Ловец теней - Неволина Екатерина Александровна. Страница 12
— Время у нас есть, — заверила Маша. — Возьми книгу с собой. Изучишь спокойно, так, чтобы тебе никто не помешал.
Если бы на голову Яну обрушился потолок, и то не вышло бы такого эффекта, как от этих простых, в сущности, слов.
— Взять книгу с собой? — повторил он потерянно. — Ты, наверное, шутишь?
— Ни капли. — Ее нежные пальцы скользнули по его руке непрошеной лаской. — Ты хорошенько изучишь ее, а потом скажешь, есть ли здесь какие-нибудь интересные для научной работы материалы… Или я прошу слишком о многом?… Да, понимаю, у тебя собственных дел невпроворот, а я загружаю еще своими проблемами. Извини…
Рука девушки потянулась за книгой.
Ян вскочил, и без того подточенная древоедами ножка стула хряснула, и стул с грохотом рухнул на пол.
— Я возьму книгу! — сказал парень, глядя на девушку почти что с ненавистью.
— Я знаю, — проговорила она спокойно.
Ян прижался спиной к стене, ощущая, как тело колотит. Кто она? Кто эта Маша на самом деле и не из тех ли, кто уже являлся к нему со своими искушениями? И что теперь делать: бежать сломя голову или… или остаться?…
— Останься! — Она протянула к нему руку, заглядывая в глаза. — Не бойся, я не причиню тебе зла. Я здесь для того, чтобы заботиться о тебе, чтобы помогать тебе, понимаешь?
Ян кивнул.
Вот теперь он чувствовал вокруг себя тьму. Плотную, живую, всепроникающую. Она была разлита везде, вокруг него, она была в нем самом…
— Тащите девку сюда! — послышался из подвала сухой женский голос.
Глеб увидел, что в подвале горят факелы, создавая нездорово-алое, подернутое дымом, освещение.
— Слушаюсь, матушка Прасковья Александровна!
— Сколько раз я говорила не называть меня матушкой! — взвизгнул все тот же голос. — Кому кнута отведать захотелось?
— Простите, ваше сиятельство!
Двое рослых бородатых мужиков потащили по ступенькам вниз худенькую девушку в подранном вылинявшем сарафане.
Глеб спустился за ними и с удивлением огляделся. В центре помещения, на каменном полу, была начертана пентаграмма, а перед ней, как на троне, сидела на высоком кресле полноватая дама с выбеленным, но заметно увядающим лицом, щедро украшенным мушками. У дамы была чрезвычайно сложная прическа с вплетенными между полуседыми прядями живыми розами и пышное платье с низким декольте, открывающим грудь уже не первой свежести.
Рядом с дамой стоял вертлявый господинчик в напудренном парике, с большой черной книгой в руках.
— Ну, скажи, Алексаша, — не глядя на приведенную девушку, обратилась к своему компаньону дама с розами, — так же я хороша, как в былые времена?
Господинчик угодливо склонился, подметая буклями своего парика каменный пол.
— Хороши, Прасковья Александровна! Чрезвычайно хороши! За то она вас сюда и сослала, вдали от двора жить заставила, чтобы вы собою всех не затмевали! — проговорил он, восторженно сложив на груди пухлые ручки.
— Так ведь то давно уж было, я уж едва помню… годков двадцать небось прошло… — произнесла дама, ястребиным взглядом впиваясь в лицо господинчика.
— Время бессильно перед вашей красотой и прелестью! — заверил тот пылко. — Только чуть поблекли розы щек от забот, от кручин ваших. Так ничего, мы сейчас все это живо выправим! Извольте-с взглянуть, есть у нас книжечка вашего достославного родича, по ней весь ритуальчик в лучшем виде и проведем!
Дама отвела взгляд и задумчиво потеребила драгоценное белоснежное кружево, еще более подчеркивающее желтизну и увядание ее кожи.
— Прохвост ты, Алексашка, — сказала графиня со вздохом. — Чувствую я, врешь ты мне и душу мою погубить хочешь.
Господин вдруг с грохотом бухнулся перед ней на колени.
— Как можно, ваше сиятельство? Только о вас пекусь, только о вас забочусь!.. Но, ежели хотите, можем девку эту отпустить, а про ритуальчик позабудем, словно его и не намечалось! Вы ведь и так хороши, без всяких ритуальчиков!
— Нет уж! — Рука дамы непроизвольно сжалась в кулак. — Решено так решено! Не боюсь я ничего! Пусть я буду проклята! Пусть мне гореть в аду, как родственничку моему, не к ночи он будет помянут!
Дюжие мужики, державшие приведенную пленницу, ощутимо вздрогнули и быстро, тайком от хозяйки, перекрестились, Алексашка же, напротив, воспрянул духом.
— Вот и хорошо, вот и ладненько, — забормотал он, потирая руки, — и ножичек-то ритуальный у меня готов.
— Барыня, пощадите! — закричала девушка и, каким-то чудом вырвавшись из рук держащих ее мужиков, бросилась к графине, обхватила ту за ноги.
— Уберите ее! — взвизгнула Прасковья Александровна, брезгливо дернув ножкой. — И начинайте же! Что, я долго ждать буду?!
Мужики оттащили от нее упирающуюся девушку, а господинчик в парике зашептал что-то неразбочивое и двинулся к жертве, придерживая под мышкой левой руки все ту же книгу, а правой сжимая остро отточенный нож.
— Не-ет! — закричал Глеб, бросаясь между чернокнижником и его поникшей, находящейся в полуобморочном состоянии жертвой, и одновременно нажимая на курок. И вдруг почувствовал, что летит куда-то…
— Не-ет! — закричал Глеб куда-то в беспросветную темноту подвала и ринулся вниз, едва не свалившись со ступенек. Грохнул выстрел, брызнула во все стороны колючая каменная крошка — пуля, к счастью, чиркнула по дверному проему и ушла в пол.
Сам же Глеб едва не свалился со ступенек. Северин успел поймать его за ворот куртки буквально в последний момент, встряхнул, заглянул в глаза… Глаза у друга были совершенно безумные: зрачки расширены, почти во всю радужку, на лбу — бисеринки пота.
— Глеб? — Александра тоже смотрела на него с тревогой.
— Я… — Глеб закашлялся, как будто в горло ему набился едкий дым, и, поставив пистолет на предохранитель, засунул оружие обратно в карман. — Я…
— Ты что-то видел? Что-то страшное? — тихо спросила Саша.
— Да, — Глеб сглотнул. — Мне кажется, это неприятное, проклятое место. Возможно, самое страшное из тех, что мы видели…
— Из-за этого Брюса? — Динка попыталась высунуться из-за спины Северина, но тот на всякий случай задвинул девочку обратно: кто знает, что там еще, в этой темноте.
— Не только… — Глеб натужно откашлялся и направил свет фонаря в подвал.
Ржавые трубы под потолком, обломки старой, полусгнившей мебели, какие-то ящики… Ничего, что могло бы внушить серьезные опасения, но Северин все равно напрягся. Все волоски на его руках встали дыбом, а обостренный животный инстинкт вопил: «Уходи!» Не нравилось Северину здесь, совершенно не нравилось. Одно дело столкнуться с опасностью в лесу, где, по сути, все родное, каждый листик, каждое деревце готово прийти на помощь, и совершенно иное — в этом похожем на капкан каменном мешке. Самым умным было бы просто не лезть туда, вниз, а развернуться и бежать прочь — так быстро, чтобы только ветер в ушах свистел!.. Но друзья… их не переубедишь и тем более не оставишь в одиночестве. Значит, надо усмирить этот чертов инстинкт, закусить покрепче губу и быть готовым в любой момент встать между друзьями и бедой. Кто, если не он, сможет их защитить?!
— Идем. Прежним порядком, — скомандовал Глеб, медленно сходя по ступенькам.
Северин заметил, что друг все время косится в один из углов, словно видит там нечто страшное, скрытое от других.
Саша вся напряглась, Северин понимал это по ее неестественно прямой, окаменевшей спине и по исходящим от девушки волнам страха.
Даже Динка притихла.
Они чувствовали себя лазутчиками на чужой территории. На территории, где царило настоящее зло.
Звук их шагов гулко разносился по всему подвалу.
— Должен быть ход еще ниже. Динка, сними показания, а мы пока осмотримся, — хрипло проговорил Глеб.
— Да. — Динка достала из кармана небольшой приборчик и испуганно покосилась на Северина. — Ты только не уходи далеко от меня, ладно? — попросила она непривычно неуверенным, совершенно детским голосом.
— Куда я денусь! — он хотел, чтобы слова прозвучали весело, ободряюще, однако подвал тут же извратил их, наполнив страхом и безнадежной обреченностью.