Возрождение - Паттерсон Джеймс. Страница 36

Мама тяжело вздыхает, явно готовясь к худшему:

— А где Клык? Он жив?

Киваю, показывая на дом, и она стремглав несется туда.

Весь следующий час прошел в лихорадке. Мама осматривает Клыка. Мама перевязывает раны стае. Оказалось, что Газзи и Надж нужно наложить швы. Хорошо, что мама доктор, а что ветеринар — неважно.

— Думаю, Клык в порядке, — говорит мама, и я начинаю верить, что все и вправду обойдется. — У него сильная контузия. Так что ему бы полежать пару дней. Но он скоро очнется. А остальные его раны только выглядят страшно. До свадьбы заживет.

Я счастливо улыбаюсь и почему-то краснею.

Теперь за Клыка можно не бояться, и я наконец решаюсь спросить о том, что давно уже не дает мне покоя:

— Мам, а что с тобой тогда случилось? Помнишь, в Аризоне? Где ты пропадала все это время?

Она кинула быстрый взгляд на Ангела. Только мне не понять, что в этом взгляде.

— Это… долгая история, — нерешительно отвечает она, и я вдруг понимаю, что ей стыдно. Ангел смотрит в пол и молчит.

Сердце у меня упало — я вспоминаю, как она мне сказала: «Макс, твоя мама была там. Я видела ее. Доктор Мартинез с белохалатниками».

Тогда я ей не поверила. Но теперь по маминому лицу понимаю, что ничего этого Ангелу не померещилось и все, что она мне сказала, — сущая правда.

— Мама! Нет! Как ты могла? — Я точно ледышки проглотить пытаюсь.

— Макс, пожалуйста, поверь мне, — настороженно оправдывается мама. — Мне все это помимо моей воли внушили. Джеб внушил. Он меня обработал точно так же, как Группа Конца Света замутила мозги Элле и Игги. Ты же помнишь, как быстро распространялся этот культ. Как чума. Настоящая эпидемия. Я… я никогда не думала, что попаду в их сети. И по сей день не понимаю, как это могло случиться. Я же ведь врач. У меня свой разум есть. Я же не какой-то там слепой фанатик. Мне этого никогда не забыть — я до конца жизни эту загадку разгадывать буду. Но, если честно, сейчас на это нет времени. Сейчас главное — отправить вас туда, где вы будете в безопасности.

— Подожди, подожди, — перебила ее я. — Куда ты так торопишься? — Меня захлестнула волна недоверия. Я даже попятилась. — Если они тебя, как ты выражаешься, «обработали», откуда мне знать, что теперь ты не находишься больше ни под чьим влиянием?

Она пристально посмотрела на меня умоляющими глазами:

— Макс! Я понимаю, в это трудно поверить. Но, как только Джеб исчез, вместе с ним исчезли и его… как бы это сказать… чары. Испарились. Не знаю. Не могу этого точно тебе объяснить. Просто он чересчур хорошо меня знает. Он необыкновенно умный человек. И к тому же наделенный страшной силой. Вот он и вычислил, каким образом меня контролировать. А я почему-то снова поверила человеку, про которого когда-то думала, что он изменит мир. Я, как слепая, не раздумывая, пошла за ним… в темноту…

Как странно! Я всегда думала, что мама — само совершенство. Но, оказывается, и у нее есть свои изъяны и слабости. Как у всякого нормального человека.

— Когда Джеб исчез из лаборатории, — торопливо продолжала мама, — я вдруг поняла, какой меня там окружает ужас. Тогда-то я и поняла, что Джеб безумец. Но, с другой стороны, я там кое-какую важную информацию раздобыла. У меня ведь был доступ… внутренний. Я знала, что Девяносто Девять Процентов вот-вот запустят в действие. Сбежала из лаборатории, немедленно все Пьерпонту рассказала и убедила его сразу же полететь за вами. Чтобы наконец завершить исполнение плана, который мы с ним давным-давно задумали.

Стая сгрудилась вокруг меня. Ребята молчат в шоке, а я слушаю ее с каменным лицом. И ее слова про «исполнение плана, который мы с ним давным-давно задумали» не вызывают у меня ни особого доверия, ни особого восторга. Похоже, в ход пошли новая ложь и новые секреты. Можно подумать, мало было в моей жизни вранья и тайных заговоров.

— Уверяю тебя, Макс. Это я. Самая настоящая. Твоя мама. — Она прямо смотрит мне в глаза. — Обещаю и тебе, и всей стае, я вернулась. С ними у меня все покончено. Я теперь твердо знаю, где правда, а где ложь. И я с вами. Я навсегда с вами.

Никто из нас не проронил ни слова. Но я чувствую выжидательно устремленные на меня глаза моей стаи и понимаю: слово за мной. И что бы я ни решила, они мое решение примут.

— Ангел, проверь-ка, что у нее в голове? — прошу я, готовая ко всему. Даже к самому худшему. — Проверь, врет она сейчас или не врет?

Мама закрыла глаза, словно соглашаясь на проверку. «Пожалуйста, — молюсь я, — пусть будет, что она не врет».

Мне кажется, что проходит вечность. Наконец Ангел выносит свой приговор:

— Она говорит правду. Доктор Мартинез больше никакого отношения к Плану Девяносто Девять Процентов не имеет. Она за нас.

72

— Недалеко от города нас ждет личный самолет Нино, — говорит мама. — Долетим туда на вертушке — в ней все поместимся. Здесь вам оставаться опасно. Во-первых, План Девяносто Девять вот-вот запустят, а во-вторых, бог знает, сколько генетиков за ДНК Клыка охотятся. Пора вам начинать новую жизнь на новом месте.

Четыре пары умоляющих глаз устремлены на меня. Стая ждет моего решения.

— Ничего не имею против, — устало соглашаюсь я. — Похоже, смотаться отсюда самое время.

Стая довольна. Уже много недель я не видела у ребят таких широких улыбок.

Но пока мы носимся по дому, наскоро собирая пожитки, пока Тотал вертится у меня под ногами, выкрикивая указания, как надо упаковывать рюкзаки, меня мучают два вопроса: где Дилан? Как быть с Джебом?

Почему Дилан пытался убить Клыка и куда он исчез, мне ничего не известно. А значит, как бы горько мне ни было, как бы ни было больно, ничего с этим поделать я не в силах. Но Джеб-то здесь. И в беспамятстве лежит у крыльца под небом Орегона с переломанными мной ребрами. Оставь мы его здесь, он насмерть ночью замерзнет.

Помогаю Ангелу и Надж тащить рюкзаки к вертолету и наконец решаю. Мама уже гасит в комнатах свет. Секунда — и она запрет дверь.

— Подожди, — торопливо останавливаю я ее, боясь передумать. — Подожди. Надо внести Джеба.

— Что? — шипит Ангел, ошеломленно отшатываясь от меня.

Игги вышел из себя:

— Макс! Ты в своем уме? Он же Клыка убить хотел. На фиг его-то спа…

— Нельзя его на верную смерть оставлять, — обрезала я его. — Однажды он наши жизни спас. И что бы он после ни сделал, грешно забывать об этом.

Тяжелое это дело — быть командиром. И самое трудное — поступать по правде и совести, а не авторитет свой всем доказывать.

— Мы его там запрем. Или даже под арест посадим, — соглашается мама и поворачивается ко мне. И смотрит так, будто сейчас медаль мне даст. Значит, все-таки правильно я поступила, раз она одобряет. — Он болен. Он вовсе не мерзавец, просто у него с головой не в порядке.

Она тут же принимается связывать Джебу руки и ноги, а мы на скорую руку смастерили из одеяла и палок носилки, чтобы перетащить в вертушку Клыка. Тотал орет во все горло — сопротивляется, боится, что с возлюбленной Акелой больше не увидится. Пришлось его в вертолет насильно запихивать. Мама его насилу успокоила, сказала, что там, куда мы летим, Акела его уже дожидается. Но в дальнейшие подробности вдаваться не стала, как мы ее ни упрашивали.

Пилот заводит мотор, и в уши нам ударяет низкий гул вертящихся лопастей.

Вертолет поднимается вверх, а я смотрю на землю, на все, что мы оставляем позади: Ари, сотню мертвых ирейзеров, опустевший дом Ньютоновской школы… «Интересно, что скажут соседи по поводу оставленной нами свалки?» — думаю я и тихонько хихикаю про себя.

73

В комфортабельном самолете Нино перелет нам, видать, предстоит долгий. К исходу пятого часа в воздухе Клык наконец открывает глаза.

— Клык! — не сдержалась я. Я так счастлива, что едва не кинулась целовать его прямо у всех на глазах. Но сдержалась и только крепко-прекрепко его обняла. Вот болванка! Нет бы про его раны подумать.