть не выронила из рук парчовую сумку — единственную, что взяла с собой.

— Достойный господин, — сказала Кьяра сердито, — я не привыкла, чтобы со мной разговаривали подобным тоном. А также к тому, чтобы приказывали и…

— Тогда, боюсь, следующие две недели будут для вас полны неожиданностей, принцесса. Причем не слишком приятных. Ваш отец, как вам известно, поручил мне опекать вас, и, выполняя поручение, я не собираюсь отягощать свою жизнь соблюдением ритуалов, принятых во дворцах. У вас есть еще какие-либо вопросы?

— Только один.

Однако, судя по выражению ее глаз, девушке хотелось высказать ему прямо и без утайки все, что она о нем думает.

— Спрашивайте, — разрешил он.

— Я могу наконец выйти из этой дыры?

Казалось, больше всего его озадачил ее примирительный, если не покорный, тон. Он нахмурился и сказал:

— Конечно, ваше королевское высочество. — Ни один придворный не мог бы, наверное, произнести эти слова более учтиво и сделать при этом столь галантный жест рукой. — Прошу вас следовать за мной.

Он повернулся и не оглядываясь зашагал по свежему снегу туда, где стоял его конь.

С сумкой в руках Кьяра поплелась за ним.

— Где же моя лошадь? — проговорила она ему в спину.

— Я сказал братьям, что она не нужна. Мой Антерос вынесет нас обоих.

— Вдвоем на одном коне?! Но почему?

— Так будет лучше. — Ройс уже наклонился, чтобы поднять лежавшую на снегу уздечку. — Безопаснее.

Однако он уже не был сейчас уверен в этом так, как сегодня утром, когда отдавал распоряжение. Тогда он не знал еще, что женщина, которая будет сидеть с ним в одном седле, так маняща и притягательна.

— А как же мои вещи? — воскликнула она.

Завязывая мешки и не оборачиваясь, он ответил:

— Когда Антерос везет меня в бой, на мне бывает надета кольчуга, шлем, а в руках тяжелое оружие. Думаю, ваша сумка не слишком отяготит его.

— А я? И еще мешки?

Ройс полагал, что в них из монастыря доставили запасы пищи на первое время, и пообещал взять с собой. Но оказалось, Кьяра беспокоится о своих туалетах, которые должны быть в большинстве из этих мешков.

Слегка нахмурившись, что очень шло к ней и придавало лицу чарующую детскость, она возмутилась:

— Вы говорили, путешествие займет целых две недели. Как же я останусь без одежды?

Теперь наступила его очередь нахмуриться.

— Мы не можем все это взять с собой, ваша светлость, — сказал он решительно. — Пускай ваши многочисленные свадебные наряды доставят в Тюрингию немного позже. Впрочем, полагаю, их уже везут с собой в тех двух свадебных кортежах, что отправились раньше.

Она топнула ногой, которая чуть не утонула в снегу, но голос ее прозвучал чрезвычайно вежливо, Даже покорно:

— Если бы вы позволили привести мою лошадь, все вопросы бы разрешились.

— Увы, — ответил он тоже весьма любезно, — я не могу. Это бы примерно вдвое замедлило наше передвижение. Ни одной лошади не угнаться за моим Антеросом и не сравниться с ним в выносливости.

Она подошла к мужчине ближе и с вызовом поглядела в лицо, желая что-то сказать в защиту своей лошади, но смолчала, и он, тоже молча, выдержал ее непримиримый взгляд. Только сжал поводья с такой силой, словно хотел растереть их в порошок.

— Кроме того, — заговорил он снова, — на своей лошади вы будете хорошей мишенью для врагов, и стрела, пущенная умелой рукой из арбалета, может пронзить ваше сердце раньше, чем я сумею что-либо сделать. И тогда вы лишитесь жизни раньше, чем упадете на землю с вашего красивого седла.

Она отшатнулась, побледнев, и протянула руки в каком-то трогательном беспомощном жесте.