Танцуй как звезда! - Дробина Анастасия. Страница 21
– Смылась! – с сожалением заметила Эсма. – А я только-только справедливость устанавливать взялась…
Нина Тиграновна заметно вздрогнула.
– Ладно. Не буду вам тут праздник портить, – снисходительно решила бывшая школьная хулиганка. – Ромка! Лерка! Что выстроились?! Сумки взяли и па-ашли! Мама с Петькой с дороги, устали, есть хотят! А я, когда голодная, вообще убить могу!
В Эсмину «Ауди», битком набитую людьми и чемоданами, Лера с Романом не сели и предпочли возвращаться пешком. Тёплый день клонился к вечеру. По тротуару, застревая в подсохших лужах, летел тополиный пух. Пахло летом. Солнце низкими лучами продиралось сквозь листву тополей, и закатные рыжие пятна прыгали по волосам Леры. Роман одной рукой нёс сумку с костюмом, другой обнимал девушку за плечи. А она, измученная, наплакавшаяся, счастливая, и не думала отстраняться. В голове было пусто и ясно. Даже сердце, казалось, не билось, а только вяло трепыхалось где-то под горлом, мешая говорить.
– Ты теперь будешь играть на сцене?
– Не знаю. Не решил.
– Ты должен. Пообещай мне, что… Нет, не обещай. Как хочешь делай. Как тебе лучше.
– Ты молодец, Лерка. Я подумать не мог, что ты сумеешь! Что не растеряешься… Бабка теперь счастлива до небес будет! А Эмка сказала, что ты моя невеста!
– Ах, ну раз ЭМКА сказала… – поджала губы Лера.
– А что ты издеваешься? – усмехнулся он. – Мне через год жениться можно будет.
– А мне только через три…
– Подожду.
– Ромка, но как же я боялась, ой… Послушай, но почему Шестова так сделала? Зачем?! Я же её не лучше! Ни капли не лучше! Нас даже сравнивать нельзя, она профессионалка, её по телевизору всё время показывают, она кубок по Федерации выиграла, а я… Как хочешь, не могу понять!
– И не поймёшь, – сквозь зубы сказал Роман. – Ты же – не она. А бабка говорит, что человек только по себе судить может… С этой Шестовой я ещё поговорю.
– Не надо, ну её! – испугалась Лера. Роман нахмурился, но промолчал. А Лера подумала про себя, что, возможно, она ещё должна сказать подлой Ирке спасибо. Потому что, если бы не её зависть, Ромка, может, так никогда бы и не вышел на сцену…
Они были уже совсем близко от дома, когда со двора вдруг раздались громкая блатная музыка, крики и истошная ругань. Роман с Лерой остановились. Переглянулись.
– Это у нас! – удивился Роман. – Эмка, что ли, опять бузит?
– Это не она кричит! Это мужик какой-то! Фу, как матерится… Бежим!
У подъезда было полно народу. Обитатели двора гроздьями свешивались с балконов, высовывались из окон. Целая толпа мамаш с колясками стояла у песочницы, вытянув шеи, пенсионерки выстроились у своей лавочки, как воинское подразделение, – и все смотрели на огромный чёрный джип у подъезда. Из джипа привычно голосило радио «Шансон», но сам внедорожник выглядел весьма необычно. Казалось, будто кто-то вывалил на него сверху огромную, больше самого автомобиля, пачку кукурузных хлопьев. Рядом с джипом стоял его хозяин и орал во всю мочь, заглушая собственное радио.
– Лерка, заткни уши, – поморщившись, велел Роман. – Хуже Эмки ругается… Кто ж это его так довёл?..
Они приблизились к джипу, и Лера ахнула. А потом, повиснув на плече Романа, зашлась в приступе беззвучного хохота. Парень удивлённо всмотрелся в джип… и сам расхохотался:
– Атас… Ну, Витька… Ну, Глушко… А я-то думал – зачем ему…
Огромный автомобиль был сплошь, – от лобового стекла до выхлопной трубы, – залеплен использованными детскими подгузниками. Как они держались на крыльях и боковых стёклах, было уму непостижимо. Более того, при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что в новом дизайне джипа участвовали не только памперсы, но и содержимое детских горшков. Запах в тёплом воздухе стоял убийственный.
– Нет, ну шикарно же, да? – послышался шёпот за плечом у Леры. Из-за толстого тополя, хихикая, выглядывала Светка Глушко. У неё из-под руки высовывался помирающий со смеху Витька.
– Вы как это провернули, шпана? – с уважением спросил его Роман.
– Со всего квартала памперсы собирали! – гордо поведал младший Глушко. – За три дня всех предупредили, чтобы не выбрасывали! Он, гад, всем мамкам с грудничками тут жисть отравил! Так они на ура нам собрали… А из горшков – в банки трёхлитровые всё сливали, тоже прилично набралось!
– Но как они на стенках держатся?!
– Клей «Супер-Момент»… – пожал плечами Витька. – Теперь до пенсии не отковыряет! Нас девять человек было, так что за полминуты…
Лера представила себе, как Витькина орава налетает со всех сторон на джип со смазанными «Супер-Моментом» памперсами и трёхлитровыми банками – и захохотала в голос. Как раз в этот миг виртуозно матерящийся Боров смолк, чтобы перевести дыхание – и повернул голову. Его физиономию перекосило.
– А-а, рыжая! Холера! Твоя, стало быть, работа?
– Вы… с ума сошли?! – поперхнулась Лера. Но Боров уже тронулся к ней, и девушка с ужасом увидела в его руке погнутую монтировку. Сердце мгновенно ухнуло в пятки.
– Осади назад, свинья, – мрачно сказал Роман, толкая Леру себе за спину. Но Боров и ухом не повёл.
– А ну, иди сюда! Думаешь, не узнал тебя?! Да твои патлы за километр видать! Кто мне тачку кефиром залил, чума конопатая?! Да я тебя щас к ментам… У меня наш участковый в корешах! Ты у меня…
– Бежим… – пискнула Лера, зажмуриваясь и хватая Романа за плечо, но тот и с места не двинулся. Неторопливо осмотрелся по сторонам, поднял лежащий у песочницы обломок кирпича, взвесил его в ладони… и в это время бешеная ругань Борова смолкла на полуслове. Лера осторожно приоткрыла один глаз.
– Ромка?..
– Это не я, – каким-то странным голосом сказал он. – Это твой отец.
Лера стремительно повернулась. И увидела, что Боров уже не двигается к ней, а стоит, неестественно согнувшись и хрипя, с заломленной за спину рукой. И руку эту держит не кто иной, как Сергей Павлович Стрепетов.
– П-п-папа?.. – пискнула Лера. – Держись, я сейчас полицию вызову!
– Думаю, нет нужды. – Отец придерживал руку Борова, казалось, без всяких усилий, – но тот, сипя, как перекипевший чайник, сгибался всё ниже. – Уважаемый, вы в состоянии меня слушать?
– Да ты… да ты… Да я тебя!..
– Очень хорошо. Вы уже достали весь двор. Может, вам неизвестно, что здесь на каждом этаже грудные дети? Ночью они обычно спят. А если из вашей машины орёт «Лесоповал» – то они просыпаются. Чтобы укачать грудного ребёнка, требуется от десяти минут до двух часов, – правильно я говорю, Света?
– Кому два часа, а кому полночи… – буркнула Глушко. – Особенно когда зубы…
– Далее – в каждом корпусе полно пенсионеров. У них бессонница. Представьте, какая досада, – наглотаешься таблеток, вспомнишь всю жизнь от начала до конца, две войны и перестройку, только-только начнёшь дремать – и тут вы. Представили?
– Да пошёл ты!..
– Лично я сплю в любых условиях – такая работа. Видимо, поэтому мы с вами ни разу и не пересеклись. Но я уже был готов к встрече. После того как месяц назад мимо вашей машины не могли протиснуться носилки «Скорой помощи». Это уже совсем серьёзно, уважаемый. – Тут отец Леры сделал какое-то неуловимое движение, и огромный Боров с придушенным воплем повалился на асфальт.
– Ура, – шёпотом сказала Глушко.
– Ура-а-а! – с готовностью завопил Витька и его пацаны.
– Ура! – грянули молодые мамаши.
– Так его!.. – заверещали бабульки. И сквозь их нестройный хор пробился решительный бас пенсионера Геннадьича:
– Кончай его, Стрепетов!
– Минутку, товарищ полковник, – пообещал отец Леры. И нагнулся к поверженному Борову. – Вы попытались угрожать моей дочери. Уважаемый, мне это совсем не нравится. Поэтому вы сейчас встанете, выключите музыку, отгоните джип на платную стоянку… хотя сначала, наверное, на мойку… И больше его здесь никто не увидит. Годится?
В ответ – придушенное матерное сипение.
– Ответьте вразумительно. Не заставляйте меня вспоминать молодость. И не рискуйте попусту. Боюсь, что в следующий раз на вашу машину сбросят с восьмого этажа холодильник. А возможно, даже и на вас.