Мечта идеальной девчонки - Щеглова Ирина Владимировна. Страница 8
По обеим сторонам дороги растянулись то ли деревни, то ли дачные поселки, не поймешь. В обе стороны длинные гусеницы из машин. Миновали железнодорожный переезд, свернули налево, подкатили к глухому серому забору. Из-за забора выглядывали крыши.
Папа Андрея выбрался из машины и позвонил в звонок на воротах. Залаяли сразу две собаки. Я сидела и ждала.
Ворота распахнулись, и я увидела стройную молодую женщину, загорелую, с короткой стрижкой, а за ней, в глубине двора, деревянный домик, скрытый желтыми ветками ивы.
«Интересно, где же тут лошади?» – подумала я. Все вышли из машины, здоровались с хозяйкой. Все эти взрослые давно друг друга знают, это было видно. Даже Андрей расцеловался с Ирой – так звали женщину.
– Проходите, проходите, – приглашала она, пока родители Андрея разгружали багажник.
– Вы просто молодцы! – радовалась хозяйка, – как раз сегодня утром я проводила мужа в командировку, и так мне стало грустно. Думала, с ума сойду!
Андрей взял какие-то сумки и направился к дому, я побрела за ним. Но в дом мы не зашли. На лужайке с все еще зеленой травой стояли стол и несколько стульев, мангал, за ними беседка, увитая сухими стеблями дикого винограда. Справа какой-то домик.
Я еще покрутила головой и увидела их. Лошади стояли за проволочной сеткой. Сетка отгораживала часть двора, чтоб лошади могли погулять.
Андрей, бросив пакеты, сразу же пошел к сетке. Он стоял там и смотрел на двух лошадей, спокойно жующих сено. Возле них бегала здоровенная лохматая собака. Едва заметив Андрея, собака бросилась на сетку и стала яростно, взахлеб, лаять.
Я немного постояла у стола, но как только сюда явились взрослые, незаметно, бочком, направилась к узенькой тропинке среди смородинных кустов. Андрей стоял ко мне спиной и не обращал на меня внимания.
– А она не вырвется? – спросила я о собаке.
– Не бойся, забор рассчитан на лошадей, значит, и собака не вырвется, – ответил Андрей.
– Ты любишь лошадей? – я старалась поддержать разговор.
Он пожал плечами:
– Красивые животные…
Да, они были красивые. И еще, очень большие. Я бы не рискнула приблизиться к ним. И потом, меня больше интересовал Андрей.
– Женя говорила, что ты снимаешь кино, – неуверенно начала я.
– Да, я учусь в киношколе, – он ответил просто, как если бы сказал: «Да, я люблю шоколад» или что-то в этом духе.
– Интересно?
– Конечно, иначе бы я этим не занимался.
Я подумала, о чем бы еще спросить:
– А ты давно там учишься?
– Давно…
На лужайке смеялись, разговаривали громко, как никогда не говорят в городских квартирах, только если ругаются, как моя мама.
– Эй, детеныши, – крикнула нам Катя. Очень смешно, она вообще смешная. – Идите фрукты есть!
Я посмотрела на Андрея, он поморщился, но пошел к матери. Я тоже вернулась на лужайку, присела на стул рядом с Женей.
В бокалах было разлито вино. Мне предложили глоточек. Хотелось попробовать, я не отказалась. Взрослые пили вино, заедали его фруктами и шоколадом, говорили о каких-то своих делах, общих знакомых, работе. Андрей ничего есть не стал, буркнул, что хочет пройтись.
– Леру возьми! – напомнила Катя.
Он кивнул.
– Сходите на реку, – крикнула вслед Ира.
Андрей отворил калитку и исчез в высоких зарослях кустарника. Я замерла, но потом смело шагнула следом. И правильно сделала, он протянул мне руку. Там дальше была чуть заметная тропинка, круто сбегавшая вниз к заболоченному ручью.
– Как в сказке, – шепнула я.
Андрей неопределенно хмыкнул. Он шел впереди, помогая мне, чтоб не оступилась. Мы благополучно перебрались через ручей, вышли из зарослей и оказались на поле.
Слева была дорога, по которой мы приехали, а справа – лес. Мы пошли к нему.
– Сколько тебе лет? – спросил Андрей. Я так обрадовалась, что на этот раз он заговорил первый.
– Шестнадцать скоро будет. А тебе?
– Через две недели семнадцать…
– Ты уже заканчиваешь?
– Ага… а ты в десятом?
– Да.
– Ну и как? – равнодушно спросил он.
Что надо отвечать, если парень спрашивает: «Ну, и как»? Меня раньше не спрашивали. Не знаю, мне казалось, раз спросили, надо рассказать подробно. Человек же интересуется. И я начала рассказывать: о нашей школе, классе, учителях. Он не перебивал. Шел чуть впереди и смотрел себе под ноги. У него были такие смешные кроссовки из черной кожи с оранжевыми шнурками.
Мы поднялись на холм, а я все говорила и говорила. Внезапно он оглянулся и сказал:
– Стой, где стоишь.
Я замерла, удивленно уставившись на него. Андрей отступил на несколько шагов и сфотографировал меня.
Вот это да! Значит, я ему понравилась?
– Это у тебя телефон такой? Можно посмотреть?
Он показал мне свой навороченный мобильник с фотоаппаратом, камерой и плеером; кучей каких-то непонятных функций, о которых Андрей говорил с очень умным видом. Я смотрела на дисплей телефона, где едва узнавала себя в худенькой девушке с грустными глазами.
– А почему снимок не цветной? – решилась спросить.
– Мне так больше нравится, – ответил Андрей и снова пустился в объяснения о возможностях своего телефона.
Он еще несколько раз снимал меня: на фоне осеннего леса, со спины, в профиль, сидящей на каком-то бугорке. И каждый раз это были странные снимки: то, как негативы, то снова черно-белые, а то вообще зеленые.
– Ты красивая, – ни с того ни с сего вдруг заявил Андрей, рассматривая то, что у него получилось.
– Спасибо, – я немного растерялась.
– Не за что…
Он снимал и себя. Тоже как-то странно: свои ноги в черных кроссовках с оранжевыми шнурками, лицо среди сухой травы, для этого ему пришлось лечь. Хорошо, что давно не было дождя и земля сухая.
Я снова попыталась рассказать о себе, но Андрей вдруг заявил, что надо возвращаться.
– Солнце садится, – он ткнул пальцем в небо, – скоро начнет темнеть.
И мы пошли обратно.
Пока мы бродили, взрослые успели покататься на лошадях, а отец Андрея приготовил шашлык.
Нас позвали за стол. Шашлык был вкусный, но Андрей ел вяло, потом пожаловался на головную боль. Мама дала ему таблетку и велела подремать. Он ушел в дом, а я осталась сидеть и совершенно не знала, что мне делать.
Начало темнеть. Все немного замерзли, но в дом идти не спешили, решили развести костер. В другое время я, наверное, с удовольствием послушала бы их разговоры о судьбах русской литературы. Да, именно так, взрослые говорили о судьбах русской литературы. Правда, они все время подшучивали. Я слышала, как они упоминают имена людей известных и не очень, как они рассуждают о разных модных произведениях, ругают или хвалят авторов. Оказалось, что и Ирина, и родители Андрея тоже люди пишущие. Все это было страшно интересно, но… Мне хотелось к Андрею, и поэтому я спросила:
– Можно мне в дом?
– Ты замерзла? – спросила Женя.
– Хочешь теплую куртку? – предложила Ира.
– Нет, я лучше в дом! – тихо, но настойчиво сказала я.
– Ну, иди, иди, – напутствовала Ира, – знаешь, где свет включать? Возле двери, с левой стороны.
– Хорошо…
Я вошла на веранду, на ощупь нашла выключатель. Свет загорелся на первом этаже. Маленькая прихожая с вешалкой. Я повесила куртку и увидела в приоткрытую дверь настоящую печь. Заглянула туда и поняла, что здесь, скорее всего, баня. Так все здорово: деревянные полы, широкая скамья у стены. От печки вверх тянется столб из кирпича. Наверное, труба, догадалась я. Когда внизу топится печь, эта труба обогревает заодно и второй этаж. Свет горел везде: в баньке, комнате, кухонном закутке. Наверх вела деревянная лестница. Я посмотрела, там было темно. Андрей все-таки уснул. Мне стало грустно.
Я уселась у стола в глубокое кресло и честно попробовала читать книжку. С этой книжкой тоже вышла история. Когда Женя увидела, что я читаю Хемингуэя, она слегка опешила. А сегодня я укладывала сумку и положила туда именно эту книгу, Сэлинджера решила оставить на потом. Женя не выдержала: