Макс - Паттерсон Джеймс. Страница 4

Никто лучше Клыка не может нацепить на себя устрашающую маску, мрачную, непроницаемую и спокойно-вызывающую. Я-то знаю, что это — только маска. Я знаю его лицо, когда он смотрит на лежащую у него на руках Ангела. Или когда спит, или когда вплотную приближает его к моим глазам… Знаю, каким оно сияет тогда глубоким и мягким светом.

Но Стив видит только грозную маску. Я часто-часто моргаю и залпом допиваю свой спрайт, а Клык вздыхает и вытирает руки о черные джинсы. Обводит глазами комнату, четырех агентов, стаю, от души потешающуюся над происходящим, Тотала, лакающего фанту из миски, стоящей у меня на коленях. Меня, напряженно сидящую на краешке стула.

— Меня зовут Клык, — чеканит он каждый слог и поднимается с дивана. — Пойду-ка я отсюда. А то у меня что-то кулаки чешутся…

Он подходит к раздвижным дверям на балкон, повисший на высоте двадцать второго этажа.

Я махнула стае и дважды похлопала Игги по руке. Он тоже встает и идет на чуть слышный звук шагов Клыка, ловко лавируя между столиками и горшками с пальмами и фикусами.

Клык открывает двери — на балконе ветрено — и подставляет лицо солнцу. Я поторапливаю стаю к выходу, поворачиваюсь и лениво машу рукой голливудским шишкам:

— Спасибо за гостеприимство. — Балансирую на перилах, дожидаясь, пока наши, развернув, как паруса, крылья, один за другим взмоют в воздух. — Нам от вас ничего не надо.

Наконец и я бросаюсь в открытое небо, с наслаждением чувствуя, как ветер ласкает мне волосы и оперение, подхватывает меня в свои объятия, а крылья с каждым взмахом поднимают меня на двенадцать футов.

Нет, не созданы мы для циркачества в современной индустрии развлечений.

Но это всем и так прекрасно известно.

5

— Я тебя спрашиваю, конец света, что ли, наступит, если мы один-единственный раз на «Шоу Опры Уинфри» [5] сходим? — Надж грозно скрестила на груди руки и в упор смотрит на меня исподлобья. Поскольку Надж нежнейшая и мягчайшая из всех известных мне рекомбинантных форм жизни, дело пахнет керосином.

— Нет, не наступит. — Я тщательно подбираю слова. — Но конец света обязательно наступит, если МЫ его не предотвратим.

Для тех, кто еще пока не совсем в курсе, сообщаю: мне было сказано, что моя миссия — спасти мир. Давления на меня никто не оказывает, но твердят мне про эту самую миссию чуть не на каждом шагу и при первом удобном случае.

— А я хочу быть героем компьютерной игры, — обиженно нудит Газзи.

Я нервно растираю виски:

— Послушайте, вы что, забыли, как четыре дня назад мимо свистели пули? Или как снайпер взорвал себя, потому что промазал?

— Уж я-то не забыл, — тявкнул Тотал и многозначительно поглядел на свой хвост.

Терпения у меня и в лучшие времена далеко не бездонная бочка, а тут оно и вовсе, считай, иссякло.

— Я хочу сказать, что кому-то мы явно мешаем и этот кто-то на нас продолжает охотиться. Не обольщайтесь популярностью нашего авиашоу для КППБ, не обольщайтесь тем, что некоторые готовы признать нас за своих, только слегка… отличных от нормы. Этих людей малая горстка, и мы по-прежнему в опасности. Мы ВСЕГДА будем в опасности.

— Мне надоело жить в опасности. Надоело всегда чего-то бояться! — кричит Надж. — Ненавижу нашу жизнь! Мне хочется всего-навсего…

Она остановилась на полуслове. Она и сама понимает, что продолжать бессмысленно. Сдерживая слезы, Надж плюхнулась на гостиничную кровать. Сажусь рядом с ней и массирую ей спину между крыльев.

— Мы все эту жизнь ненавидим, — тихо говорю я ей. — Но до тех пор, пока мне кто-нибудь на двести процентов не докажет, что нам ничто не угрожает, я должна принимать решения, которые хоть немного оградят нас от всяких неожиданностей. И не думай, пожалуйста, что я сама от этого кайф ловлю.

— Кстати, о ловле кайфа, — спокойно подает голос Клык, — я вообще считаю, что с авиашоу пора завязывать.

— А мне наши авиашоу нравятся, — гундит Газзи. Он лежит на полу, ноги под журнальным столиком, а голова снаружи. Мама подарила ему набор электрических машинок, и он жужжит, как мотор, и катает их по полу. Да-да, наш Газзи, который любого здорового мужика в рукопашном бою на обе лопатки положит и из ничего бомбу смастрячит, всего-навсего восьмилетний (или что-то около того) мальчонка, для которого ничего нет лучшего, как в машинки играть.

Как же я всегда об этом забываю?

— Мне тоже авиашоу нравятся, — поддакивает ему Надж, у которой спутанные курчавые волосы стоят дыбом. — Когда мы выступаем, я всегда чувствую себя кинозвездой.

— Продолжать шоу опасно, — ровным голосом настаивает Клык.

Меня раздирают противоречия. Оказалось, что снайпер был новой моделью кибер-гуманоида. Так, по крайней мере, решили мы сами, когда на месте взрыва нашли остатки его правой руки. Вместо кисти, с нервами и мускулами, к ней был приделан автоматический пистолет. Помните, я рассказывала вам о взрыве? Так вот, выяснилось, что само здание, где прятался снайпер, вовсе не взорвалось. Взорвался сам снайпер. Такую дорогую цену заплатил он за то, чтобы не сдаться властям и даже просто не быть обнаруженным.

Такую вот он проявил образцовую верность хозяевам. Только хозяева-то его кто были?

Пистолет сам снайперу в руку не врастал. Кто-то сделал ему эту операцию. Этот кто-то разгуливает на свободе и наверняка создал, а может, до сих пор продолжает создавать таких же снайперов.

Но, с другой стороны… КППБ на нас рассчитывает. Им необходимо, чтобы мы продолжили агитацию. Наши шоу запланированы в самых загрязненных городах планеты: в Лос-Анджелесе и в Сан-Паоло, в Москве, в Пекине. Успех у нас до сих пор был небывалый. Во время шоу КППБ раздали тонны листовок, объясняя населению проблемы загрязнения окружающей среды и парникового эффекта.

Моя мама — член КППБ. Она много раз спасала мне жизнь, как могла помогала стае. И никогда ни о чем меня не просила. Ей ни за что не захочется подвергать нас опасности. А теперь, получается, я ее подведу. Попробуй в такой ситуации скажи, что мы сворачиваем лавочку.

— Может, мы будем продолжать, но попросим их усилить охрану? — нерешительно предлагаю я.

— Нет, — отрезал Клык.

Ладно же… Я, конечно, замечательная во всех отношениях, но даже у меня найдется парочка недостатков. Например, я не слишком адекватно реагирую, когда кто-либо по какому-либо поводу говорит мне «нет».

Думаете, Клык это давно просек? Не знаю, не знаю. Не уверена. Даже если и просек, то выводов не сделал.

Задираю подбородок и упрямо гляжу ему прямо в глаза. Вся стая быстро соображает, что к чему, и напряженно замирает.

Медленно поднимаюсь на ноги и подхожу к Клыку вплотную. Краем глаза замечаю, что Тотал лезет под кровать, а Газзи тянет Игги за руку в соседнюю комнату, где поселились мальчишки.

До прошлого года я была выше и Клыка, и Игги. Теперь оба они меня не только догнали, но и на пару инчей переросли. Что страшно меня раздражает. Поэтому Клык теперь смотрит на меня сверху вниз. Глаза у него такие черные, что мне даже не понять, где у него зрачки.

— Что-что? — переспрашиваю я притворно спокойно. В двери стремительно мелькает розовая пачка — это Ангел и Надж беззвучно юркнули вон из номера.

— Авиашоу слишком опасны, — так же спокойно повторяет Клык. Слышу, как осторожно захлопывается дверь из нашего номера в мальчишечий.

— Я не могу подвести маму.

Мы стоим лицом к лицу так близко, что мне видны его густые ресницы и странные золотые искры в глазах.

Он медленно вздохнул и сцепил руки.

— Еще одно последнее шоу. — Я пытаюсь пойти на мировую.

Расцепив пальцы, он словно взвешивает в ладонях все «за» и «против».

— Ладно, — соглашается он, к моему удивлению. — Ты права, не стоит подводить КППБ.

Смотрю на него вприщур. Что-то он больно легко согласился — тут явно какой-то подвох. И тут меня осеняет: доктор Бриджит Двайер, восьмое чудо света, член КППБ. Она собиралась встретиться с нами на нашем следующем выступлении в Мехико.

вернуться

5

Американское ток-шоу (The Oprah Winfrey Show), созданное Опрой Уинфри и оказавшее большое влияние на поп-культуру в США.