Макс - Паттерсон Джеймс. Страница 5

Так вот почему Клык согласился на еще одно представление. Ради того, чтобы встретиться со своей любезной, ненаглядной, гениальной биологиней.

На деревянных ногах шествую в ванную, запираю дверь, включаю душ на полную катушку, зарываюсь лицом в пушистое полотенце и реву белугой.

6

Меня постоянно донимает бессонница. Ничего удивительного тут нет. Если жить, как я, под постоянной угрозой боли и смерти, не больно расслабишься в объятиях Морфея. Вот и в эту ночь я часами верчусь без сна с боку на бок.

Спросите еще, как же мы спим, с крыльями-то? Объясняю: крылья довольно плотно укладываются у нас на спине вдоль позвоночника. Но все равно, на спине спать не слишком удобно. Мы больше любим на боку или на животе.

Я и сейчас валяюсь на пузе, свесив голову с кровати, которую мы делим с Ангелом. Надж в прошлом году выиграла титул Наиболее Опасно Брыкающегося Во Сне Члена Стаи. Поэтому в целях самосохранения мы всегда выделяем ей отдельную койку.

Мои крылья слегка развернуты, и я потянулась достать застрявшую в подкрылках соломинку. Мысленно уже в сотый раз прокручиваю следующие вопросы:

1) Кто на нас опять охотится?

2) Авиашоу в Мехико?

3) Бриджит?

4) Моя мама и сводная сестра Элла?

5) Как заставить Тотала перестать спекулировать своей царапиной? Я уже его нытьем сыта по горло.

6) Клык?

7) Клык!

8) Клык…

Мы с Клыком с детства росли вместе. В экспериментальной лаборатории генетических ужасов, которую мы прозвали Школа, наши клетки стояли рядом. Такая вот у меня обыкновенная история любви с соседским мальчишкой, разве что с небольшими модификациями в силу специфики ситуации.

Потом нас спас из Школы один чувак. Сначала мы думали, что он генетик-злодей. Затем оказалось, что не злодей, затем опять, что злодей, наконец — снова не злодей. В общем, с ним сам черт ногу сломит, а я и подавно совершенно запуталась. Короче, он вытащил нас в секретное убежище в горах Колорадо, и там мы с Клыком, как брат с сестрой, прожили несколько лет. Он, я и вся остальная стая.

Кстати, чувака того зовут Джеб. Он потом исчез, и я оказалась в стае главной. То ли потому, что я самая старшая, то ли потому, что самая храбрая. Или самая организованная. В общем, я и сама толком не пойму, как так вышло. Вышло и все. А Клык стал моей правой рукой.

Но в последний год все пошло наперекосяк. Клык завел шашни с одной девчонкой (смотри во второй книге историю про Рыжее Чудо). Сказать по правде, я от этого в восторге отнюдь не была. Зато в отместку пошла на первое в жизни свидание с парнем. Он, может, и был подсадной уткой, но я в это не слишком верю. Клык, в свою очередь, на эту тему тоже изрядно психанул. А недавно, в прошлом месяце, он закрутил с двадцатилетней ученой красоткой доктором Бриджит Двайер, участницей научно-исследовательской экспедиции в страну вечного снега, льда и тюленей-убийц. И представьте себе, она с ним, несовершеннолетним, вовсю флиртует! Ужас какой-то!

Посреди всей этой свистопляски Клык меня поцеловал. И не один раз. Теперь я пребываю в полном недоумении. Что дальше будет, боюсь ужасно, хочу быть только с ним, хочу быть с ним все время и страшно злюсь на него за то, что он заварил всю эту кашу. Но каша уже заварена, и отыграть назад невозможно. В чем тоже на сто процентов виноват Клык и только Клык.

Теперь я причесываюсь и где только можно смотрюсь в зеркало — красивая ли я. Красивая… Скажете тоже! Год назад, когда волосы у меня отрастали и начинали лезть в глаза, я их ножом отчекрыживала. А в одежде самое главное было, чтобы она не заскорузла от грязи и чтобы в драке движения не стесняла.

В общем, все теперь наперекосяк идет.

— Макс, ты очень красивая, — прошелестел у меня над ухом тоненький голосок.

Зарываюсь головой в подушку и с трудом проглатываю пару колоритных выражений. Никакой личной жизни. Ладно, что уж там личная жизнь, даже подумать ни о чем сокровенном невозможно, особенно если лежишь рядом с маленькой телепаткой.

К сведению новеньких: создавшие нас психованные генетики, помимо крыльев и птичьего зрения, заложили в наш генетический код способность неожиданно развивать всякие непредсказуемые свойства. Например, слепой Игги распознает цвета. Надж умеет притягивать металлические предметы и хакернуть любой компьютер. Клык может слиться с любой окружающей средой, считай, полностью раствориться так, что никто его не заметит. А Газзи стопроцентно, не отличишь, имитирует голоса и звуки. О других его способностях лучше умолчать. Что касается меня, я летаю быстрее всех и у меня в голове живет Голос. О котором я сейчас, уж не обессудьте, говорить не хочу.

Но если кого генетики (или Бог) наградили, так это Ангела. Она и под водой дышать может, и с рыбами разговаривает, и человеческие мысли читает. Напомню, здесь о шестилетнем ребенке речь идет. А шестилетки, как известно, особо отличаются здравым смыслом и умением принять взвешенное решение.

— У тебя красивые волосы и глаза, — искренне говорит Ангел.

Поворачиваюсь к ней:

— Кому нужны такие карие глаза и темные волосы?

Не помню, я говорила, как любит Клык рыжих? По-моему, говорила.

— Да нет же, у тебя в каштановых волосах золотые пряди, — продолжает гнуть свое Ангел, — а глаза… как шоколад. Помнишь, мы во Франции такой шоколад ели? С тянучкой в серединке и с чем-то алкогольным. Только про алкоголь мы не знали, и Газзи их миллион слопал, а потом всю ночь блевал. Помнишь тот шоколад?

Как я ни старалась стереть тот случай из памяти, он в красках предстал у меня перед глазами.

— Ты что, имеешь в виду, что у меня глаза цвета непереваренного выблеванного шоколада?

Мной овладело глухое отчаяние. У меня ни на что нет никакой надежды.

— Да нет же! Цвета шоколада ДО того, как его съели, — поясняет Ангел.

Вот вам, пожалуйста, степень моего очарования: волосы цвета бурого медведя и глаза, как шоколад, от которого всю ночь рвать будет. Скажите после этого, что я везучая.

— Макс, ну что ты, спрашивается, паникуешь? Ты же знаешь, Клык лучший на свете парень. И любит тебя крепко. Потому что ты лучшая на свете девчонка.

Был бы на месте Ангела кто-нибудь другой, я бы, во-первых, потребовала неопровержимых доказательств по каждому из этих заявлений. А во-вторых, разбила бы их в пух и прах. Но с Ангелом спорить бесполезно. Она, коли что говорит, точно знает, потому что мысли прочитала.

— Ангел, мы все друг друга любим, — раздраженно отмахиваюсь я от нее.

— Любим, да не так, — уперлась она. — Клык ТЕБЯ любит.

Для тех, кто еще пока не сообразил, скажу прямо: я ненавижу слюнявые эмоции. Как восторги, так и драмы. Ненавижу рыдания и меланхолию. Даже когда счастье фонтаном через край брызжет, мне тоже не особо нравится. Честно говоря, я бы только вздохнула с облегчением, если бы все мои любовные горести и страдания сгинули бы куда-нибудь подальше. Раз и навсегда. Я бы с радостью все это даже оперативным путем удалила, как мой чип мне мама когда-то вырезала (про чип читайте в третьей книге. Все предыдущие истории пересказать уже невозможно. Так что, коли я о них обо всех написала, вы уж, пожалуйста, теперь сами читайте).

Но в настоящий момент мне больше всего хочется, чтобы Ангел заткнулась.

— Ладно, я на эту тему еще подумаю. — Я отодвигаюсь от нее и закрываю глаза.

— И думать нечего, пора вам обоим определяться, — настаивает Ангел.

У меня отвисает челюсть, и я даже подумать боюсь про то, что она имеет в виду под своим «определяться».

— Он может стать твоим парнем, ну… бойфрендом, понимаешь? — продолжает она с назойливым упрямством. — Вы вообще даже пожениться могли бы. Я бы тогда стала младшей подружкой невесты. А Тотал — собакой, несущей невестин букет.

— Я еще несовершеннолетняя. Я не могу выйти замуж.

— В Нью-Гэмпшире в четырнадцать лет уже можно.

Тут я совсем обалдела. Уж это-то откуда ей известно?

— Хватит трепаться! Никто здесь жениться не собирается, — шиплю я. — И ни здесь, ни в Нью-Гэмпшире. Все! Спи, пока я тебе не накостыляла хорошенько.