Люби меня, как я тебя - Лубенец Светлана. Страница 18

В столовой грязные тарелки со столов убирал один Козлов. Он был в широкой белой куртке и в таком же белом бесформенном колпаке. Ни один парень никогда не соглашался надевать эту уродливую столовскую форму, а Козлов надел. Таню почему-то это неприятно кольнуло в сердце.

Она передернула плечами, подошла к нему и, стараясь строго держать свой знаменитый командирский тон, спросила:

– Где Ряба?

Козлов повернул к ней лицо, и Таня с удивлением обнаружила, что к его светлым льдистым глазам здорово идет белый цвет дурацкого колпака. Венька был в нем похож вовсе не на работника столовой, а на молоденького врача или медбрата.

– Он куда-то ушел, – ответил ей Венька.

– Куда? – все так же строго продолжила допрос Таня.

Козлов пожал плечами, и Осокина спросила:

– А ты почему не ушел?

– Так… если я уйду, то некому будет убирать…

– Обычно это никого не останавливает, – сказала Таня скорее даже не Козлову, а самой себе.

Одноклассник удивлял ее все больше и больше. Почему он всегда поступает не так, как все остальные? Почему не боится, что его высмеют? Хотя… он вообще-то уже сто раз высмеян, а потому, наверно, привык. Для него насмешки – постоянное и обыденное явление. И вдруг Таня почувствовала к Козлову нечто вроде зависти. Венька Козлов мог позволить себе поступать так, как просит душа, ни на кого не оглядываясь и не думая о том, кто и что скажет по этому поводу. О нем уже давным-давно все всё сказали, и новые, даже самые обидные, слова уже ничего не прибавят, а потому не важны. Впрочем, нет… Все не так. Или не все так. Венька впадает почти в бешенство, когда его начинают травить. А травят-то его как раз тогда, когда он поступает неординарно, по-своему, или когда не хочет поступать, как все. Таня задумалась. Смогла бы она противостоять всему классу? Наверное, нет. Она, конечно, не стала бы кричать и бесноваться, но подчинилась бы большинству.

Козлов еще раз пожал плечами, а Таня, очнувшись от размышлений, вдруг неожиданно для себя предложила:

– Давай я тебе помогу, а то этих гадов не дождешься. – И она, спрятав в карман блокнот ответственной дежурной, схватилась за грязные тарелки.

– Не надо! Ты испачкаешь свой красивый свитер, – сказал ей Козлов. – Я справлюсь!

– Это ты говоришь для того, чтобы я скорей ушла? – вскинула на него глаза Таня и неожиданно для себя спросила: – Тебе так неприятно быть со мной рядом?

Лицо Козлова медленно залила краска. Он чуть не уронил тарелку и, запинаясь, ответил:

– Н-никакого особенного смысла в моих словах нет. Ты действительно можешь испачкаться, если не наденешь хотя бы передник. Возьми на раздаче…

Таня с неудовольствием почувствовала огорчение от того, что в словах Козлова, как он говорил, не было никакого особенного смысла. Ей хотелось, чтобы он был. Ей хотелось, чтобы Венька Козлов подумал так: «Я не хочу, чтобы ты пачкалась в столовке, потому что ты мне очень нравишься, и я хочу уберечь тебя от грязи!»

Осокина вздохнула и понесла на мойку стопку грязных тарелок. Навстречу ей попалась Дронова.

– Ладно, так и быть, я подежурю в столовой, – сказала она. – Нечего устраивать тут демонстрацию. Подумаешь, какая правильная и ответственная! Мы, знаешь, тоже не хуже! Иди отсюда! – Она, брезгливо скривившись, забрала из рук Тани тарелки и тут же оглушительно крикнула Козлову: – Что-то ты, Козлик, плохо работаешь: тарелок, гляжу, у тебя тут немерено! Поторопиться бы не мешало!

Венька ничего не ответил, и Таня с трудом удержалась, чтобы не посмотреть в его сторону. «Жаль, что она пришла», – подумала Осокина про Катьку и нехотя отправилась искать Генку Рябу.

От дверей Таня все-таки оглянулась – как бы невзначай, а на самом деле для того, чтобы узнать, не провожает ли ее взглядом Козлов. Он не провожал. Он собирал в алюминиевый таз грязные вилки с ложками и, похоже, уже забыл и думать про нее.

Таня догадывалась, где можно найти Генку, – скорее всего, он тусуется под лестницей у входа в подвал. Там любили собираться мальчишки, чтобы обсудить свои дела и тайно покурить, если, конечно, в школе не было учителя труда Бориса Ивановича. Если же он в школе был, то каждую перемену неутомимо нес вахту под лестницей и гонял оттуда ребят огромной металлической линейкой. Во вторник трудовика в школе не было, и Таня смело отправилась под лестницу. Уже на первом этаже чувствовался запах сигаретного дыма. Ну и влетит же сегодня за это Тане от Киры Геннадьевны, а Кире – от директрисы!

В закутке под лестницей на доске, лежавшей на старых учебниках, сидели трое семиклассников. Из Таниного класса там находился один Рябков.

– Т-а-ак… Курим… Молодцы! – Осокина постаралась вложить в свой голос как можно больше металла. – А ты, Ряба, между прочим, не забыл, что сегодня еще и дежурный? Ну-ка все быстро вон отсюда!

Никто не сдвинулся с места, а Максим Петренко из 7-го «Б» довольно миролюбиво предложил Тане:

– Ты, Осокина, командуй где-нибудь в другом месте. А что тут происходит – не твоего ума дело. Мы же не лезем в ваши девчонские тусовки!

– Точно, Танька, шла бы ты отсюда по-хорошему, – подхватил Ряба и лихо выпустил в сторону струю дыма.

– Ах так?! Мне идти отсюда? По-хорошему? – саркастически переспросила Таня. – А ты ничего не путаешь, Ряба?

Рябков несколько сник, но все-таки еще пытался хорохориться:

– Ничего я и не путаю… Мы вот покурим немного, и я пойду… дежурить… Честное слово! Ты иди, Таня! – И он неопределенно махнул рукой куда-то вдаль.

– Я тебе покажу «Таню»! Я тебе покажу «иди отсюда»! – совершенно рассердилась Осокина и сделала самые «страшные» глаза. – Ты, Ряба, похоже, забыл, что у нас в четверг «контрошка» по геометрии?

– Ничего я не забыл! Иду! – Рябков вздохнул, затушил сигарету и добавил: – Страшный ты человек, Танька. Злостная шантажистка!

– Поговори еще у меня! – бросила ему через плечо Таня, уже поднимаясь вверх по лестнице. – И не забудь у своих приятелей сигаретки поотбирать, а то после геометрии у нас потом и по алгебре контрольная намечается.

Таня знала, что под лестницей теперь все будет в полном порядке, и отправилась проверять пост в гардеробе.

В гардеробе, около большого, во всю стену, зеркала вертелась Любимова, а школьные двери хлопали, и сквозь них взад-вперед сновали ребята и девчонки. Поскольку на улице уже дня два шел и тут же таял мокрый снег, пол в гардеробе был мокрым и затоптанным. Уборщица тетя Валя гоняла школьников шваброй, но это только добавляло всем веселья. Особым шиком считалось ловко перепрыгнуть через ее швабру прямо в процессе гоняния и с утробным криком: «Ки-и-и-ий-я-а-а-а!» взлететь по лестнице на второй этаж.

– Алка! Почему все туда-сюда шляются, грязь с улицы таскают? – рассвирепела ответственная дежурная, забыв на время Венькино к ней равнодушное отношение. – Вы с Антуаном зачем здесь поставлены?

– Разве ты видишь здесь Антуана? – обернулась к Тане Любимова, продолжая невозмутимо расчесывать свой золотистый хвостик.

– Не вижу. А где он?

– Во-о-от и я-а-а не ви-и-ижу… – пропела Аллочка. – Где он, не знаю, а в одиночку мне с этой безмозглой неуправляемой толпой не справиться…

– Ты даже и не пытаешься!

– И не собираюсь пытаться. Еще не хватало, чтобы меня уронили на грязный пол и втоптали в тети-Валину тряпку!

Разозленная Таня подошла к дверям и закрыла их перед самым носом рослого девятиклассника.

– Ты че! – рявкнул он. – А ну отвали! У меня после матеши законный перекур.

– Во-первых, выходить из школы на переменах запрещено, а во-вторых, тот, кому все-таки разрешили выйти, должен переобуваться! – храбро выкрикнула ему в лицо Таня.

– Че ты там пропищала? – картинно приложил к уху руку девятиклассник.

– Что слышал! – Таня решила не сдаваться и не сдвигалась с места. – Выходить из школы во время перемены запрещается!

Аллочка Любимова, моментально забыв про свои недочесанные хвостики, подошла к ним поближе. Она переводила глаза с Тани на девятиклассника и обратно. Ей было очень любопытно, чем такой интересный поединок закончится, а оказать помощь Осокиной ей даже в голову не приходило.