Сибирочка - Чарская Лидия Алексеевна. Страница 16
Та только кротко взглянула на него сквозь слезы.
— Прощайте. После такой встречи нам действительно нечего оставаться у вас, — произнес Андрюша с горькой усмешкой. — Пойдем, Шура! Не плачь, мы уже как-нибудь устроимся, — шепнул он на ушко тихо всхлипывающей девочке и повел ее из негостеприимной комнаты, куда с такими надеждами они стремились несколько минут тому назад.
Тетка Анна и розовый мальчик, назвавший себя Никсом, остались одни.
С минуту длилось молчание. Никс первый прервал его.
— Матушка, мы скверно поступили, — произнес он.
— Чем скверно, дитя мое? — спросила Вихрова, и ее резкий, грубый голос зазвучал теперь неожиданно ласково, почти кротко в разговоре с сыном.
— А то скверно, что мы попадемся и пропадем ни за грош, если эти глупые ребята будут сновать по городу и всем и каждому рассказывать о своей судьбе. Лучше бы было их прибрать в сторонку. Ты напрасно встретила их такою бранью и криками. Уже это могло показаться подозрительным детям. И еще напрасно я им сказал про бывшую у нас девочку…
— Но что же было делать, Николаша? Я так испугалась при виде ее, этой девчонки, которая, судя по письму, полученному нами из поселка, считалась пропавшей без вести после гибели моего отца… И вдруг она воскресает снова и появляется здесь, когда… когда… О, Боже мой! Да ведь с одним ее появлением здесь может рушиться все наше счастье!
Женщина говорила в страшном волнении и вся дрожала как в лихорадке.
— Ну, до этого еще далеко, положим… А знаешь, я вот что придумал, мама! — снова заговорил мальчик. — Девочка эта хороша, как картина. Такую смазливую рожицу давно уже разыскивает мистер Билль… Появление такой девочки в клетке диких зверей вызвало бы бурю восторга среди публики… Кстати, мистер Билль этой осенью уезжает со своими львами… Я не могу последовать за ним. Ты меня не отпустишь, да и ни к чему даже. У тебя достаточно денег лежит в твоем сундуке благодаря щедрости нашего благодетеля… Мы уедем куда-нибудь подальше, купим себе небольшую усадьбу и заживем припеваючи… А девчонка эта могла бы поступить в наш театр, к укротителю львов мистеру Биллю. Таким образом мы избавимся от нее и от всяких неприятностей с нашим благодетелем и сделаем приятное мистеру Биллю, которому, я уверен, придется по сердцу это дитя. Мы же, как только моя служба в театре окончится этою осенью, уедем подальше. Деньги у нас есть, и жалеть нам здесь некого, — докончил он свою речь тоном, не допускающим возражений.
— Как некого? А наша бедная Сашута? Ты забыл о ней? — с упреком в голосе проговорила Вихрова, обращаясь к сыну.
— Полно, матушка, что за нежности такие! Сестра Саша устроена отлично. Я первый не прочь быть на ее месте. Тебе ли заботиться о ней?! Наконец, когда благодетель умрет, Саша узнает всю правду и вернется к нам богатой наследницей. Разве это худо?
— Хорошо, Николенька, чего уж лучше! Лишь бы только мне не умереть раньше князя! — задумчиво проговорила женщина.
— О, ты будешь жить еще сто лет, матушка! — весело вскричал Никс. — Свежий воздух в имении, где-нибудь на юге, восстановит твои силы. Только надо устроить это дело с детьми, и как можно скорее! Не дай Бог, чтобы кто-нибудь узнал о нас настоящую истину… Тогда мы пропали… Я беру это на себя. Я попрошу мистера Билля взять девочку, а мальчугана рекомендую директору театра «Развлечение». Он даст ему место, ну, хотя бы простого служителя на первых порах… А там мистер Билль уедет в начале осени в Америку, и ты избавишься навеки и от этой, как снег на голову упавшей к нам, Сибирочки и избежишь большой неприятности. Не правду ли я говорю?
— Ты всегда говоришь правду, мой милый мальчик. Ты всегда прав! — проговорила Вихрова и поцеловала сына, который очень неохотно принял этот поцелуй.
— Ну-с, а теперь я побегу догонять этих дурней! А ты приготовь им поесть что-нибудь, матушка. На пустой желудок, изморенных и усталых, их нечего и думать вести ни к мистеру Биллю, ни к директору театра. Таких усталых заморышей ни тот, ни другой не возьмет!
И, говоря это, мальчик, которого звали в одно и то же время и Никсом и Николенькой, накинул пальто поверх своего странного костюма, закутался в плащ и, бодро насвистывая себе под нос какую-то веселую песенку, вышел из комнаты.
Глава IV
О том, что было пять лет тому назад
Никс скрылся за порогом двери, а Анна Степановна Вихрова погрузилась в тревожные думы. То, о чем она думала, случилось ровно пять лет тому назад.
Был такой же мартовский вечер. Она возвращалась с кладбища домой. На кладбище она только что похоронила мужа, который, будучи портным, кормил до своей смерти семью. Теперь одинокая вдова осталась с детьми без куска хлеба…
С нею шел ее десятилетний сын Николай и четырехлетняя дочь Саша. Весь путь от кладбища к дому Анна Степановна продумала горькую думу: что она будет делать теперь? Чем прокормить детей? Если бы ее отец находился с нею, ей было бы значительно легче. Он бы научил ее своим советом. Но отец находился в далекой Сибири и весь отдался воспитанию той маленькой девочки, которую так чудесно нашел в лесной чаще. Об этой девочке он писал постоянно в своих письмах и просил дочь в случае его смерти принять ее к себе.
Пока был жив муж Анны Степановны, всей семье Вихровых жилось недурно. Теперь невольно приходилось голодать. Правда, старик отец научил Анну Степановну переносить нужду, но о нужде ей меньше всего хотелось думать. Все ее мысли были прикованы к детям, которых она любила безумно. Что будет с ними теперь, после смерти отца?
«Надо идти на место — служить горничной или няней, — решила она тут же, — а детей отдать в приют».
Но мест, где требовались няни или горничные, Вихрова не знала и, помня, что очень часто в газетах публикуются требования на прислугу, купила газету по дороге и принесла ее домой.
Каково же было удивление Анны Степановны, когда она, раскрыв первый лист объявлений, прочла:
«Убитый горем отец, недавно приехавший из-за границы, где он лечился четыре года в лечебнице нервных болезней, убедительно просит еще раз добрых людей сообщить ему о маленькой дочери, четыре года тому назад оставленной на сибирской лесной дороге привязанной к дереву ради спасения ее от волков и исчезнувшей неизвестно куда на следующее утро».
Тут же, дальше, описывались и приметы девочки, и ее одежда, и золотой крестик на ее груди с надписью; «Спаси, Господи, рабу твою Александру». Значился и адрес очень богатого и знатного барина, жившего здесь же, в столице.
Анна Степановна пришла в большое волнение, прочитав эту заметку. Она сейчас же решила, что приемная внучка ее отца и была та знатная малютка, которую теперь, по прошествии четырех лет, разыскивал ее несчастный отец. Первой мыслью было пойти по напечатанному в газете адресу и сообщить отцу девочки, что его дитя находится в Сибири, у старого Степана Вихрова, птицелова сибирских лесов. Но вдруг новая мысль осенила внезапно голову Вихровой. Эта мысль была очень смела и преступна. «Что, если выдать за малютку, дочь богача, мою собственную дочурку Сашу? — вихрем пронеслось в мозгу женщины. — Саша такая же белокуренькая, нежненькая, как настоящая барышня, и зовут ее так же, и лет ей столько же от роду. Все равно отец никогда не приедет сюда с девочкой, а если и приедет, то никому и в голову не придет искать у него ребенка. А Сашу можно осчастливить этим навек. Только надо вбить в голову четырехлетней крошке, что она не родная дочь и что ее привезли из Сибири, где она была у деда с самых младенческих лет. Надо научить ее говорить это людям ради ее же пользы. Богатый и знатный барин наградит ее, Анну Степановну, да еще к тому же ее Сашута будет воспитываться как барышня, будет ходить в шелку и бархате, жить в роскоши и довольстве. И никто не узнает, что Сашута вовсе не та девочка, которую оставили в Сибири…»
Задумано — сделано.
Поделившись этой мыслью со своим десятилетним сынишкой и строго-настрого наказав ему молчать обо всем, Вихрова приодела и приумыла свою Сашутку и, наказав ей, как вести себя, повела малютку по указанному в газете адресу. Ее тотчас же привели к молодому еще, но уже с заметной сединой в волосах, господину, и едва она успела рассказать ему, как ее отец нашел в Сибири, в лесу, привязанного к дереву ребенка и что этот ребенок и есть Сашута, как господин, не помня себя, с рыданием заключил в объятия девочку.