Запретное прикосновение - Такер Шелли. Страница 14

Что ж, если король не счел нужным рассказать всем о своем решении и тем подвергнуть Ройса публичному поруганию, сам он тоже не станет распространяться об этом.

— У меня… у меня были причины так поступить, — ответил он Кьяре.

— Но мне хотелось бы знать, — сказала она. — Потрудитесь объяснить.

Девушка не просила, а требовала, понуждала его. Сразу видно, она унаследовала от отца властность и нетерпимость, а также бесконечное высокомерие.

Ройс смерил Кьяру спокойным, чуть насмешливым взглядом.

— Мне тоже хотелось бы знать, — медленно проговорил он, — почему вы думаете, что любое ваше желание так много значит для других, что они сразу бросятся его исполнять. Возможно, моя госпожа, там, в горах, за стенами замка, это в какой-то степени и так. Но сейчас вы не у себя во дворце, а в мире, открытом всем ветрам, в том мире, где люди живут не только для того, чтобы ловить и исполнять все ваши желания и соизволения. У этих людей есть собственная жизнь, свои надежды и мечты. Они не собираются плясать под вашу дудку, быть марионетками, которые разыгрывают представления для вашего удовольствия. Так что, принцесса…

Ройс не договорил, посчитав, что и так сказал слишком много, и она давно уже могла понять то главное, что заключалось в его долгой речи: он не желает распространяться на эту тему, не хочет потакать любому ее капризу!

Стиснув челюсти, он выдержал ее удивленно-возмущенный взгляд, которым она уже далеко не в первый раз награждала его, и добавил:

— Я уезжал. Теперь вернулся. По каким причинам — мое дело. О чем еще вы хотели спросить меня, ваша светлость?

Кьяра, отвернувшись, положила мандолину и книги рядом с опорожненным мешком.

— Только об одном, — ответила она, выпрямившись. — Если у вас накопилось столько злобы против моего отца, почему вы дали согласие сопровождать меня в Тюрингию? Зачем вам рисковать жизнью, защищая дочь столь ненавистного вам человека?

— По-моему, это понятно без слов. — Он говорил нарочито беспечно, развязным тоном. — Вы слишком много значите для меня, принцесса. Вы — это земли, замок, деньги, которые обещаны мне в награду за вашу сохранность.

Девушка подняла одну из шляпок, выброшенных им из мешка, тщательно отряхнула от снега.

— Спасибо за разъяснение, — холодно сказала она. — Как любезно с вашей стороны честно открыть мне, что вы за человек. Таким я вас и представляла. Увы, я не ошиблась.

Он подавил проклятие, готовое сорваться с губ, заменив его язвительной фразой:

— Очень рад, что вы меня сразу поняли, принцесса. Я был худшего мнения о возможностях тех людей, кому не приходилось никогда в жизни беспокоиться о ночлеге и насущном хлебе, чья жизнь проходила в окружении красивых вещей и книжек со стихами.

— Скажите, сэр Ройс, — произнесла она подчеркнуто вежливым тоном, — вы намеренно оскорбляете всех, кого встретили впервые, или все дело в вашем дурном воспитании?

— Разумеется, меня наняли не за отменные манеры, принцесса. И в мои обязанности не входит быть особенно обходительным. Тем более испытывать к вам приязнь. И уж совсем я не должен распластываться и кланяться перед вами, как слуги во дворце. Все, что я должен сделать, — доставить вас в целости и сохранности в Тюрингию и передать в руки принца Дамона. В объятия жениха.

— Да, — сказала она печально, — за это хорошо заплатят.

— Вот и прекрасно, принцесса. Рад, что мы пришли к согласию. — Ройс стал приторачивать мешок к седлу. — Ибо, как я только что имел честь сообщить вам, наше путешествие не будет похоже ни на летнюю увеселительную прогулку, ни на безмятежное плавание по реке на королевском барке. Ведь там… — он кивнул в сторону дальних горных склонов, — могут быть те, кто вознамерился вас убить. Я же собираюсь, в свой черед, воспрепятствовать им. Нравится вам или нет, но ваш отец поручил мне, а не кому-то другому позаботиться о вашей безопасности. И уж коли я согласился, то буду настаивать, чтобы вы беспрекословно выполняли все мои распоряжения. Без лишних вопросов.

— Постараюсь быть сговорчивой, — процедила она.

В голосе и во взгляде ее сквозила такая неприязнь, что Ройсу на минуту сделалось жутко. Но он тут же заставил себя признать: так оно лучше. Пусть между ними будет преграда. Она ему нужна. Преграда, барьер. Граница, которую он сам себе не позволит нарушить.

Ни за что и никогда. Как бы его ии манили, ни влекли эти зовущие губы.

— Хорошо, — сказал он и взглянул на взошедшее солнце. — Тогда уложите в один мешок самое необходимое — и в путь.

Глава 4

Солнце уже клонилось к закату. Оно покрывало золотом поля озимой пшеницы, чьи стебли и колосья сливались в сплошную массу перед глазами, когда Антерос легко и быстро нес их на своей могучей спине по широкой равнине. Закатные лучи высекали золотые искры из озер, разбросанных среди лугов, и мириады солнечных мошек кружились в воздухе на фоне дальних, покрытых снегом остроконечных вершин.

Было так тепло, что Кьяра сняла меховые рукавицы и готовилась проделать то же самое с плотным плащом. Дыхание весны чувствовалось на всей равнине, которая отделяла западную горную часть Шалона от гор на востоке. Теплый ветерок овевал зарумянившиеся щеки девушки, играя непослушными прядями волос.

Ласковое солнце, ровная рысь коня, мерный стук копыт клонили ко сну, но Кьяра старалась держаться прямо, чтобы, упаси Бог, не сократить расстояние между собой и Рейсом, не опереться о тело, которое она ощущала за своей спиной. Присутствие мужчины. Его запах. Такой незнакомый, такой чужой…

После целого дня пути она так и не смогла привыкнуть к случайным прикосновениям его крепких, мускулистых ног, к рукам, задевающим ее талию. Все это крайне смущало ее.

Но больше всего терзали непростительные, греховные мысли, омрачавшие душу. Острое желание.

Да, желание, о котором Ройс не мог даже подозревать.

Как хотелось ей сбросить этого темноволосого наглеца, сидевшего сзади, с первого же обрыва, с любой скалы! Чтобы не видеть больше! Никогда!

Этот порыв был настолько силен, что в конце концов заставил ее улыбнуться и постараться обратить все в шутку. Но тем не менее она была не в силах забыть его поведение, его наглые, бесцеремонные слова и поступки. Конечно, едва увидев его в монастырской часовне, она поняла, что он собой представляет, но что этот человек до такой степени груб. и неотесан — такого она предположить не могла.

Однако в ее теперешнем положении остается только смириться; вернее, сделать вид, что смирилась, но в душе она никогда ему этого не забудет и не простит. Выбросить ее любимые вещи! Книги, мандолину! Она все-таки сумела кое-что забрать с собой назло ему. Милый ее сердцу инструмент свисает сейчас с седла между металлическим щитом и боевым топориком, и время от времени струны издают такой приятный мелодичный звук, который ни в какое сравнение не идет с отвратительным развязным голосом этого мужлана.

Маленькая победа почти примирила ее с необходимостью делить с ним место на крупе коня.

Почти.

Разумеется, она понимает: так для нее безопаснее — тут он прав, ничего не скажешь. Но такая близость с мужчиной! Ведь это ужасно!

И разве не постыдно, что ей удобно и спокойно сидеть вот так, впереди него, изредка упираясь головой ему в подбородок. Нет, она ни за что на свете не снимет плащ — пускай наступит невесть какая жара!

Мысль о его подбородке, и того больше — о губах, заставила ее, ухватившись за луку седла, податься вперед. Так будет все же спокойнее.

Удивительно, что все ее мысли заняты одним, и она нисколько не заботится о том, что станется с нею, когда их путешествие подойдет к концу — надо надеяться, благополучному — и она встретится со своим будущим мужем, который может оказаться неизмеримо хуже, чем этот, который сзади.

— Перестаньте ерзать, ваша светлость, — услышала она голос Ройса, и его рука сжала ей плечо, принуждая теснее прижаться к нему и сесть прямо.

У нее перехватило дыхание от этого властного жеста, она вся напряглась и выкрикнула, в надежде, что он не уловил охватившей ее дрожи: