Пленники Барсова ущелья (илл. А. Лурье) 1956г. - Ананян Вахтанг Степанович. Страница 80

— Ладно, жена, — мягко сказал Аршак и вышел из лому.

У Арама он застал деда Асатура и председателя Арута, неведомо как оказавшегося здесь. Как видно, его вызвал старик и сейчас жестоко распекал:

— Ну и хладнокровные же люди! Ребята пропали, а вы? Только тем и заняты, что, как белки, гнездо свое набиваете запасами!

— А что же мы должны делать? — обиженно спросил председатель.

— Что делать? В носу ковырять! — вспылил старик. — Каждый из пропавших ребят пяти таких, как ты да я, стоит. А ты, я слышал, больше о ереванской лавке думаешь, чем о людях!

Кровь прилила к лицу старого охотника, так он рассердился, а рука его инстинктивно тянулась к кинжалу. Так бывало всегда, когда что-нибудь слишком раздражало деда Асатура.

— Огонь-старик, прямо огонь! — прошептал кто-то.

— Да, железо раскаленное, а не человек.

Арут стоял, не поднимая головы, а дед Асатур, отдышавшись и немного успокоившись, сказал:

— Ну, поднимайтесь, Арам и Аршак, собирайте людей, идем в горы. В вашем селе мне дышать нечем — воздуха не хватает. А вон внук мой пионеров привел, — поглядел старик в окно, и морщины на его лице сразу разгладились, а суровый взгляд потеплел. — Да, Сиран-джан, — по-семейному обратился он к хозяйке, — дай мне мой дорожный паек, спать в горах буду, а оттуда прямо домой.

— Почему? Ты что же, не вернешься разве? — обеспокоилась Сиран.

— Нет, в село, где такой бессердечный председатель, нога мой больше не ступит, — коротко отрезал дед и, взяв ружье, вышел из дому.

…Отряды колхозников и пионеров, разбрелись по горам. В надежде найти хоть какой-нибудь след исчезнувших ребят они обследовали все скалы, все расщелины и впадины, но напрасно. По вечерам они сходили в ложбины, ночевали у пастухов, а утром снова поднимались в горы. Они облазили все склоны гор Малого Кавказа, глядящие на Арарат, осмотрели все балки, все щели, все нагромождения камней, но никому и в голову не пришло заглянуть в Барсово ущелье. А ведь сколько раз подходили они к его границам, проходили вдоль них! Но можно ли было подумать, что Ашот с товарищами пошли туда, куда и летом не осмеливались заглядывать самые смелые люди?

Поиски были безнадежны. Арам предложил пионерам вернуться в село, а колхозникам и охотникам сказал:

— Благодарю вас всех, мой дорогие, благодарю и тебя, дед Асатур. Вы сделали для нас все, что могли, и дальнейшие ваши мучения бесполезны. Возвращайтесь в свои дома. Я один останусь на ферме, буду подниматься с пастухами на горные пастбища. Может и откроется где-нибудь дверь, за которой скрывается мое счастье.

— Нет, нет, Что ты говоришь, Арам! Я не так понимаю дружбу, — взволновался старик охотник.

Ни под каким видом не соглашался он вернуться в свое село, и все же Арам уговорил его, тем более что необходимо было проводить домой Грикора.

Поцеловав своего младшего собрата, старик философски сказал:

— Человек в этом мире всегда живет надеждой, Арам. И ты ни на минуту не теряй ее. Белый свет свидетель: дети живы.

— Да возблагодарит тебя небо за сердце твое, дядя Асатур! Доброго тебе пути.

Он проводил деда и его юных спутников до самой Агриджа-горы, затерянной высоко среди облаков, и вернулся на ферму.

Арам, оставшийся у пастухов, не знал ни сна, ни покоя. Он, пожалуй, до весны не вернулся бы в село, если бы не неожиданный случай, положивший конец его метаниям.

Та часть Араратской долины, которая простирается напротив Барсова ущелья, как уже говорилось, была пустынной. Лишь вдоль левого берега Аракса тянулась узкая полоса кустарников и камышей. Да и этой зелени тут, пожалуй, не было бы, если бы каждой весной Араке не затоплял прибрежные пески. Но эта пока еще безжизненная земля — всего лишь малый участок той былой большой пустыни, которая в последние годы покрылась виноградниками и плантациями хлопка.

С двух сторон культурные земли обрамляют этот кусок пустыни, с нетерпением ожидающий жизни, но еще бесплодный. В летнюю жару на нем встретишь лишь верблюжью колючку да полынь с ее серебристыми волосками и опьяняющим ароматом.

Пышная растительность встречается здесь только вдоль русла загадочного потока. Начиная от нижнего края скал, окружающих ущелье, до кустарников на берегу Аракса тянутся три узкие полосы. Средняя, каменистая, серая, — это путь потока, а по его берегам — полосы пыльной желтой травы. Стебли ее, теперь сухие, жалобно посвистывают на холодном декабрьском ветру.

Едва только сходит снег, как к этим желтым полосам устремляются все копытные, а раньше всех — муфлоны.

Пастух Авдал разделил выпасы колхозной фермы на отдельные участки и, соблюдая очередность, перегонял скотину с одного на другой, пока не дошел до целины. Здесь он остановился.

Охотясь с Арамом за козами, Авдал набрел на обильные травы, выросшие на берегах потока, и решил привести колхозные стада сюда.

Овцы паслись, утопая в море рыжей травы, а Авдал сидел в стороне на камне, и свирель его в такт думам мягко звучала в чистом зимнем воздухе.

У курдов есть обычай водить за стадом одного-двух ослов. Ослики возят на себе немудреное походное имущество пастуха и хурджины с едой. А когда где-нибудь на лугах ягнятся овцы, новорожденных кладут в хурджины, и спокойное животное, мягко покачивая ягнят на своей спине, осторожно приносит их на ферму. Иногда осла нагружают собранным в лесу хворостом — незачем животному, привыкшему носить на себе грузы, возвращаться домой пустым.

В один из дней, перед заходом солнца, Авдал попросил своих товарищей, молодых пастухов, набрать в каменистом русле потока сушнику.

Когда пастухи набрали хворосту и начали грузить его на ослов, откуда-то снизу прибежала одна из собак. В зубах у нее было старенькое курдское аба. Собака принесла его прямо Авдалу. Умные глаза ее, казалось, говорили: «Погляди-ка, не нашего ли Асо это аба?»

Сердце пастуха затрепетало. Он вертел в руках грязную, затвердевшую одежду сына, и ему было так больно, что хотелось кричать, всему миру рассказать о своей потере.

— Где нашел ты ее, Чало-джан, где? — глотая слезы, спрашивал он собаку.

Авдала окружили товарищи. Осмотрев аба, они похолодели: да, это одежда Асо.

— Пойдем, — сказали они собаке. — Пойдем, Чало-джан, покажи, где ты это нашел.

Собака поняла и повела их. Они прошли по следам пронесшегося потока, пересекли дорогу, ведшую из Айгедзора в Ереван, и остановились у изломанного водой куста. Чало глазами показал на него — здесь он нашел куртку.

— А это что такое?

Один из пастухов наклонился и извлек из ила какую-то книжку. Потом нашли и размокшую тетрадку, одним концом торчавшую из грязи.

— Эй, вах, эй, вах, унес ребят поток! — покачал головой потрясенный находками отец.

И, опустившись на край русла, закрыл лицо руками.

После долгих скитаний вернулся в село охотник Арам — вернулся с почерневшим от горя лицом, с болью в сердце. Предчувствуя неладное, он вошел в дом и, увидев исхудавшее, позеленевшее лицо жены, ее побелевшие от горя волосы и запавшие глаза, тяжело опустился на стул.

— Нет нашего Ашота, — с рыданием вымолвила жена.

Глаза ее были сухи — выплакала все слезы. Только худые плечи вздрагивали.

— Скажи так, чтобы я понял, — пробормотал Арам.

— Поток унес… унес ребят…

— Какой поток?

— Адом посланный.

И женщина рассказала о вещах, найденных пастухами.

— Вот все, что осталось от нашего Ашота. — И она притянула грязную тетрадь сына.

С трудом сдерживая себя, Арам, поднялся, пошел на — колхозную конюшню и, оседлав двух лошадей, отправился к Аршаку.

— Сядь, едем, — сказал он.

Аршак вышел ему навстречу с красными, опухшими глазами.

— Куда? — с трудом шевеля губами, спросил он.

За какой-нибудь час этот крупный, сильный человек словно стал меньше, мощные плечи его обвисли.

— Поедем туда. Там посмотрим. — Аршак безропотно сед на лошадь, и они направились в те дурной славы места, с которыми до сих пор у айгедзорцев не было связано ничего, кроме страха и несчастья.