Приключения мальчика с собакой - Остроменцкая Надежда Феликсовна. Страница 46

Растянувшись на горной тропинке, с перевала двигалась к кузнице вереница людей, ведущих на поводу нагруженных мулов. Впереди этого каравана ехал на осле человек в темном хитоне.

— Что за люди там спускаются? — спросила женщина, останавливая осла.

— Наверное, наш домоправитель. Вон для него и петорита стоит. Теперь я уж все равно, что на месте. Да помогут тебе боги благополучно добраться и найти изобилие в доме твоей сестры.

Раннее возвращение Хризостома спутало все планы Александра. Что с перевала спускается именно он, не подлежало сомнению. Теперь невозможно взять лошадь. Как же быть? Подождать, пока Хризостом подъедет к кузнице, и попросить у него осла?… Это долго. Да и опасно домоправителя обманывать. Ему не скажешь, что вилика послала его со спешным поручением, а лошади не дала. Хризостом может потребовать от вилика отчета, и тогда выяснится, что Александр солгал; а за ложь полагаются плети.

Вон чернеют на песке у кузницы тени двух всадников. Попросить лошадь у них?… Но они, кажется, не собираются здесь задерживаться, иначе слезли бы с коней. Не стоит и время тратить на разговор с ними. Он подбежал к рабу Станиенов, который, лежа в петорите, глядел, как паслись выпряженные лошади.

— Эй, Кастик, вилика (для пущей важности Александр назвал мать должностным именем) посылает меня к отцу и велела взять у тебя одну лошадь.

— А я что же — на себе повезу домоправителя? Вон он уже спускается с перевала.

— Конечно, теперь нельзя, — согласился Александр. — А не знаешь ли, у кого бы здесь раздобыть коня?

— Попроси у Германика. Недавно он купил себе клячу. Александр побежал в кузницу. Один из помощников Германика стоял у мехов, раздувая в топке огонь; другой нагревал брусок; третий, зажав щипцами, поворачивал раскаленный брусок на наковальне, а сам Германик, рассыпая при каждом ударе искры, бил молотом так ловко, что железный брусок под его ударами превращался в топор.

— Эй, Германик! — Александр остановился в дверях. — Дай мне твою лошадь, вилика посылает меня к отцу, а…

Не прекращая работу, кузнец прервал Александра:

— Знаю я эти проделки. Прокатиться верхом захотелось?

— Ничего подобного! Мать посылает меня к отцу на конские пастбища.

— Если бы вилика тебя посылала, она и коня тебе нашла бы, — спокойно ответил Германик. — Сознайся лучше, что соврал. А лошадку я тебе не дам — она уже не молоденькая, чтобы на ней по таким скверным дорогам носиться.

Александр вздохнул.

— Слушай же… Клянусь моим гением-покровителем, что говорю правду! Хозяин приказал сегодня вечером бичевать Клеона, а он ни в чем не виноват…

— Какого Клеона?

— Сицилийца. Он немного старше меня. Ты его видел: Он приехал на виллу с молодым господином. У него еще такая замечательная собака была… огромная, как теленок…

— Какую-то собаку припоминаю, — отозвался кузнец, — а мальчика что-то не заметил.

— Он мой друг, и я спешу к отцу, чтобы он скорее ехал домой и упросил господина отменить бичевание.

— Твой отец — вилик. Значит, прежде всего он обязан блюсти интересы хозяина. А ты воображаешь, что он бросит все дела и поскачет спасать какого-то мальчишку!

— Но господин несправедливо приказал его бичевать! Он даже не выслушал его.

— А хотя бы и так. Твой сицилиец — раб, как и мы с тобой. Если господин пожелает спустить с нас шкуру, он это сделает. А разбирать, справедливо это или несправедливо, не наше дело. Так-то, дружок…

— Кузнец прав, — раздался за спиной Александра мелодичный голос.

Мальчик обернулся, ожидая увидеть женщину. В двух шагах от него стоял всадник в грубом солдатском плаще, из-под которого выглядывала позолоченная кольчуга. Голову всадника покрывал солдатский шлем. Александр подумал, что это переодетый контуберналий, [102] которого римский военачальник послал к перевалу с поручением.

— Скажи мне, кто твой господин, — продолжал всадник, — и, если он мне знаком, я попрошу его за этого раба… или попробую купить твоего друга.

Сын вилика молча рассматривал незнакомца, удивляясь его певучему голосу, завиткам золотистых волос, выбивавшихся кое-где из-под шлема, и до смешного маленьким ногам, обутым в солдатские калиги, из-под ремней которых выглядывали розовые пальцы. Всадник походил на переодетую девушку и, несмотря на солдатскую одежду и пыль, покрывавшую его с головы до ног, казался нарядным.

— Я тебя спрашиваю, мальчик, — повторил он: — кто твой господин?

— Сенатор Гней Станиен.

— О-о! — разочарованно протянул всадник. — Толстяк Станиен… Не очень-то он меня жалует. Все же, как только освобожусь от дел, приеду с ним поторговаться.

Александр широко раскрыл глаза, услышав, что какой-то приезжий так бесцеремонно обзывает его хозяина толстяком.

— Но, в таком случае, я, кажется, знаю твоего друга! — живо сказал юноша. — Германик, выйди-ка, посмотри, что это за люди спускаются с перевала. Уж не Хризостом ли?…

Германик вышел на порог и из-под руки стал вглядываться в приближающийся караван.

— О господин! — Александр умоляюще сложил руки. — Дай мне твою лошадь! Она тебе сейчас не нужна, а я мигом промчусь к отцу и прискачу обратно.

— Да, это домоправитель, — подтвердил кузнец.

— А ты говорил, что он приедет только к вечеру! — с досадой крикнул юноша. — Как же теперь быть?

Германик виновато развел руками. К юноше подъехал его спутник.

— Тшш… Спокойнее, господин… — многозначительно взглянув на юношу, сказал он. — Поспешим домой — мы ведь покончили здесь со всеми делами.

Александр коснулся маленькой ноги всадника:

— Господин…

— Ну что ты пристал, мальчуган! — рассердился юноша. — Мне надо ехать. Садись сзади, я подвезу тебя.

Караван Хризостома приближался. Кастик вылез из петориты и стал запрягать лошадей. Александр опасался попасться на глаза Хризостому. Но неужели предоставить Клеона его участи?…

— Не задерживай нас, я спешу! — Юноша лукаво подмигнул Александру. — Я обязательно приеду и выкуплю твоего друга у толстяка Станиена.

Часть четвертая

Глава 1. Возвращение вилика

Александр и Береника стояли рядом, опершись о перила террасы, выходящей на дорогу.

— Как я рад, что Лев жив! — сказал Александр. — Не понимаю только, откуда у тебя взялись силы, чтобы дотащить его до пастбища! Сознайся: тебе кто-нибудь помогал?

Береника покраснела. Она не любила лгать, но ей не хотелось говорить, что ей помог Гефест.

— Ну, помогал… Ну конечно, помогал… Один мой друг… — Видя, что брат хитро прищурился, она зарделась еще больше, и чтобы избежать расспросов, быстро заговорила: — Льва спрятали пока на пастбище. Ночью мы вместе пойдем за Львом и спрячем его еще лучше… Странно, что юноша, которого ты встретил на дороге, так долго не едет… Он очень молод?

— Видно, что еще ни разу не касался бритвой щек.

— Ну, значит, его не пустила мать… И почему ты не поговорил с Хризостомом? — посетовала девушка.

— Сама бы пошла и поговорила! — огрызнулся Александр. — Посмотрела бы ты, как он спешил к господину! Он и слушать меня не стал бы. Вот выйдет от хозяина, тогда скажу.

Он хмурился и кусал губы, волнуясь, что ничего еще не сделано для Клеона, а день близится к концу и с ним приближается час экзекуции. Понимая огорчение брата, Береника умолкла.

Не зная, откуда мог появиться юноша, с которым Александр повстречался у кузницы, брат и сестра смотрели то в одну сторону, то в другую. По всем тропинкам, закончив дневной труд, возвращались на виллу усталые рабы. Только дорога к кузнице Германика была пустынна, как серая река среди зеленых берегов.