Томек в Гран-Чако - Шклярский Альфред Alfred Szklarski. Страница 18

IX

НА РАСПУТЬЕ

Смуга с Новицким присели на бревне у свежей могилы, измученные срезанием веток терновника, те были им нужны, чтобы получше прикрыть могилу. Где-то поблизости послышался трепет крыльев, раздался треск, свист. Новицкий сразу насторожился, вопросительно посмотрел на друга.

– Это туканы прилетели на место жировки, очевидно, здесь недалеко растут дикие плодовые деревья, – объяснил Смуга. – Туканы оживляются как раз перед заходом солнца.

– Янек, скоро уже ночь, никуда мы сегодня не поплывем, – отозвался Новицкий. – Никто с реки нас здесь не найдет. Переночуем, а ты возьми духовое ружье, подстрели какую-нибудь птичку. На голодный желудок нам далеко не уйти. Мы сегодня плыли гораздо медленнее.

– Я тоже это заметил, ладно, останемся. Ты возьми котелок и сбегай на реку за водой, а я пойду на охоту. Подкрасться надо в одиночку, туканы очень пугливы.

– Иду, иду, заодно посмотрю, как там на реке, – с охотой отозвался Новицкий, обрадованный перспективой сытного ужина. Он достал из мешка котелок, взял штуцер и исчез в зарослях.

Смуга тоже не тратил времени даром. Штуцер и мешки он спрятал рядом с могилой. Вооружившись покуной, колчаном с отравленными стрелами и выдолбленной тыквой с хлопком, он направился в лесную чащу. Он крался под прикрытием зарослей, поглядывая на верхушки деревьев, поскольку туканы, любители диких плодов, в основном проживали в верхних этажах леса. Этих птиц можно было встретить в первобытных джунглях от Центральной Америки до Парагвая. Жили они малыми стаями, гнездились в дуплах деревьев, но созревание некоторых плодов в разное время года заставляло их часто передвигаться, и тогда они сбивались в большие стаи.

Смуга, идя на их характерные голоса, вскоре заметил чтиц на раскидистом дереве, усыпанном сочными плодами, и притаился в зарослях…

Туканы пока не заметили грозящей им опасности, они отдыхали на кронах деревьев, время от времени перекрикивались. Когда они кричали, у них был весьма потешный вид. Они отклоняли головку назад, поднимая громадный клюв перпендикулярно, одновременно крутясь в разные стороны, и пушили свои перья, как при токованьи. После треска и свистов следовал клекот, похожий на аистиный. Некоторые туканы уже приступили к трапезе, большими скачками передвигаясь вдоль ветки, изредка помогая себе крыльями.

Смуга открыл колчан. В лежащую на дне подушечку острым концом, пропитанным кураре [34], были воткнуты миниатюрные стрелы, не больше спички, сделанные из твердой древесины. Смуга осторожно всунул стрелу в тот конец покуны, что был предназначен для приложения к губам, заделал щель кусочками хлопка и огляделся вокруг.

На ближайшем дереве, сидя высоко на ветке, жировал крупный тукан. Длинным кривым клювом он бил по плоду.

Смуга прижал покуну к тубам, нацелил ее прямо в грудь птицы, глубоко вдохнул и сильно дунул. Отравленная стрела попала в тукана и он коротко взмахнул крыльями, как-то сжался и стал падать, беспорядочно ударяясь о нижние ветки. Только когда уже третий тукан упал на землю, остальные птицы с криком поднялись в воздух.

Смуга легко отыскал добычу и вернулся к могиле. Там он набрал веток потолще для костра, начал свежевать птиц. Когда Новицкий вернулся с котелком воды, Смуга как раз закончил их потрошить.

– Эге, я вижу, удачная была охота, – обрадовался Новицкий. – Ну, теперь немного отдохни, Ян, а я займусь готовкой.

– Что слыхать у реки? – поинтересовался Смуга.

– Наших преследователей ни слуху, ни духу, – ответил Новицкий. – Какие красивые перья у этих птичек! Ничего удивительного что индейцы в них наряжаются.

– Да, еще во время первых конкистадоров индейцы умели создавать из кожи и перьев тукана великолепные плащи и головные уборы. Я их видел в сокровищнице инков, помнишь, я тебе рассказывал.

– Диву даешься, что еще столько птиц здесь живет, раз индейцы так давно на них охотятся, – поразился Новицкий.

– В этом большая заслуга самих индейцев, они не уничтожают фауну бессмысленно.

– Так откуда, в таком случае, они набирают так много красивых перьев? – добивался Новицкий.

– Они используют слабоотравленные стрелы, те только ненадолго парализуют птицу, не причиняя ей большого вреда. Вырывают перья, а птицу отпускают и она вскоре обрастает новыми.

– Верно, как раз мне припомнилось! Когда мы были с Томеком в Аризоне, встретили там индейца, выращивающего орлов, их великолепные перья заменяют воинам ордена. Он, похоже, только вырывал у птиц перья.

– Если говорить о разумном использовании фауны и флоры, то, по сравнению с индейцами, белые люди ведут себя как безголовые варвары.

– Святая правда! Только мы все говорим, говорим, а уже ночь на дворе. Ты говорил, Ян, что у тебя есть деревяшки для разведения огня, дай мне. Надо экономить спички, их немного осталось.

Новицкий очистил от растений участок земли, ножом выкопал плоское углубление. Выбрал три толстых сука, сложил их наподобие звезды таким образом, что они сходились друг с другом в одном месте. Затем подложил под них сухой хворост. Он стал с такой энергией тереть друг о друга два мягких бруска, что хворост вскоре задымил, засверкали искорки. Новицкий с силой дул, пока не начали гореть сходящиеся концы трех поленьев. Вслед за этим по двум сторонам костра он воткнул в землю две ветки с раздвоенными верхними концами, положил на них третью ветку с навешанным на нее котелком с водой. Разделал туканов, уложил их в котелок, всыпал немного соли.

– Ну, капитан, ты молодец, – похвалил его Смуга. – Вижу, ты опытный бродяга. Все сделал не хуже индейца.

– Да, как воробей, клевал везде по зернышку, человек я любопытный, вот и научился разным практичным вещам, – отозвался довольный похвалой Новицкий. – Съедим птицу вареной, а то запах жареного мяса слишком далеко разносится.

– Я уж хотел это предложить, но, зная твою предусмотрительность, положился на тебя. Ты готовь еду, а я развешу гамаки. – Новицкий присел перед костром на корточки, ворошил поленья.

Смуга чувствовал, что он устал сильнее, чем Новицкий, и улегся в гамак, смотря из него на друга. Погруженные в размышления, они даже не заметили, как зашло солнце. Сверкающие на небе звезды и серебристые лучи восходящей луны давали достаточно света, отгоняли тьму ночи.

Прошло немало времени, прежде чем Смуга заговорил:

– Я вот думаю, капитан, что нам дальше делать? Независимо от того, в каком направлении устремились кампы в погоню, ясно, что главные их силы идут на сборный пункт, для встречи с Тасулинчи. И думаю, все воины сойдутся где-то на реке Тамбо, там, где так много селений свободных кампов.

– Вполне возможно, – отозвался Новицкий. – А раз так, наши кампы топают той же дорогой, что и мы. Предчувствие мне говорит, что они уже близехонько, прямо за нашими спинами. А мы плывем все медленней.

– Именно это меня и беспокоит, – признался Смуга.

– Если и дальше так поплывем, кампы нас догонят.

– Ну, тогда нам каюк! Никак нельзя этого допустить.

– Над этим я и ломаю голову. На веслах нас только двое, а долгое отсутствие закалки уменьшило мою выносливость.

– Ничего удивительного. Давай подумаем… Видно, сегодня такой уж день, что во время разговоров что-то вспоминаю… Вот и сейчас. Давным-давно, когда я еще был подростком, в варшавском «Слове» печатали отличный роман Сенкевича. Веришь ли, каждый божий день я топал за газетой. Вечерами мы садились со стариками вокруг стола и я читал вслух продолжение «Потопа».

– Что-то я не знаю такого романа, – вставил Смуга. – Очевидно, меня в Польше тогда не было.

– Жалко, Ян, что ты не читал. Сенкевич – большой талант! Он здесь описывает нашествие шведов на Польшу. Есть там один герой, легкомысленный, забияка, зовут Кмичич, так вот он прославился набегами на вражьи войска. Шведы и поляки-предатели все время за ним охотились, устраивали засады, а он выворачивался у них из рук и опять нападал. Они не могли его схватить, потому что никогда не знали, где он находится. То он наступает неприятелю на пятки, то где-нибудь заляжет, а то опять вдруг явится, как черт из табакерки, и опять неожиданно ударит.