Портрет синей бабочки - Заровнятных Ольга. Страница 14

По классу начали витать подозрительные шепотки, смех… Никто не мог сообразить, откуда идет этот сумасшедший запах. Так я поняла, что даже приятное в огромном количестве может быть омерзительно. Словом, все хорошо в меру.

Когда все ушли на обед в столовую, я выкинула шарф в мусорное ведро в туалете и молила бога, чтобы мама не спохватилась, куда он подевался. Она спохватилась, но лишь через несколько дней, заметив, что я хожу с голой шеей. К тому времени мое волнение из-за всей этой истории улеглось, и я смогла, лишь чуть покривив душой, сказать, что оставила его где-то в школе.

В общем, важно одно: из-за Дины я периодически попадала в какие-то нелепые ситуации. Мы с ней были абсолютно несовместимы, пора было это признать. Когда на парте по соседству со мной больше не лежали пенал-косметичка, похожий на уменьшенную копию дамской сумочки, ручка с искусственным цветком на конце, розовая резинка для карандашей в виде сердечка, с меня словно спали оковы. Соседство всех этих вещей как будто обязывало и меня к определенному образу поведения, преувеличенно женственному.

Дина, к слову сказать, ничего не потеряла, лишившись моего соседства. И если я теперь сидела одна на предпоследней парте, то она постоянно меняла своих соседок, пересаживаясь от одной к другой. Я словно имела возможность теперь рассматривать ее с разных сторон: вот она сидит в третьем ряду, ближайшем к двери, так что мне плохо ее видно. Она уселась рядом с Ирой – той самой девушкой в очках, которую все сторонились. Бедная Ира была настолько польщена вниманием общепризнанной красавицы, что с их парты периодически доносился ее заливистый хохоток. Уж не знаю, чем ее так смешила Дина, вполне вероятно, что Ира похохатывала от волнения.

Когда она сидела на среднем ряду, я видела ее затылок, ее блестящие от лака черные волосы, уложенные на затылке в замысловатые кольца. Наверное, так же чувствует себя брошенный ревнивец – я наблюдала за ней, ощущая уколы то ненависти, то горечи. За годы нашей дружбы Дина стала мне близка, как сестра, может, поэтому я позволяла себе критиковать каждый ее шаг. Когда Дина сидела на среднем ряду, за две парты впереди меня, вместе с Наташей, такой же красавицей, как она, девчонки все уроки обменивались записками – и это напоминало мне, как Дина в свое время писала записки мне.

Когда же она сидела в первом ряду, ближайшем к окну, я даже ощущала что-то типа влюбленности. Сильных заморозков давно уже не было, все чаще сквозь серые облака проглядывало яркое весеннее солнце, его лучи играли в Дининых волосах, словно переливающиеся на рассвете капельки росы на листьях.

Словом, я настолько запуталась в своих чувствах по отношению к Дине, что избегала ее уже не из-за того, что не хотела с ней общаться, а из-за того, что боялась – подойди ко мне Дина и начни разговор, и я сдамся. По этой же причине я перестала ходить в гости к Дрозду за уроками игры на гитаре. После того как я наткнулась у него на Дину, я опасалась, что эта случайность может повториться снова. А разговаривать с Дроздом о Дине я не хотела, сплетничать – это было, знаете ли, совсем не мое.

К сожалению, из-за того что я рассталась с Диной, я стала очень мало гулять. Раньше Дина таскала меня по разным магазинам, мы могли и просто болтаться с ней по улицам, нарезая круги и болтая, болтая… Болтала в основном она, но я же поддакивала, я чувствовала себя нужной.

Теперь одиночество связало меня по рукам и ногам. Ходить одной по улицам было невыносимо скучно. А ведь так тянуло вдохнуть пропитанный солнцем и влагой от испаряющегося снега воздух, но, увы, наслаждаться им я могла, лишь вздыхая под открытой форточкой. Что я и делала, сидя в своей комнате у окна после школы, словно какая-то несчастная царевна.

– Сашуля, к тебе гости, – сказала как-то раз мама, заглянув ко мне.

Я так задумалась, что и не слышала, чтобы звонили в дверь. А может быть, в нее постучали? Как бы там ни было, мамин вид не предвещал мне ничего хорошего. После ее вздернутых бровей и общего торжества на лице я ждала, что в комнату заглянет как минимум принц. Сразу на белом коне, да. Принцем оказался Никита.

Я буквально приросла к стулу. Оставалось надеяться, что мне удастся как можно быстрее спровадить этого нахала и что мама не догадается потчевать его чаем. После того вечера Восьмого марта мы ни разу с ним не заговаривали. А когда я увидела его провожающим Дину до подъезда Дрозда, я и вовсе внесла Никиту в список самых гадких людей во всем мире.

Остановившись на пороге, Никита словно застрял, не решаясь ни пройти в комнату, ни повернуть назад. Как все-таки меняют людей дурные поступки! Теперь он совсем не казался мне тем красавцем, каким я увидела его в первый день появления в нашем классе. Да, у него был все тот же румянец на щеках, широкие плечи и светлые, почти белые волосы – ничего не изменилось. Вот только если раньше благодаря своей внешности он чем-то напоминал мне сказочного богатыря, то теперь скорее был похож на фрица из фашистской армии.

Никита окинул взглядом мою комнату, затем перевел его на меня, словно я была всего лишь частью интерьера. Я даже подумала, что вот сейчас он, как и в прошлый раз, пойдет вдоль стены, изучая надписи на ней. Ситуация напоминала сценку из театра абсурда.

– Может, гулять пойдем? – буркнул Никита и тут же отвел от меня взгляд.

Можно подумать, из него палкой это предложение выбили! Я вспыхнула от возмущения. Вместо того чтобы извиниться передо мной за тот удар, которым он меня наградил Восьмого марта, и за обидное прозвище, он, будто перепутав меня с кем-то, зовет гулять!

– Я – с тобой? – задыхаясь от обиды, уточнила я.

– Да, – не глядя на меня, ответил Никита.

– Ты даже не извинился… – начала было я гневную тираду, но Никита резко прервал меня:

– Извини.

Вот так просто, да. Не дав мне возможность обрушить на него все, что накопилось. И как после этого в чем-то обвинять? Что-то требовать? В этот момент в комнату из-за плеча Никиты заглянула мама и все же сделала то, чего я опасалась, – предложила чай!

– Нет-нет, мы сейчас уходим, – торопливо ответила я за Никиту.

Ладно, решила я, скрипя зубами, я его выпровожу, сделаю кружок вокруг дома, чтобы маму ввести в заблуждение, и на этом мои мучения закончатся. Дружить с Никитой я не собиралась. Я, видите ли, была для этого слишком злопамятна. И я сейчас не шучу. Я не могла простить людям их проступки, если они действительно в них не раскаивались.

– Жду тебя на улице, – безапелляционно заявил Никита и вышел.

Меня просто разрывало от ярости. Я наспех поменяла домашние треники на джинсы и пошла в прихожую одеваться, но тут на моем пути встала мама. Да, в буквальном смысле она перегородила мне дорогу.

– За тобой зашел парень, – внушительно произнесла мама, и у меня зашевелилась надежда, что она поведет себя как мама Дины – скажет, что мне рановато гулять с парнями, и все дела… Но мама закончила торжественно: – Ты просто обязана выглядеть как нормальная девушка! Иди ко мне в комнату.

Тяжело вздохнув и понятия не имея, что там задумала мама, я пошла к ней. На мамином туалетном столике перед высоким зеркалом стояла разная женская дребедень: несколько помад разных цветов, лаки для ногтей, жидкость для снятия лака и молочко для снятия макияжа, пудра, тушь, карандаш для глаз. Различные кремы я даже перечислять не берусь. Не понимаю, как мама не путала их. Хотя, может, и путала…

– Сядь поближе к окну! – скомандовала мама.

Я села… и тут началось. Первым делом мама прошлась карандашом по моим бровям, затем тушью по ресницам, затем мягкой пуховкой, припудрив мне нос, щеки и подбородок… От пудры приятно пахло, я глубоко вдохнула и расчихалась.

Мама терпеливо выждала, и тут я заметила тюбик розовой помады у нее в руках. Этого я ей позволить уже не могла!

– Ну только не помада! – Я закрыла лицо ладонями и, выглядывая через щелочки между пальцами, пробралась мимо мамы в прихожую.

– Волосы причеши! – крикнула мне мама вдогонку.