Васек Трубачев и его товарищи (илл. Г. Фитингофа) - Осеева Валентина Александровна. Страница 92

Марина Ивановна долго говорила с девочками, потом вынула из сумки пачку тетрадок и дала их Вале:

— Вот раздай тем ребятам, которые будут учиться в школе. Пусть напишут свое имя, фамилию. А я приду еще — тогда поговорим.

Валя осторожно взяла в руки тетрадки. Пальцы ее нежно коснулись знакомых чистых страниц.

Подруги окружили Валю, трогали синие обложки, считали листочки:

— Такие же, как в Москве! Лида! Такие же! Смотрите!

— Возьмите и себе по тетрадке. Потом я принесу еще, — пообещала учительница.

Маруське, Миронихиной дочке, тоже дали тетрадку.

Девочки сейчас же сели за стол надписывать свои фамилии.

— Школа будет! Школа будет! — ликовали они.

Марина Ивановна отошла с Миронихой и долго о чем-то шепталась с ней. Учительница говорила решительно и твердо. Мирониха в чем-то сомневалась, качала головой; один раз даже быстрая слеза пробежала по ее щеке, подбородок дрогнул.

— …Жизнь свою вы для людей не жалеете! Лютуют у нас эсэсовцы. Сохрани бог, предатель какой найдется, — люди вас в лицо знают. Опасно вам…

— Каждому опасно, — просто отвечала Марина Ивановна, — не я одна…

Они говорили долго. Потом учительница достала из коричневой сумочки бумажку — на ней крупными печатными буквами значилось: "Ганна Васильевна Федоренко".

Мирониха со вздохом подняла на припечке кирпич, вынула круглую печатку, приложила ее к бумажке и тяжело вздохнула:

— Значит, за дочку кулака Федоренко себя выдавать будете? Людей-то наших знаете?… На полицая не наскочили бы… — Мирониха что-то быстро зашептала, указывая в окно на бывшее помещение клуба, чуть видневшееся из-за деревьев. — Краем села идите. Опасное у вас дело… С детьми-то хоть бы не связывались пока…

Марина Ивановна грустно улыбнулась:

— Вот выполню задание и приду. Учиться они хотят, а я учительница. Как же мне не думать о детях! И если нас окружают враги, то я должна быть с детьми, чтобы воспитывать в них наше, советское, не давать врагу ломать их души.

Учительница вытащила из узелка синий жакетик, потуже завязала платок, низко надвинув его на черные брови, и, ласково кивнув девочкам, пошла к двери.

На пороге она оглянулась. Мирониха, опустив руки, смотрела ей вслед.

Валя догнала Марину Ивановну в сенях.

— Я вам всегда, всегда буду помогать! Мы вес трое будем вам помогать! — горячо зашептала она.

Учительница взяла ее маленькую руку:

— Спасибо тебе, девочка. Мы всегда будем вместе!

Валя вернулась счастливая. Пересчитала тетрадки, сложила их стопкой. Снова пересчитала, снова сложила.

— Девочки, поймите! Учительница у нас! Учительница!

Девочки со смехом бросились тормошить ее:

— Валька, мы просто какие-то именинницы сегодня! Правда?

— Именинницы! Именинницы! — запрыгал Павлик.

Маруська озабоченно поглядела на мать. Мирониха стояла, подперев рукой щеку, и с грустной улыбкой смотрела на девочек.

— А ты чего? — по-отцовски усмехнувшись, спросила Маруська у матери.

— Так, доню, — уклончиво ответила та.

Девочки на минутку примолкли, но, не в силах удержать свою радость, снова заговорили, перебивая друг друга:

— Ребята наши придут, а мы учимся! Вот они удивятся!

— А может, и они сюда придут жить? Может, их дядя Степан у кого-нибудь поселит… ну, хоть пока, для учебы? Вот бы хорошо было!

— Конечно, мы не должны разлучаться, мы должны быть вместе, — серьезно сказала Валя и, подумав, добавила: — Я потом попрошу об этом нашу учительницу.

Девочки долго шептались в эту ночь.

Мирониха тоже не спала. Глядя в белый потрескавшийся потолок давно не беленной хаты, она сидела на кровати, крепко сжав обе ладони и к чему-то тревожно прислушиваясь. Перед ней стояло молодое лицо с темной родинкой на щеке и лучистыми серыми глазами.

"Молодая дивчина… Не побоялась. В самое логово пошла… Комсомолка… Сохрани ее боже!"

На рассвете село дрогнуло от взрыва. Черный, густой дым расползался по хатам. Клуб, где стояли эсэсовцы, запылал, как огромный костер.

Мирониха вскочила, прикрикнула на испуганных ребят, бросилась в сени. На улице метались эсэсовцы — шумело потревоженное осиное гнездо.

Глава 46

В ТУ СТРАШНУЮ НОЧЬ

Зарево пожара осталось далеко позади. Ребята в густой тьме шли по берегу. После яркого света вода в реке казалась черной; глаза с трудом различали кусты и деревья.

Бобик лизал сухим, шершавым языком Трубачеву лицо и руки. Васек машинально гладил его.

Ребята молчали. Несчастье, обрушившееся на них, было так неожиданно и так страшно, что даже слово, сказанное шепотом, заставляло их вздрагивать и оглядываться. Казалось, за каждым кустом притаился враг и вот-вот бросится за ними в погоню. У всех была одна надежда — что на мельнице есть свои люди. Может быть, они помогут найти Митю. А Митя возьмет их всех в свой отряд. И тогда они еще покажут фашистам! Они будут выслеживать их всюду и мстить за смерть Матвеича и дедушки Николая Григорьевича. И за деда Михайла отомстят! Пусть только фашисты посмеют что-нибудь сделать старику! А где Генка? Бедный Генка… Вдруг он тоже попался вместе с дедом?

"Где Генка?" — подумал Васек, с тоской ощущая свое бессилие и утешая себя тем, что, найдя своих людей, он посоветуется с ними, как найти Генку и вообще как быть дальше. Скорей бы мельница.

Васек нетерпеливо вглядывался в темноту. Останавливался, прислушивался… и снова шел, осторожно раздвигая кусты. Росистая трава хлестала ребят по ногам. Ноги были мокрые, по спине пробегала дрожь. Позади Трубачева, согнувшись, как старичок, шел Сева. Васек обернулся к нему, с тревогой ощупал мокрые Севины плечи. Сева поднял белое в темноте лицо, тихо пошевелил губами:

— Ни-че-го…

Вдали показалось село.

— Там тоже что-то горит, — прошептал Мазин.

Ребята, затаив дыхание и низко пригнувшись к земле, прошли берегом мимо села. На реке неожиданно вырос силуэт мельницы.

Выбрав мелкое место, ребята сбросили тапки и, засучив штаны, перешли на другой берег. Васек передал Саше Бобика:

— Мы с Мазиным пойдем узнаем, а вы сидите тут… Мы скоро.

Ребята со страхом и надеждой смотрели им вслед. Страшная мельница! Темная, обвалившаяся, с выбитыми стеклами и заколоченной дверью. Из воды торчит обросшее мохом колесо. Но мельница кажется ребятам жилым домом: черное небо над головой гораздо хуже позеленевшей мельничной крыши.

— Скорее приходите! — догоняет Мазина и Трубачева шепот Петьки.

Мальчики осторожно обходят мельницу со всех сторон, прислушиваются к каждому шороху, подходят к черному отверстию. Все тихо… Мазин протискивается внутрь мельницы и тянет за руку Трубачева. В темноте они нащупывают шаткие перила лесенки, ведущей на чердак.

— А вдруг нас примут за фашистов и выстрелят? — приходит в голову Ваську. Он наклоняется к уху Мазина: — Крикни филином!

— Ух, ух! — тихонько ухает Мазин, прижимаясь к стене. На мельнице тихо. Но откуда-то из-за мельничного колеса робко, словно недоверчиво, откликается чей-то голос:

— Ух, ух!

Мальчики радостно вздрагивают.

— Свои, свои! — не выдерживая, громким шепотом говорит Васек, глядя на темный чердак.

В черную дыру со двора просовывается голова Игната.

— Кто? — испуганно спрашивает он и, не дождавшись ответа, быстро исчезает в кустах. — Тикайте, если свои! Все ушли. Тикайте! — шепчет он из темноты.

— Игнат! Игнат! — зовет Мазин. — Игнат! Это мы! Иди сюда!

Заслышав шум, оставшиеся на берегу ребята бегут на голоса. Из кустов вылезает Игнат…

* * *

На пустом чердаке мальчики, тесно сдвинувшись вокруг Игната, растерянно спрашивают его:

— И ты не знаешь, куда ушел Коноплянко? А учительница?

— В лес ушли. Не можно тут быть им. Фашисты про мельницу пронюхали. Пасеку сожгли. Матвеича убили, — шепотом рассказывает Игнат. — Я остался сторожить: вдруг кто из своих придет! А тут вы… Зачем вы сюда?