Кортик. Бронзовая птица - Рыбаков Анатолий Наумович. Страница 26
— Вразвалку идет, — шептал Генка. — Определенно бывший матрос. Видишь, как ноги расставляет, точно на палубе.
— Обыкновенная походка, — возразил Слава, — ничего особенного. Потом, он в сапогах, а заправские матросы обязательно брюки клёш носят.
— При чем здесь клёш! Вот как он оглянется, ты на лицо посмотри. Увидишь: красное, как морковка. Ясно — обветренное на корабле.
— Лицо у него действительно красное, — согласился Слава, — но не забывай, что Филин алкоголик. От водки лицо тоже становится красным.
— И вовсе не красным! — раскипятился Генка.— От водки только нос красный, а лицо фиолетовое…
— Потом, смотри, — продолжал Слава, — руки держит в карманах. Разве настоящий матрос держит руки в карманах? Никогда. Он ими всегда размахивает, потому что привык балансировать во время качки.
— Брось, пожалуйста! «Руки в карманах»… Если хочешь знать, так у моряков самый шик считается во время бури держать руки в карманах и трубку изо рта не выпускать. Вот. И вообще, раз ты не веришь, что это тот Филин, так сидел бы дома.
Переговариваясь таким образом, мальчики шли за Филиным. Он пересек Пречистенку, дошел до Остоженки и, оглянувшись, вошел в магазин филателиста.
— Ну все, — сказал Слава, — пошли обратно.
Генка минуту колебался, потом сказал:
— Зайдем в магазин.
— Как тебе, Генка, не стыдно! — укорял его Слава.— Ведь договорились. И Миша сказал: в магазин не заходить… Мишу старик уже раз прогнал и нас прогонит…
— Не прогонит. Разве мы не имеем права марки купить? Пошли.
Слава хотел его остановить, но было уже поздно. Генка решительно открыл дверь в магазин. Славе пришлось войти вслед за ним.
Старик стоял за прилавком и разговаривал с Филиным. Когда мальчики вошли, они замолчали.
— Вам что? — спросил старик и подозрительно по-смотрел на них.
— Марки посмотреть, — сказал Генка.
— Нечего смотреть! — раздраженно крикнул старик.— Каждый день смотрите — ничего не покупаете… Какие марки вам надо?
— Гватемалы, — прошептал растерявшийся. Генка.
Старик снял с полки коробку, вынул оттуда конверт и бросил на прилавок:
— Выбирайте…
Генка начал неуверенно выбирать марки. Все молча смотрели на него. Генка совсем смутился и ткнул в одну марку:
— Вот эту.
Старик убрал конверт, оставив на прилавке выбранную Генкой марку, и сказал:
— Двадцать копеек.
Генка беспомощно посмотрел на Славу. Слава понял его взгляд: у Генки не было денег. Но и у Славы тоже не было ни копейки.
Старик и Филин выжидательно смотрели на мальчиков.
— Двадцать копеек! — повторил старик.
Вместо ответа Генка повернулся и опрометью бросился из магазина. Слава выскочил за ним.
Они перебежали улицу и быстро пошли по направлению к дому.
— Говорил тебе, не надо заходить… — начал Слава.
— А что такого? — беззаботно ответил Генка.
— Как — что? Теперь они нас заметили и поняли, что мы за ними следим.
— Так уж и поняли! Мало к нему ребят без денег ходит.
— Ладно, ладно, — сказал Слава, — попадет тебе от Мишки.
— А что мне Мишка за начальник! — с независимым видом ответил Генка. — Подумаешь!
— Он, конечно, не начальник, но кортик его, а ты своими глупыми штуками все дело портишь.
— Я сам знаю, что надо делать! — отрезал Генка.— У меня своя голова на плечах есть.
Они дошли до дома и увидели Мишу, спускающегося от Журбина.
— Мишка! — как ни в чем не бывало крикнул Генка.— Новости!
— Ну что?
— Все в порядке, — зашептал Генка. — Выследили Филина. Он к старику ходил. Походку проверили. Моряк, определенно моряк. Установлено окончательно.
— Вот видите! — сказал Миша. — Я же вам говорил. И у меня все в порядке. Был у Журбина, и в Доме пионеров, и у секретаря комсомольской ячейки.
— И что?
— В воскресенье увидите, — загадочно ответил Миша.
— Что?
— Увидите. В общем, все в порядке. Ладно. Теперь надо только установить, служил Филин на линкоре или не сослужил. А потом возьмемся за филателиста. Только придется вам: меня он уж в магазин не пускает.
— Не беспокойся, Миша, — вмешался молчавший все время Слава,— нам тоже не придется. — И он многозначительно посмотрел на Генку.
— Почему?
— Потому что нас в магазин тоже больше не пустят.
— В чем дело? — Миша переводил недоуменный взгляд с Генки на Славу и со Славы на Генку. — Почему не пустят?
— Пусть он сам скажет. — Слава кивнул на Генку.
Генка торопливо заговорил:
— Понимаешь, Миша, мы идем за Филиным. Ведь надо узнать, куда он идет. Он в переулок — мы за ним. Он на Остоженку — мы за ним. Он в магазин — мы за ним. А в магазине у нас не оказалось денег, чтобы марки купить. Ну, мы спокойно повернулись и ушли. Вот и всё.
— Понятно… — протянул Миша и покачал головой.— В общем, попались… Ведь говорил, говорил: не ходить в магазин. А теперь никому из нас и не подойти к старику. Нет, ты уже второй раз все дело срываешь! То Борьке о ящиках разболтал, теперь в магазине все дело провалил. Хватит. Придется без тебя дело делать. Довольно.
Генка не стал спорить. Он знал, что Миша посердится и успокоится, а уж без него «дело делать» не будут.
Глава 41
СПЕКТАКЛЬ
Уже несколько дней на дверях клуба висела афиша о предстоящем в воскресенье спектакле для детей. Будет представлена пьеса в трех действиях «Кулак и батрак». Руководитель студии — Александр Огуреев. Режиссер — Александр Огуреев. В главной роли — Александр Огуреев. И в самом низу, маленькими буквами: «Художник Михаил Коровин, под руководством Александра Огуреева».
Коровин очень гордился тем, что его имя упомянуто в афише, посмотреть на которую приходили целые толпы беспризорных.
Билеты были распроданы задолго до спектакля. Ребята весь сбор отнесли в редакцию газеты «Известия» и сдали в фонд помощи голодающим Поволжья.
В воскресенье клуб с утра заполнился ребятами. Пришли дети из соседних домов и большая толпа беспризорных из Рукавишниковского приемника; явились акробаты Буш — Игорь и Лена. Валя Иванова привела с собой комсомольца, в кепке и кожаной куртке, из кармана которого торчала пачка газет. Под расстегнутой курткой виднелась синяя косоворотка с комсомольским значком на груди.
Комсомолец протянул Мише руку:
— Будем знакомы. Севостьянов Николай, или просто Коля.
Он говорил, пристально разглядывая Мишу, чуть наклонясь вперед, высокий и как будто немного сутуловатый. Из-под кепки на бледный лоб свисала косая прядь мягких белокурых волос. Глаза у него были серые, усталые и очень умные.
— Товарищ Севостьянов посмотрит ваш спектакль,— сказала Валя, — а потом вам кое-что расскажет.
Перед поднятием занавеса выступил заведующий клубом Митя Сахаров. Откинув волосы назад, он сказал:
— Товарищи! Сейчас вам будет показан спектакль, поставленный силами детского драмкружка нашего клуба. Администрация клуба, товарищи, не жалела средств для постановки спектакля, потому что работа с детьми — дело важное, для клуба особенно. Администрация надеется, что ее расходы будут полностью возмещены. А теперь, товарищи, попросим… — Он захлопал в ладоши, и весь зал ответил грохотом рукоплесканий.
Спектакль прошел с большим успехом.
Зина Круглова по ходу действия так хватила Шуру кочергой, что у него спина затрещала. Эффект получился необыкновенный; юные зрители в восторге кричали: «Бей его, Зина, лупи!» Но Шура, как настоящий артист, даже виду не подал, что ему больно.
В эпилоге все действующие лица пели и плясали. В заключение выступили Лена и Игорь Буш.
Потом на сцену поднялся Коля Севостьянов. Он обвел зал внимательным взглядом и спросил:
— Понравилось?
— Понравилось! — хором ответили зрители.
— Вот видите, — сказал Коля. — Ребята этого дома помогли нашим маленьким товарищам в Поволжье. Как по-вашему: хорошо они сделали?
— Хорошо! — опять хором ответили ребята.
— Так, — продолжал Коля. — Теперь я задам вам один вопрос…