Семнадцатилетние - Матвеев Герман Иванович. Страница 75

— Дайте слово Беловой, — ответила Лида садясь.

— Пускай говорит. Белова, класс хочет слышать твои объяснения, — сказала Катя.

Валя встала.

— Что мне говорить… — с трудом начала она. — Вы все против меня… Если просить извинения, то я не знаю, — у кого, и не знаю, в чем я так провинилась. Если я не подписала «Обещание», то ведь это было добровольное дело… Пожалуйста… Если меня заставят, то мне не трудно подписаться…

— Не говори глупостей! — вырвалось у Ани.

— Ну, вот, видите! А какие глупости я говорю?

— Не мешайте ей, девочки, — строго заметила Катя.

— Если я сказала Светлане, что про нее так говорят, то разве я виновата? Ведь это не я говорю!

— А кто? — спросила Светлана.

— Ну, мало ли кто… Я не хочу заниматься склокой и сплетнями. Я не привыкла выдавать своих подруг!

— А Марине Леопольдовне ты все выбалтываешь, да еще с прикрасами! — крикнула Тамара.

— Это не считается. Марина Леопольдовна — наша учительница.

— Ты же к ней плакаться ходишь, жаловаться.

— Тамара, прекрати! — строго сказала Катя. — При чем здесь Марина Леопольдовна? И, пожалуйста, не переговаривайтесь. Продолжай, Белова.

— Вы можете меня обвинять в чем угодно, но только вам никто не поверит. У вас нет никаких доказательств! — неожиданно заявила Валя.

— А нам и не надо! — сказала Аня.

— Вы очень много на себя берете! Исключить меня вы не имеете права… Никто вам не позволит. Школа вам не подчиняется!

— Опять глупости говоришь! — вскипела Аня.

— Что делать! Значит, я глупая, а ты умная!

— Разговор идет не о школе, а о нашем коллективе! — горячо продолжала Аня. — А здесь мы сами себе хозяева.

— Ближе к делу, — заметила Катя. — Белова, продолжай.

— Я же сказала, что не знаю, в чем оправдываться! Затеяли какую-то комедию, и сами не знаете, что вам надо!

С этими словами Валя села. Теперь она была спокойна, как бывала всегда спокойна с матерью, когда та выходила из себя и горячилась.

— Ну, говори, Тамара.

Тамара тряхнула головой и сделала широкий жест в сторону Беловой:

— Вот! Теперь вы сами слышали! Оказывается, все, что здесь происходит, — это комедия! Она даже не понимает, почему про нее говорят! Она — бедная, невинная овечка попала в стаю волков. Мама ей не позволила взять шефство. Папа, наверно, запретил подписать «Обещание». Светлане она сказала гадость и сваливает на других… Врет! Нагло врет! Нет среди нас таких мелких душонок, чтобы заниматься сплетнями. Это ты сама выдумала, и я знаю, для чего. Ты хотела поссорить Светлану с Лидой или посеять в голове Светланы недоверие к нам. Да, да… У тебя был расчет! Только не на тех напала…

— Что ты предлагаешь? — спросила Катя.

— Девочки! Довольно церемониться! Пора действовать. Я за исключение. Аня предложила правильно. Пока она как следует не переварит в своей индивидуалистической душе каждый свой шаг, каждое слово, до тех пор говорить с ней бесполезно. А переварит она скоро! Вот она уже имеет тройку по литературе, по тригонометрии — двойку… Имейте в виду, что это не случайность. Когда она почувствует силу коллектива, она сама придет к нам. А когда придет, мы еще раз поговорим начистоту!

— А если не приду? — запальчиво спросила Валя.

— А не придешь… и не надо! Мы не заплачем. Пускай в институте с тобой возятся… А что на самом деле! У нас и без нее дела хватает. Голосуй, Катя!

— Может быть, еще кто-нибудь скажет? — спросила Катя, взглянув на Константина Семеновича, но тот отрицательно покачал головой.

Этот жест увидели, и сейчас же раздались голоса:

— Довольно!

— Голосуй!

— Тогда я голосую, — сказала Катя. — Кто за исключение Беловой из нашего коллектива, прошу поднять руки!

Она обвела глазами класс. Все сидели со строгими, хмурыми лицами, но все, включая и Лиду, подняли руки.

— Так… Единогласно!

— При одном воздержавшемся, — силясь улыбнуться, заметила Валя. — Мой голос тоже считается!

Эта фраза покоробила девушек. Как могла шутить Белова в такую минуту и в присутствии Константина Семеновича!

— Ой, девочки, она с ума сошла! — вырвалось у Нади.

Думая, что Белова сама догадается и выйдет из класса, Катя подождала с минуту, но исключенная продолжала сидеть на своей парте, как ни в чем не бывало.

— Белова, прошу покинуть собрание! — предложила председатель.

— Это почему? — спросила Белова. — Я присутствую на классном собрании, а из школы меня еще никто не исключал!

Тамара вскочила и быстро подошла к Беловой. Одновременно с ней, с другой стороны, подошла Женя, чтобы предупредить вспышку.

— Выйди из класса, — прищурив глаза, раздельно отчеканила Тамара.

— Не пугай, а то я заплачу!

— Последний раз говорю! — сквозь зубы предупредила Тамара.

— Белова, я тебе как староста говорю, — вмешалась Женя. — Иди домой…

Оставаться только наблюдателем больше было нельзя, и Константин Семенович встал.

— Белова! Вы отдаете себе отчет в том, что делаете? — хмуро спросил он. — Председатель собрания сообщил вам волю всего коллектива. Почему вы не подчиняетесь?

— Хорошо, я уйду. Драться с ними я не намерена. Она собрала книги в портфель и, при полном молчании, вышла из комнаты с гордо поднятой головой.

В это же время внизу в кабинет директора постучалась Марина Леопольдовна.

— Вы меня звали, Наталья Захаровна? — спросила она, открывая дверь.

— Заходите, пожалуйста, садитесь, — предложила директор.

Она была не одна. Глубоко в кресле, у стола, закинув ногу на ногу, сидела Василиса Антоновна. Она держала на коленях книгу, на которой лежал исписанный лист бумаги.

— Я пригласила вас вот по какому поводу, Марина Леопольдовна, — начала директор, когда учительница села во второе кресло. — Мы решили основательно познакомиться с педагогическими убеждениями Макаренко. Надо, чтобы весь состав учителей нашей школы отчетливо и ясно представлял себе его основные положения. И вот, я хотела просить вас сделать доклад на тему: «Детский коллектив в средней школе, его влияние на отдельную личность и взаимоотношения с учителями».

— Так. Это что, вместо политучебы? — спросила Марина Леопольдовна.

— Не вместо, а вместе с политучебой, — поправила ее Василиса Антоновна.

Марина Леопольдовна покосилась на математичку, но ничего ей не сказала. Обе учительницы работали в одной школе более двадцати лет, но между ними не было ни сердечности, ни дружбы. Обычные служебно-деловые, вежливые отношения.

— Какой срок? — спросила Марина Леопольдовна.

— Доклад намечен в конце января. Так, Василиса Антоновна?

— Да, — подтвердила математичка, взглянув на план.

— А почему, собственно говоря, я должна делать этот доклад? Почему вы не нагружаете молодых учителей?

— Все доклады будут делать учителя, давно работающие в школе, — пояснила директор. — У вас большой опыт, много случаев из личной практики, примеров…

— Ах, вот в чем дело! — успокоилась Марина Леопольдовна и открыла свой портфель. — Надо записать. Значит, как вы сказали?

Наталья Захаровна продиктовала тему и прибавила:

— Если у вас возникнут какие-то вопросы, то обращайтесь к Василисе Антоновне. Она ответственна за семинар… Это еще не все, — сказала директор, видя, что учительница собирается уходить. — Предстоит еще один разговор. Всем нам известно, что в десятом классе между Валентиной Беловой и остальными девочками создались нездоровые отношения…

— Это верно! — подтвердила Марина Леопольдовна.

— Стало известно и то, что вы сочувствуете Беловой и, так сказать, покровительствуете. Это тоже верно?

— Что значит покровительствую? Я могу только сочувствовать! Когда лучшая ученица… гордость нашей школы вдруг ни с того ни с сего получает тройку, а зачем и двойку, я, конечно, сочувствую!

— Это как раз очень хороший наглядный пример для вашего доклада, — спокойно заметила Василиса Антоновна.

— Двойка? — не без ехидства спросила Марина Леопольдовна.