Море Троллей - Фармер Нэнси. Страница 78

— Я больше не понимаю чаек, — пожаловалась Торгиль. — Ну, то есть понимаю, но через слово.

— А ты разве не рада? Тебе же они, помнится, ужас как докучали, — напомнил Джек.

— Ну да… но все равно было здорово.

— В Ётунхейме магия гораздо ближе к поверхности, — объяснил Руна. — Я уверен, что своего дара ты не утратила. Просто теперь тебе придется поднапрячься.

Джек тоже чувствовал, что жизненная сила словно ушла на глубину. Она по-прежнему была здесь, с ним, однако вызвать ее было уже не так просто. Пожалуй, оно и к лучшему, решил мальчик, крепче сжимая в руке почерневший ясеневый посох. А то в Ётунхейме он все время побаивался пускать его в ход. Слишком уж огонь яростен и непредсказуем…

А викинги все плыли и плыли на юг, на ночлег разбивая лагерь на узком взморье. Джек и Торгиль рассказали воинам почти обо всех своих приключениях, умолчав лишь о норнах и об источнике Мимира. История о том, как Торгиль сразила молодого дракона, произвела на скандинавов глубочайшее впечатление — равно как и победа Джека над паучихой. Впрочем, викинги тоже сложа руки не сидели. В придачу к битве с морским змеем (голова его воняла так, что хоть святых выноси) им довелось сразиться с гигантской презлющей щукой.

— Так и норовила меня сцапать всякий раз, как я за водой ходил, — вспоминал Свен Мстительный. — Пришлось наконец показать гадине, кто есть кто.

— Вкуснющая получилась с клюквой! — пророкотал Эрик Красавчик.

Кроме того, пока воины добывали пропитание на берегу, им пришлось схватиться с двумя здоровенными росомахами, а потом еще и с гигантской рысью. А однажды вечерком Эрик Безрассудный прилег вздремнуть под развесистым деревом, а проснувшись, обнаружил, что жирный слизень сожрал всю его рубаху, а вдобавок изглодал кожу на груди.

Чем ближе путешественники подходили к фьорду короля Ивара, тем больше кораблей встречалось им по пути. Рыбаки радостно приветствовали воинов и умоляли разрешить им подняться на корабль и глянуть поближе на морского змея. Эрик Красавчик гордо выпячивал грудь.

«Но с Олафом Однобровым ему вовеки не сравниться, — тоскливо думал Джек. — Никому из них этого не дано».

Наконец корабль вошел в залив; шум моря постепенно стих вдалеке. Волны улеглись; тут и там на берегу Джек различал оленей и кроликов — самых что ни на есть привычных оленей и обыкновенных кроликов. Далеко на севере громоздились увенчанные снегом высокие горы.

«Ётунхейм», — подумал Джек.

Отсюда Ётунхейм казался ненастоящим. А может, таким и был на самом деле…

Вскоре среди холмов замаячили усадьбы; на высокогорных лугах паслись овцы. Вот показалась и пристань, — народу там прибывало с каждой минутой; а еще дальше, на выступе темно-синего камня, тусклого и безжизненного, словно металлический слиток, громоздился дворец Ивара Бескостного. Хейди, Дотти и Лотти встревоженно оглядывали приближающийся корабль.

«Ох, Небеса милосердные, как же мне им рассказать-то?» — с ужасом подумал Джек.

Но в конце концов вышло так, что рассказывать никому и ничего не пришлось. Раз Олафа не видно — значит, его нет. Такого великана попробуй спрячь! Дотти и Лотти громогласно запричитали и принялись раздирать на себе одежды. Хейди же, по обычаю своего народа, скорбела молча. Скакки повел вернувшихся в усадьбу.

— А я ведь его предостерегала, — снова и снова повторяла Хейди, стоя у длинного очага, в центре зала. — Ведь говорила же ему: «Ессли уведешшь мальчика и его сеестру во дворец, обречешь себя на гиибель». Я вииидела, как лежит он в теемном лесу и кровь сердца его впитывается в сырую зеемлю. Бедный мой бестолковщина!

— Ну, все было не совсем так, — мягко возразил Джек.

— Видения никогдааа не исполняются в тооочности. Но суть-то была ясна.

Дотти, Лотти и дети торжественно расселись вокруг очага, вместе с друзьями и соратниками Олафа. Скакки занял высокое кресло отца. Кресло было юноше заметно велико — впрочем, до этого кресла ему вовеки не дорасти. В свои шестнадцать Скакки стал главой семьи.

— Олаф умер так, как сам того хотел, — пал в битве, — произнес Руна своим новообретенным, звучным голосом.

— И погребение у него было достойное самого короля! — воскликнула Торгиль. И неожиданно запела:

В зале воцарилась тишина. На мгновение все словно замерли. Затем Руна произнес.

— Это же настоящая поэзия!

— Но женщины стихов не слагают, — возразил Свен Мстительный.

Все взгляды обратились на Торгиль: все ждали, что воительница по своему обыкновению немедленно впадет в ярость. Но девочка лишь потрясенно опустилась на свое место — и только. Отважное Сердце слетел со стропила к ней на плечо и застрекотал что-то ей на ухо.

— Да я и сама не знаю, как это у меня так вышло, — растерянно отозвалась Торгиль, — но за похвалу спасибо.

— Она разговаривает с птицами, — испуганно прошептал кто-то из детишек помладше. — Мама, она что, ведьма?

Дотти цыкнула на малыша, и тот разом примолк.

— Она — ведунья, — поправил Джек.

— Но она же стихи слагает. Это же неправильно, — не отступался Свен Мстительный.

И вновь все обернулись к Торгиль, ожидая испепеляющей вспышки ярости. И опять ничего не произошло.

— Тооргиль, — промолвила Хейди, по своему обыкновению растягивая девочкино моя. — Ты хорошо себя чуувствуешь?

— Да все с ней в порядке! — вскричал Джек. — Торгиль, дочь Олафа, вольна поступать, как ей нравится. Олаф принял ее такой, какая она есть, а вы почему не можете? Она сражалась с тролльим медведем плечом к плечу с Олафом. Она убила молодого дракона. Она случайно отведала его крови, точно так же, как некогда Сигурд. Вот поэтому она и понимает теперь язык птиц. Она испила из источника Мимира. Вот поэтому она и научилась слагать стихи. Ну почему вы не в силах признать этого?!

Из-под двери задувал ветер; огонь потрескивал и метался в очаге. Звери, вырезанные Олафом на столбах и стропилах, словно ожили и задвигались.

— Ты пристыдил нас, — пробормотал Скакки.

— Я… я не хотел, — испугался Джек. — Просто… просто…

— Нет-нет, ты прав, — проговорил юноша. Он выпрямился в полный рост — вот теперь он и впрямь походил на отца. — Нарекаю тебя сестрой, Торгиль дочь Олафа. Добро пожаловать в наш род.

— А я нарекаю тебя дочерью, — подхватила Хейди. — И Дотти с Лотти — тоже.

Она свирепо зыркнула на младших жен.

Для Торгиль это было уже чересчур. Девочка слишком привыкла быть изгоем. Подобное дружелюбие ее просто ошеломило: она разрыдалась и выбежала вон.

— Куда она пойдет? — встрепенулся Джек.

Все прочие восприняли бегство воительницы как нечто само собою разумеющееся.

— На холм, к королевским псам, куда же еще? — невозмутимо пояснил Руна. — Задира, Волкобой, Ведьма и Кусака ужас как обрадуются. Они же с ней еще не виделись…

— А тепееерь, — протянула Хейди, — расскажиии-ка мне поподробнее, как там Горная королева рыдала над мооим Олафом.

Похоже, Хейди не пребывала в полном неведении-касательно мужниных шашней. Она давно уже взяла на заметку походы Олафа неведомо куда, причем с подарками, и пришла к выводу, что у того завелась еще одна жена.

— Но трольша?! — негодующе воскликнула она. — У бедняги что, вообще вкуса не было?

— Королева очень даже мила… ой! — Джек задохнулся: Руна украдкой двинул его локтем в живот. — Но уродина. Ужас какая уродина! — торопливо докончил он.

Однако Хейди не отступалась, пока Джек не описал Гламдис во всех подробностях.

— Оранжевые лохмы во все стороны?! Девяти футов ростом?! Да еще и клыки?! Мой бестолковщина что, совсем умом тронулся? — кипела Хейди.