Пленники Барсова ущелья (илл. А. Лурье) 1956г. - Ананян Вахтанг Степанович. Страница 81

Солнце уже заходило, когда они приехали на место. Привязав лошадей к одному из кустов, Арам и Аршак пошли по руслу вниз. На каждом шагу они останавливались, наклонялись. Вот из-под одного камня выглянул угол книжки. Учебник. Но чей? Как узнать, если книжка была вся в грязи, текст почти неразборчив. Они перелистали ее, нашли несколько уцелевших чистых листов. Книжка была русской. Попался отрывок из какого-то стихотворения Джамбула:

Пой от скорби и горя, Джамбул,
Пой печальней осенних рек…

— Что за книжка, Аршак?

— Постой-ка, Помню, это наш Гагик наизусть заучивал. Книжка для восьмого класса, русская книга. Аи, Гагик-джан, где же ты остался? — запричитал несчастный отец.

Так живо вспомнилось ему всегда веселое лицо сына, полные смеха черные глаза, шутки…

— Идем дальше, Аршак, посмотрим. Может быть, еще что-нибудь найдем.

Вслед за родителями своих товарищей примчались сюда сельские пионеры, колхозники, соседи Арама и Аршака. Они тоже прошли до самой реки Араке и тоже нашли несколько книг и тетрадей. Потом все собрались, сели и пришли к заключению, что ребята, проходя по дороге, внезапно попали в несшийся поток и он увлек их и реку.

— Но куда же они шли этим путем? — недоуменно спросил Аршак. — Ведь они писали, нам другое. Какой же, тут Дальний Восток?

Правда, невдалеке была железнодорожная станция. Может быть, вместо того чтобы сесть на полустанке, поблизости от фермы, дети решили пройти на эту станцию и на пути туда были унесены потоком.

Непонятным было только одно: почему они не убежали от него? Ведь вода всегда несется с гулом, с грохотом. Не могли же они не слышать этого!

Позднее всех явился сюда заведующий складом Паруйр и, как всегда, ни с кем не поздоровавшись, заговорил. Градом посыпались слова.

Удивительный человек этот Паруйр! Совсем не такой тяжеловесный и ленивый, как сын его Саркис. Говорит быстро, размахивая руками, быстро ходит, глаза бегают. И сосредоточиться ни на чем не может ни мыслью, ни взглядом. Разговаривая с кем-нибудь, постоянно подмигивает, словно в тайном сговоре каком-то с собеседником. «Не человек, а ветер», — сказал о нем как-то охотник Арам.

Вот и сейчас, горячась и все время моргая, он говорил:

— Кто знает, может, они устали и сели на траву отдохнуть. Поели, а потом прилегли, уснули. Что сонный, что мертвый — одно и то же. Ну, и говорить больше не о чем. Что есть, то есть.

Хотя Паруйр был явно под хмельком, высказанная им мысль многим показалась правдоподобной. Одно только все еще оставалось неразгаданным, странным: как попала на рога козлу шапка Ашота?

Печаль охватила все село в эти дни. Были отложены все празднества, свадьбы. В погребах стояли полные вином карасы, но ни у кого не было охоты до пирушек.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

О том, как в испытаниях укрепляется сердце человека

Когда ветхая дверь рухнула и в пещеру ворвался пьяный медведь, страшная паника овладела ребятами. Саркис дико вскрикнул и кинулся в дальний угол. Шушик ахнула.

— Огонь! Огонь! — закричал Ашот.

Асо бросил топор, который был у него в руках и, схватив из костра охапку горящих веток, кинул ею в медведя.

Медведь с ревом выбежал и, присев невдалеке в кустах, начал облизывать обожженную лапу. Он недовольно ворчал, возмущаясь, по-видимому, тем, что гостеприимная пещера сегодня встретила его так недружелюбно. Ашот, Асо и Гагик, вооружившись пылающими головнями, стояли входа и смотрели на мишку. Им казалось, что сейчас он уже не такой страшный. А Гагик, неожиданно осмелев, бросил в непрошенного гостя дымящую головешку.

— На, ешь! — крикнул он. — Шашлычка захотел?

Головешка упала в снег, зашипела и выпустила под самым носом у медведя клуб дыма. Мишка подскочил и пустился наутек.

— О, да он порядочный трус! И такого-то трусишку вы боялись? — обратился Гагик к Ашоту.

Он так обрадовался своему открытию, что его одолела неуемная охота шутить и смеяться. Это был переломный момент в жизни Гагика — момент, когда детская боязливость начинает уступать смелости, зарождающейся в груди мужающего юноши. И он с радостью чувствовал это.

— Поглядите-ка, я сейчас спалю его шубу! — все больше храбрился парень и, схватив пылающую смолистую ветку ели, кинулся вслед за медведем. — Я и один с ним управлюсь! Вы зачем за мной идете? — крикнул он, хотя товарищи и не думали никуда идти.

Но они поняли своего «отважного» друга (не сразу же человек становится смелым!) и присоединились к нему.

А пьяный медведь тем временем, ломая кусты, в полной растерянности убегал. Он был в таком смятении, что, впопыхах одолевая каменное заграждение, споткнулся и кувырком полетел вниз.

До слез смеялась Шушик, стоя в дверях пещеры, смеялись и мальчики. Послав по адресу медведя несколько нелестных замечаний и угроз, они вернулись в пещеру. Под «баррикадой» лежало пугало. По-видимому, медведь сбросил его, поняв обман, или же сшиб, приняв за человека, кто знает.

— Ну, оно нам больше и не нужно, отнесем в пещеру.

— Нет, Ашот, поставим на место, — возразил Гагик. — По-моему, барс глупее мишки, он не поймет, что это чучело.

И, поднявшись на «баррикаду», он снова укрепил на ней пугало.

Когда все снова собрались в пещере, на Гагика смотрели с таким любопытством, точно впервые видели его. Его худенькое лицо разрумянилось, глаза горели, как угли.

— Венок готов, моя дорогая? — обратился он к Шушик.

— Готов, сейчас принесу.

И она принесла из глубины пещеры ветку вечнозеленой хвои, согнула ее, соединив концы, и торжественно возложила на голову Гагика, а на грудь ему, смеясь, прикрепила сухой, отливавший золотом лист.

— Это тебе медаль «Победителя медведей».

— Ну, шутить не время! — сказал Ашот. — Надо разложить костры у входа в пещеру и ниже, у лестницы, не то медведь от нас не отвяжется. Ведь он чувствует запах мяса.

Ребята живо принялись за работу. Они разожгли костры даже на «баррикадах». Глядя на эти костры, Ашот снова дал волю своему воображению.

«Вот и крепость, — думал он. — Вот из ее башен поднимаются к небу языки пламени, и бдительные стражи стоят на ее стенах».

Яркая фантазия переносила мальчика в иные миры.

Медведь глядел на ленты дыма и то и дело закрывал свои маленькие глазки.

— Вы только поглядите: он совсем как наша Шушик носом клюет! — засмеялся Гагик.

И верно: голова мишки качалась.

В это время где-то в горах вдруг прозвучал выстрел, и эхо его прокатилось по Барсову ущелью. Ашот тяжело задышал, побледнел. Неужели отец? Охотится или ищет их?

В напряженном молчании прошло несколько минут, но выстрел не повторился. Тогда все ребята хором начали кричать:

— Здесь мы, здесь!

Эхо подхватило их крики, умножило и разнесло среди скал.

Снова затаив дыхание, ребята чутко прислушивались. Ответа не было.

Солнце зашло за Большой Арарат и зажгло за ним огни. Их отсветы заиграли в тучах, скопившихся на горизонте. Стало холодно, но ребята продолжали стоять на южной «баррикаде», подбрасывая в костер хворост. Им так хотелось верить в то, что безвестный охотник увидит длинные языки пламени их костра и попытается сойти в ущелье.

Ночь прошла неспокойно. Дневных впечатлений было так много и они были так сильны, что обитатели пещеры не смогли по-настоящему уснуть. Саркис иногда, кричал во сне и, разбуженный своим же криком, в панике вскакивал. Шушик, закрывая глаза, все время видела движущиеся огни, а Ашот и во сне продолжал звать: «Кто ты, кто? Здесь мы, здесь!»

Один только Асо, подложив руки под голову, спал здоровым, крепким сном.

Ночью Ашот раза два выглядывал из пещеры. Было темно. Костры погасли. Все вокруг было удивительно спокойно. Ни звука, ни шороха. «Где-то сейчас наши враги — звери, и что они готовят нам?» — думал он и нетерпеливо ждал рассвета. Ах, как долга декабрьская ночь!