Обитатели холмов - Адамс Ричард. Страница 24

— Видите ли, мой брат тоже немного поэт, — сказал он рассерженным хозяевам. — Иногда он так вот разволнуется, хотя и сам не всегда понимает почему.

Одному из обиженных объяснений Ореха, похоже, хватило, но второй сказал:

— Ах вот так, еще один поэт? Что ж, давайте послушаем и его. Это будет мне вроде награды за попорченное плечо. Он выдрал у меня целый клок.

Но Пятик был уже далеко, в противоположном конце пещеры, и, протискиваясь к выходу, Орех думал только о том, что нельзя оставлять его одного. Правда, оправдываясь за поведение Пятика, Орех и сам сердился на брата, который никак не желал подружиться с новыми знакомыми, а потому, проходя мимо Шишака, сказал:

— Пошли, поможешь мне привести его в чувство. Драка сейчас нужна нам меньше всего на свете.

Он решил, что Пятик заслужил небольшую трепку.

Вдвоем они побежали за Пятаком и догнали у самого выхода. Прежде чем кто-нибудь из них успел сказать хоть слово, Пятик обернулся и заговорил, словно отвечая на вопрос:

— Почувствовали? А теперь хотите спросить, знал ли я это раньше? Конечно знал. Это-то и плохо. Он ничего не придумал. Он говорил правду. А раз это правда, значит, он не сумасшедший — вы ведь это хотели сказать? Я не виню тебя, Орех. Когда мы подошли к нему, мне показалось, будто я облако и меня вот-вот захватит большая туча. А потом в какой-то момент я вдруг почувствовал, что больше ему не подчиняюсь. Не знаю почему. Не по своей воле — случайно. Какой-то маленький уголок сознания помог мне выбраться. Говорил я тебе, крыша в этой пещере держится на костях! Но нет! Туман безумия закрыл настоящее небо, и мы никогда больше не увидели бы свет Фрита. Что теперь с нами будет? Правда не живет там, где туман сумасшествия, Орех.

— О чем это он, боже мой? — спросил у Шишака ошарашенный Орех.

— О болване-поэте, — ответил Шишак. — Это- то я понимаю. Но похоже, твой братец решил, будто мы приняли всерьез вислоухого олуха с его болтовней, а вот это уже выше моего понимания. Отдыхай, Пятик. Нас волнует только переполох, который ты учинил. Что же касается этого Дубравки, этого Дубравного Корешка, могу сказать одно: Дубравку мы вырвем, останется один Корешок.

Пятик так вытаращил глаза, что они стали просто как у мухи — больше головы.

— Ты думаешь? — сказал он. — Ты в это веришь? Но тогда все вы, каждый на свой лад, тоже бродите в этом тумане. Где?..

Орех перебил его, и Пятик вздрогнул.

— Пятик, я не стану притворяться. Я догнал тебя, потому что рассердился и хотел вправить тебе мозги. Ты нам испортил прекрасное начало…

— Испортил?! — воскликнул Пятик. — Я испортил?! Да все это племя…

— Успокойся. Я хотел выбранить тебя, но ты так расстроен, что без толку это. Сейчас ты отправишься с нами вниз и ляжешь спать. Пошли! И помолчи немного.

Кроликам порой проще, чем людям, потому что они не стыдятся применить силу. И Пятик, у которого не было выбора, спустился вслед за своими провожатыми в нору, где Орех провел предыдущую ночь. Теперь там никого не было, и они легли и уснули.

17

Блестящая проволока

Было холодно, было очень холодно, крыша была сделана из костей. Крыша из сплетенных тисовых веток — крепкие сучья качались туда-сюда, вверх- вниз, твердые, словно лед, усеянные тусклыми красными ягодами. «Пошли, Орех, — сказал Барабанчик. — Мы хотим отнести ягоды и съесть их в большой пещере. Если твои друзья хотят жить по-нашему, они должны научиться таскать все во рту».

«Нет! Нет! — закричал Пятик — Нет, Орех!» Но потом появился Шишак, качавшийся на ветках вверх- вниз, и рот у него был полон ягод. «Смотри! — сказал Шишак. — У меня получается. Я нашел другую дорогу. Орех, спроси меня „где?“! Спроси — „где?“! Спроси — „где?“!» Потом они бежали другой дорогой, бежали уже не к норам, а по полю, по холоду, и Шишак ронял ягоды — кроваво-красные капли, красные капли, твердые, словно проволока. «Нет, — сказал он. — Не надо их трогать. Они холодные».

Орех проснулся. Он был в норе. И трясся от холода. Почему рядом никого нет? Где Пятик? Орех сел. Дальше ерзал и ворочался Шишак, тщетно пытаясь прижаться к теплому боку. Песок на месте Пятика еще не остыл, а Пятик исчез.

— Пятик! — позвал Орех в темноту.

Но, не успев закрыть рот, он понял, что Пятик не отзовется. Орех ткнулся носом в Шишака, пытаясь его растолкать.

— Шишак! Пятик исчез! Шишак!

Шишак проснулся почти мгновенно, и, как никогда, Орех обрадовался его выдержке.

— Что ты сказал? Что случилось?

— Пятик исчез.

— Куда исчез?

— Он отправился наверх, на силфли. Только туда. Ты же знаешь, по этим норам бродить он не станет. Он их ненавидит.

— Вот ведь зануда. Из-за него-то я и замерз. Думаешь, с ним что-то случилось? Так, да? Хочешь, пойдем поищем?

— Да, хочу. Он огорчен, перенервничал, а сейчас ночь. Что бы ни говорил Земляничка, и сюда может забрести элиль.

В ответ Шишак понюхал воздух.

— Скоро рассветет, — сказал он. — А когда рассветет, мы его отыщем. Конечно, искать лучше вместе. Не волнуйся — далеко он уйти не мог. Клянусь королевским салатом! Но на этот раз, когда мы его поймаем, я за себя не ручаюсь.

— Ты поколотишь его, а я добавлю. Если только найдем. Пошли!

Они побежали вверх по тоннелю, но у выхода оба остановились.

— Если бы собрать наших, то можно было бы сначала разведать, вдруг там горностай или сова, а уж потом идти, — заметил Шишак.

В эту минуту из дальнего леса донесся голос совки. Услышав его, приятели инстинктивно сжались, замерли, слыша только удары сердца, и, когда досчитали до четырех, послышался второй крик.

— Улетает, — произнес Орех.

— Интересно, сколько полевок так говорили? Ты же знаешь, она только делает вид. На то и рассчитывает.

— Что же делать? — спросил Орех. — Пятик где- то там, и я должен его найти. А ты прав. Светает.

— Посмотрим сначала под тисом?

Под тисом Пятика не оказалось. В предрассветном сумраке проступало верхнее поле, но за дальней изгородью внизу, над ручьем, все лежало в темноте. Шишак спрыгнул на поле и описал в мокрой траве длинный полукруг. Вернувшись почти к самой норе, из которой они вышли, он подождал Ореха.

— Вон там его след, — сказал Шишак. — Еще свежий. От норы прямиком к ручью. Далеко не уйдет.

Когда на траве еще лежат дождевые капли, след заметить нетрудно. Кролики помчались в поле к изгороди за морковной площадкой, где бежал ручеек. Шишак не ошибся — след был свежий. Стоило им пролезть через изгородь, они увидели Пятика. Тот завтракал в одиночестве. Несколько огрызков моркови еще лежали возле ручья, но Пятик не прикоснулся к ним и щипал траву подле кривой яблони. Когда друзья подошли поближе, Пятик поднял голову.

Орех молча пристроился рядышком и принялся за траву. Теперь он уже жалел, что взял с собой Шишака. В предутренней тьме, не оправившись от потрясения из-за пропажи брата, он радовался поддержке. А теперь, рядом с Пятиком, таким маленьким и родным, не способным никого обидеть, не способным скрывать свои чувства, глядя, как он дрожит в мокрой траве то ли от холода, то ли от страха, Орех почувствовал, как злость проходит. Он жалел брата и думал, что стоит немного побыть с ним рядом — и Пятику станет легче. Убеждать Шишака говорить мягче поздно, остается только надеяться на лучшее.

Но, вопреки опасениям Ореха, Шишак и сам не сказал ни слова. Он, наверное, ждал, что Пятик заговорит первым, и теперь растерялся. Некоторое время все трое молча двигались по траве, тени тем временем стали четче, и далеко за деревьями заворковали лесные голуби. Ореху начало казаться, что все кончится хорошо, что натура у Шишака много тоньше, чем он думал, но вдруг Пятик сел, очистил мордашку передними лапами и впервые посмотрел на них прямо.