Город без памяти (с иллюстрациями) - Булычев Кир. Страница 30

Братья-близнецы поклонились этому зданию, приложив руку к сердцу, воины гладили себя ладонями по щекам. Наверное, решила Алиса, это местный собор.

За собором с площади открылся вид на море. Вернее, на море и на небо сразу — они были голубыми и сливались на горизонте так незаметно, что не догадаешься, где кончается вода, а где начинается воздух.

С этой площадки открывался другой мир, он был шире, душистее и даже теплее. И теплота в нем была наполнена упругим ветром, который мог разгуляться, набрать силу и впитать в себя просторы моря, пышность облаков и запах соли…

Море было пустым. Только у берега, куда сбегали кривые узкие улочки, чернели полоски рыбачьих лодок, а далеко, у самого горизонта, виднелся одинокий белый парус.

Занудные, скучные и пыльные запахи города сразу исчезли…

Единороги замерли, глядя вперед, — возможно, они никогда еще не видели моря и не знали, какие бывают в мире просторы. Один из единорогов легонько ударил золотым копытом по камню, и из камня вырвался столб искр. Братья тоже не двигались и тоже молча глядели вперед; они были лесными жителями, а в лесу горизонт всегда закрыт деревьями, мир огражден зелеными стенами.

Сзади слышалось дыхание воинов. Но никто не сказал ни слова.

И неизвестно, сколько бы длилась эта сцена, если бы не пронзительный голос Вери-Мери:

— Поклоны, поклоны, мы не можем задерживаться!

— Проклятие! — Левый Крот ударил единственным сапогом в бок единорога, тот недовольно дернул головой, но подчинился и медленно начал спускаться вниз.

Они долго ехали по улицам, кривым и вблизи совсем не таким приятным и веселым, какими казались с верхней площади. Они были пыльными и грязными, там стояла вонь от жаровен, бродили облезлые псы, из-за покосившихся заборов вылезали цепкие колючки кустов, в пыли возились грязные детишки. Море часто пропадало из виду, но присутствие его все равно ощущалось — сейчас откроется за поворотом, сейчас блеснет между кустов.

Минут через десять они выехали на большой плац, окруженный некогда роскошными, а теперь запущенными и полуразрушенными строениями. На фронтоне одного из них, над колоннами — пять на месте, шестая рухнула и валяется, рассыпавшись на каменные бочонки, — выбиты слова: «Музей искусств». Перед музеем — деревянные ящики, затянутые с одной стороны решетками. В ящиках скорчились голые люди. К столбу, врытому в землю перед входом в музей, был привязан человек, два других полосовали его бичами, и после каждого удара на спине несчастного вздувалась красная полоса.

— Что там? — спросила Алиса.

— Тюрьма, — ответил Левый Крот равнодушно.

— Тюрьма? А раньше что было?

— Здесь всегда была тюрьма, — откликнулся Вери-Мери, что семенил рядом с единорогом, стараясь не отстать. — Там даже написано: «Тюрьма». — И он показал потной ручкой на надпись: «Музей искусств».

— Кто вам сказал? — спросила Алиса.

— Все знают, — ответил Вери-Мери.

Рыцари свернули к другому, самому большому на той площади дому. И не надо было быть мудрецом, чтобы догадаться, что там когда-то был театр: над широким входом, к которому вела пологая лестница, виднелись полустертые изображения поющих и танцующих фигур.

Сейчас сбоку от лестницы к невысоким столбикам был прибит длинный брус — коновязь, стояли привязанные к нему лошади, одни под попонами, другие с разукрашенными седлами, рядом лежали носилки. Вокруг толпились слуги и воины.

Кроты спрыгнули с единорогов, появление которых вызвало оживление среди челяди и охраны.

Воины Кротов отвязали и положили на землю статую «Читательницы». Вери-Мери осмотрел Алису и остался недоволен.

— Она одета не так, — сказал он.

— Так раздень ее, — отмахнулся Левый Крот.

Кроты волновались, они боялись того, что ждет их, но скрывали страх за грубостью. Кричали на воинов, топали, говорили громко.

Вери-Мери рванул Алису за рукав серенького платьица, что дала ей Речка, которое она надела поверх комбинезона.

— Это сними! — приказал он.

Алиса не выносила, когда ее хватают даже за рукав. Разумеется, старших бить нельзя… Но тут она не выдержала, схватила пигмея за руку, вывернула ее назад и сделала ему подсечку. Пигмей взлетел в воздух и шлепнулся задом о каменную мостовую.

Как он взвыл! Рыцари схватились за мечи, слуги и воины, окружившие их, захохотали. Никто не любил Вери-Мери.

— Убью! — завопил пигмей, поднимаясь и потирая ушибленный копчик.

— Только попробуй! — ответила Алиса.

— Хватит шуметь, — сказал Левый Крот. — Пускай остается как есть. Еще не хватало нам устраивать драки перед дворцом Повелителя.

По лестнице к ним уже спешил какой-то поклон, на лице которого были нарисованы желтые и зеленые круги, в ушах висели тяжелые медные серьги, длинная розовая тога развевалась, как облако.

— Что за шум?! — закричал поклон. — Вы забыли, где находитесь?

— Мой слуга нечаянно упал, — сказал Левый Крот. — Это больше не повторится.

Правый Крот промолчал, но Алиса увидела, как побелели его пальцы, которыми он схватился за рукоять меча.

— Так чего же вы здесь прохлаждаетесь? — сердился вельможа. — Все уже собрались. Как докладывать?

За его спиной стояли два стражника с обнаженными мечами.

— Доложи: Великие и Кровожадные Кроты, бароны леса, — сказал Правый Крот, — прибыли просить защиты, милости Повелителя и принесли с собой дары.

— Кроты? Вам запрещено входить во дворец, — сказал вельможа. — Вы нарушили мир в столице и, предательски напав из-за угла, убили знаменитого и величественного поклона Червяка Самоготолстого.

— Клевета! — воскликнул Левый Крот. — Чье слово против нашего?

— Слово его воинов.

— Слово воинов — грязь и ничтожество перед словом поклонов, — сказал Правый Крот и решительно пошел к лестнице.

— Стойте, ждите! — Вельможа отступал перед рыцарями, которые решительно шагали вверх по ступеням.

— А вы за нами! — обернулся Левый Крот к воинам и Алисе. — Девчонка, статуя — все здесь?

Вельможа повернулся и кинулся внутрь театра.

Стражники, хоть и держали мечи перед собой, медленно отступали, не смея напасть на знаменитых разбойников.

Так они и прошли через холл театра, где сохранились окошки, над которыми было написано «касса», мимо холла с остатками гардероба.

Тут их ждал следующий заслон. Это были воины громадного роста в кольчугах и стальных шлемах. На плече каждого, вцепившись когтями в кожаную подушечку и уставившись желтыми злыми глазами на пришельцев, сидел орел. В руках они держали раздвоенные на концах короткие мечи.

Между воинами стоял длинноносый старик с острой седой бородой, на голове которого возвышалось чучело попугая.

— Остановитесь! — произнес старик. — Вы нарушаете тишину дворца. Нам не нужны разбойники в нашем великом и культурном государстве.

— Мы требуем, — сказал Левый Крот, — чтобы нас провели пред сверкающие очи Радикулита Грозного, нашего господина и покровителя.

— Вы нарушили закон!

— Закон? — сказал Левый Крот. — Закон устанавливают благородные поклоны. Пусть судит нас сам Повелитель.

— Тогда отдайте оружие, — сказал старик, — и вас выслушают.

Братья переглянулись. Они колебались. Но впереди стояли стражи в кольчугах, с орлами на плечах.

— Разрешите нам взять с собой подарки Повелителю? — спросил Левый Крот.

— Подарки всегда разрешается брать, — согласился старик.

Мечи братьев звякнули об пол. Их воины, что несли Белую Даму, тоже положили на пол оружие.

Старик подошел к дверям, над которыми была надпись: «Партер», распахнул их и воскликнул:

— Рыцари лесного замка, кровожадные зубастые Кроты приползли на брюхе просить милости и прощения Повелителя Радикулита Грозного.

Голос его гулко разносился по зрительному залу.

В ответ послышался гул многочисленных голосов. Затем голоса стихли и послышался низкий хриплый голос:

— Пусть войдут.

Они вошли в зрительный зал.

Давно в нем не играли спектаклей. Давно уже упали, сгнили портьеры, слезла бархатная обивка с кресел, да и кресел почти не осталось. Лишь десятка два, кое-как сбитых и починенных, обтянутых мешковиной, стояли полукругом в пустом и гулком зале. В креслах сидели поклоны.