Рыцарь-призрак - Функе Корнелия. Страница 27

Это «куда» выяснилось очень скоро.

Алейстер держал курс на остров.

Название у него было очень запутанное. Сам же остров представлял собой всего-навсего плоский холм, который благодаря ручью, бегущему через школьную территорию, в сезон дождей был окружен илом и мелководьем. Ученики первого и второго классов играли там в пиратов и потерпевших кораблекрушение, а третьеклассники построили тут же плотину из веток и гнилого дерева, чтобы время от времени на них нападать. Дожди последних недель сделали эту плотину единственным доступом к острову. Как только Элла перешла на ту сторону, я покинул свое укрытие и тихо пополз по темной траве, как меня научили годы игр в прятки с моими младшими сестрами. Преодолеть плотину, правда, было задачей почти неразрешимой. Ветки трещали так громко, что я замирал при каждом шаге, но Элла возвышала голос, чтобы заглушить подозрительные шорохи, и наконец я был на острове и смотрел из-за кустов на бледное лицо Алейстера.

– Я зарыл урну там, у камней, – услышал я его слова. – Тогда здесь все выглядело совсем по-другому, но я уверен: это то самое место.

Тогда. Ну, конечно! После того как он насмерть разбился, он был больше не в состоянии опять откопать сердце, и оно так и пролежало свыше ста лет здесь, в этом тайнике, в том случае, если его, между делом, не отыскал кто-нибудь другой.

Выглянув из-за кустов, я увидел, как Элла вынула из-под куртки совок, который возила с собой в Стонхендж. Она действительно все предусмотрела.

– Как она выглядит, эта урна? – спросила она.

– Из свинца, с магическими символами на крышке. Но не забудь, она – моя!

– Разумеется, – заверила его Элла и принялась копать.

Алейстер стоял прямо позади нее. Пока он пожирал Эллу своими привиденческими глазами, мне было очень трудно усидеть в укрытии, но я пообещал ей, что выйду только тогда, когда она окончательно убедится, что маленький мерзавец привел ее туда, куда надо.

«Не прикасайся к ней, Алейстер Йиндрих! – думал я. – Не смей!»

«Да он и не может к ней притронуться, дурачина!» – отвечал я сам себе, но это не слишком помогало.

– Ну, я ничего не вижу. Ты уверен, что это было здесь? – спросила Элла через некоторое время.

– Да, абсолютно уверен. Она должна быть там.

Элла с новой силой воткнула совок во влажную от дождя землю. У меня было такое чувство, что она копает уже целые часы, как вдруг я услышал глухое звяканье металла о металл. Элла отбросила совок и запустила руки в глубокую яму, которую она разрыла.

– Вот она! – воскликнула она. – Урна! Как ты и сказал.

– Вот видишь! – От гордости Алейстер просиял в темноте, как будто украсть сердце мертвого человека было величайшим подвигом. – Итак? – промурлыкал он. – Где мой поцелуй?

Элла бросила на него презрительный взгляд.

– Прежде всего я должна увидеть сердце. Что, если там, внизу, всего лишь старая коробка из-под печений?

Бледное лицо Алейстера покрылось пятнами гнева:

– Это – СЕРДЦЕ, и ты сейчас же меня поцелуешь!

Элла выпрямилась. Она ведь была выше его.

– Ах так? И как же это сделать? Ты ведь – привидение. Но даже будь ты из плоти и крови, я скорее перецеловалась бы со всеми жабами моей бабушки, чем с тобой.

Он попробовал было ее обнять. Но его руки прошли через ее тело насквозь. Попытка Эллы его оттолкнуть, разумеется, тоже не увенчалась успехом.

– Оставь ее в покое, грязный мертвый воришка! – закричал я и так поспешно выбрался из-за кустов, что ногой угодил прямо в свежевыкопанную яму.

Вынимая ногу обратно, я подвернул себе щиколотку, но все же худо-бедно умудрился встать на защиту Эллы. Она бросила на меня полный облегчения взгляд, стоивший щиколотки.

– Доставай сердце! – сказал я ей, не спуская при этом глаз с Алейстера. – А с этой мелкой мразью я разберусь сам!

Звучало это залихватски, но у меня не было даже отдаленного представления, как это осуществить. Конечно, я мог бы вызвать Лонгспе. Но дерзнул ли бы я и дальше называть себя всерьез его оруженосцем, если бы не решился вступить в бой с привидением, бывшим на полголовы ниже меня?

Алейстер принял цвет заплесневелого апельсина и затрясся от гнева.

– А ТЫ здесь что забыл? – набросился он на меня, в то время как его глаза превратились в пару горящих углей. – Это тебя проклятый рыцарь прислал?

– Даже если так? – парировал я в ответ. – Это ведь все еще его сердце или как?

– Я убью тебя! – завизжал Алейстер. Его голова между тем уже светилась, как тыква на празднике Хеллоуин.

– Да у тебя ведь ничего не получится! – возразил я насмешливо. – И можешь мне поверить, я знаю, о чем говорю. В последние дни я имел предостаточно дел с тебе подобными.

В этот момент позади меня Элла издала возглас восхищения.

– Йон, оно – у меня! – воскликнула она.

Урна, которую она держала в руках, была из серого металла – из свинца, как сказал Алейстер, – и ее покрывали какие-то символы. Ее вид заставил меня об Алейстере совершенно забыть. Когда он прыгнул на меня, Элла крикнула мне в знак предупреждения, но было уже слишком поздно. Его бледное тело слилось с моим, а ярость его затопила мне сердце и разум таким количеством картин и звуков, что я даже имени своего больше не мог вспомнить.

– Пусти его! – услышал я Эллин крик.

Я почувствовал, как она, желая меня защитить, обняла, и холод Алейстера постепенно уступил ее теплу.

– Йон! – крикнула она. – Йон! – и вернула мне назад мое имя.

Алейстер исчез так же внезапно, как и напал на меня, и я, дрожа, сидел на коленях на мокрой земле и чувствовал себя ужасно глупым и уж во всяком случае не заслуживающим быть оруженосцем у рыцаря.

– Я должен был догадаться! – бормотал я в гневе. – Я должен был отпрыгнуть в сторону, или скрестить руки, или…

– Забудь! – сказала Элла и помогла мне подняться на ноги. – Меня он точно так же застал врасплох. Подлый маленький мерзавец, надеюсь, мы его больше никогда не увидим.

Урна лежала все еще там, где Элла выпустила ее из рук, чтобы прийти мне на помощь. Она была похожа на старомодную вазу для цветов. Элла подняла ее и протерла рукавом.

– Черная магия, – сказала она, когда я уставился на покрывавшие ее символы. – Не беспокойся. Цельда говорит: она действует только в том случае, если в нее веришь. Пойдем обратно к воротам. Мэт уже наверняка волнуется.

О Бородае я, естественно, совершенно забыл. Когда мы шли мимо епископальной резиденции (нет-нет, в темноте она вовсе не похожа на школу), за одним из окон мне померещилось гневное мерцание, а в моей голове раздался звон стекла и крик падающего сквозь морозный зимний воздух и разбивающегося насмерть Алейстера Йиндриха.

Еще сегодня у меня иной раз неожиданно, словно жирный отпечаток пальца, всплывает воспоминание, оставленное Алейстером в моей голове.

Ничего в этом нет хорошего. Можете мне поверить.

XVIII

Вечерняя песнь

Когда мы подошли к воротам, за ними нетерпеливо метался Бородай: туда-сюда, словно тигр в клетке.

– Это же тянулось целую вечность! – ворчал он. – Как вы думаете, что из меня сделают ваши матери, если узнают, что я здесь послушно дожидаюсь вас у ворот, в то время как вы встречаетесь среди ночи с призраком? И не надо мне опять рассказывать, что он был совсем малюсенький!

– От меня мама ничего не узнает, – заверил его я, перемахнув через ворота. – А кроме того, сейчас всего лишь десять вечера.

– Правильно, – сказала Элла и протянула мне через решетку урну. – Успокойся, Мэт. У нас правда все идет по плану.

Конечно, это было враньем. Но Бородай и без того ничего из сказанного Эллой не расслышал. Он видел перед собой только урну.

– Нашли? – пробормотал он.

Я кивнул и крепко прижал урну к груди. Все было хорошо. Хотя я все еще чувствовал себя до омерзения заалейстеризированным.

– Мы должны рассказать об этом Лонгспе, – сказал я Бородаю. – Но тебе лучше подождать нас в сторонке. Вдруг Алейстер опять пожалует.