Малыш и Карлсон, который живет на крыше - Линдгрен Астрид. Страница 61
Карлсон вдруг застыл, а потом в нем что-то заклокотало, как всякий раз, когда он приходил в восторг от новой выдумки.
- Она в самом деле верит, что я хожу в школу? - переспросил он, ликуя. И ринулся на кухню.
Фрекен Бок услышала чьи-то приближающиеся шаги. Она ждала дядю Юлиуса и была немало удивлена, что пожилой господин так стремительно скачет по коридору. Исполненная любопытства, глядела она на дверь: ей казалось, что дядя Юлиус должен быть очень представителен и элегантен. Когда же дверь с шумом распахнулась и в кухню ворвался Карлсон, она вскрикнула, словно увидела змею.
Карлсон не заметил ее ужаса. Двумя прыжками он очутился около нее и с рвением заглянул ей в лицо, выражавшее глубокое неодобрение.
- А ты знаешь, кто у нас в классе первый ученик? - спросил Карлсон. - Угадай, кто лучше всех умеет считать, и писать, и… Кто вообще лучше всех?
- Когда входишь в дом, надо здороваться, - сказала фрекен Бок. - И меня нисколько не интересует, кто у вас первый ученик. Уде во всяком случае, не ты, это ясно.
- Спасибо за эти слова, - сказал Карлсон и надулся, но со стороны могло показаться, что он думает. - Уж в арифметике-то я, во всяком случае, самый сильный, - мрачно сказал он наконец и пожал плечами. - Пустяки, дело житейское, - добавил он и вдруг весело запрыгал по кухне. Он вертелся вокруг фрекен Бок и что-то бормотал, и так постепенно родилось что-то вроде песенки:
Пусть все кругом
Горит огнем,
А мы с тобой споем.
- Не надо, Карлсон, не надо, - пытался унять его Малыш, но без толку.
Ути, боссе, буссе, бассе,
Биссе, и отдохнем, -
все увлеченней пел Карлсон. А когда он дошел до слова «отдохнем», раздался выстрел, а вслед за ним - пронзительный крик. Выстрелил Карлсон из своего пистолетика, а закричала фрекен Бок. Малыш сперва подумал, что она упала в обморок, потому что она плюхнулась на стул и долго сидела молча, с закрытыми глазами, но когда Карлсон снова запел:
Ути, боссе, буссе,
Биссе, и отдохнем, -
она открыла глаза и сказала зло:
- Ты у меня сейчас таких боссе и бассе получишь, дрянной мальчишка, что век помнить будешь!
Карлсон на это ничего не ответил, он только подцепил своим пухленьким указательным пальцем фрекен Бок за подбородок, а потом ткнул в красивую брошь, приколотую у ворота.
- Красивая вещь, - сказал он. - Где ты ее стянула?
- Карлсон, перестань, прошу тебя! - в страхе крикнул Малыш, потому что он видел, в каком бешенстве была фрекен Бок.
- Ты всякий… всякий стыд потерял, - проговорила она, запинаясь, с трудом находя слова, а потом закричала: - Убирайся вон! Слышишь? Я сказала: вон!
- Успокойся! - сказал Карлсон. - Я ведь только спросил, а когда вежливо задаешь вопрос, то можно надеяться на такой же вежливый ответ.
- Вон! - кричала фрекен Бок.
- Во-первых, мне необходимо выяснить одну вещь, - сказал Карлсон. - Не замечала ли ты, что по утрам у тебя немеет тело? А если замечала, то не хочешь ли ты, чтобы я тебя полечил?
Фрекен Бок обвела кухню диким взглядом в поисках какого-нибудь тяжелого предмета, чтобы швырнуть им в Карлсона, и Карлсон услужливо подбежал к шкафу, вынул оттуда выбивалку для ковров и сунул ее домомучительнице в руки.
- Гей-гоп! - кричал он, снова бегая по кухне. - Гей-гоп, вот теперь наконец все начнется!
Но фрекен Бок бросила выбивалку в угол. Она еще помнила, каково ей пришлось в прошлый раз, когда она гналась за ним с такой вот выбивалкой в руке, и не хотела испытать это снова.
Малыш боялся, что все это плохо кончится, и гадал, сколько кругов Карлсон успеет сделать прежде, чем фрекен Бок сойдет с ума. «Не так уж много», - решил Малыш и понял, что главное - как можно быстрее увести Карлсона из кухни. И когда он в одиннадцатый раз промчался с гиканьем мимо него, Малыш схватил его за шиворот.
- Карлсон, - взмолился он, - прошу тебя, пойдем ко мне в комнату!
Карлсон пошел за ним крайне неохотно.
- Прекратить наши упражнения как раз в тот момент, когда мне удалось наконец вдохнуть в нее жизнь, какая глупость! - ворчал он. - Еще несколько минут, и она стала бы такой же бодрой, веселой и игривой, как морской лев, в этом нет сомнений!
Первым долгом Карлсон, как всегда, выкопал персиковую косточку, чтобы посмотреть, насколько она выросла. Малыш тоже подошел, чтобы на нее взглянуть, а оказавшись рядом с Карлсоном, положил ему руку на плечо и только тогда заметил, что бедняжка Карлсон промок до нитки - должно быть, он долго летал под проливным дождем.
- Неужели ты не мерзнешь, на тебе же сухого места нет? - спросил Малыш.
Карлсон, видно, до сих пор не обращал на это внимания, но он тут же спохватился.
- Конечно, мерзну, - сказал он. - Но разве это кого-нибудь беспокоит? Разве кто-нибудь пальцем шевельнет, если лучший друг приходит, промокший до нитки, и у него зуб на зуб не попадает от холода? Разве кто-нибудь заставит его снять мокрую одежду и наденет пушистый, красивый купальный халат? Разве кто-нибудь, спрашиваю я, побежит на кухню, и сварит для него шоколад, и принесет ему побольше плюшек, и силком уложит в постель, и споет ему красивую, печальную колыбельную песнь, чтобы он скорее заснул?… Разве кто-нибудь позаботился о друге? - заключил свою тираду Карлсон и с упреком посмотрел на Малыша.
- Нет, никто не позаботился, - признался Малыш, и голос его прозвучал так, что казалось, он вот-вот расплачется.
И Малыш со всех ног кинулся делать все то, что, по мнению Карлсона, надо было сделать в этом случае для своего лучшего друга. Труднее всего было получить у фрекен Бок теплый шоколад и плюшки для Карлсона, но у нее уже не было ни сил, ни времени оказывать дальнейшее сопротивление, потому что она жарила цыпленка по случаю приезда дяди Юлиуса, который мог появиться в любую минуту.
- Сам себе сделай горячий шоколад, если хочешь, - сказала она.
И Малыш прекрасно со всем справился. Несколько минут спустя Карлсон уже сидел в белом купальном халате в постели Малыша, пил обжигающий шоколад и с аппетитом ел плюшки, а в ванной комнате были развешаны для просушки его рубашки, штаны, белье, носки и даже башмаки.
- Вот что, - сказал Карлсон, - прекрасную, печальную колыбельную можешь не петь, лучше посиди у изголовья моей кровати всю ночь, не смыкая глаз.